Черняев 1989 - Неизвестно

Общее у всех и другое - персонификация нашей реформы. Все апеллируют к личности. Вот, если бы Горбачев сделал так-то и так-то. Если бы он решился на то-то и то - то., если бы провел такую-то меру и е1е.

Но беда заключается в том, что Горбачев уже не властен ничего решительного сделать, даже, если бы и решился. И не потому, как они там на Западе думают, что существует еще Лигачев, аппарат, бюрократия, а потому, что у Горбачева нет механизма приведения в жизнь своих решений. Их некому проводить. Партию уже не признают в качестве начальства. Советы по-прежнему беспомощны. Хозяйственники - между двух стульев: и указаний сверху не поступает, и свободы распоряжаться собой нет. И не знают к кому тыркаться, чтобы их предприятия функционировали во взаимосвязи с другими, иначе они просто встанут. Аппарат на всех уровнях деморализован или, скрестив руки ждет, когда все это завалится. Номенклатуре все равно уже терять нечего.

Горбачевский лозунг «включить человека» повис: наш человек без поводыря оказался заброшенным. И озлоблен, потому что ничего нет и не у кого теперь просить и требовать, остается только кричать и поносить.

Опасно поднимает голову рабочий класс. И в лидеры его выводят профсоюзники и партийные боссы райкомовского звена, которые поняли, что места им (на предстоящих выборах) могут спасти только махровый популизм и демагогия, нацеленные на самый верх. Митинги разных «фронтов трудящихся» проходят под транспарантами: «даешь марксизм- ленинизм!», «перестройку - по-социалистически, а не по-капиталистически» и т.п.

А М.С. продолжает заигрывать со всякими Яриными (рабочий вожак из Кузбасса). На митингах требуют этого Ярина ввести в ПБ. И здесь идеология подставляет ножку перестройке, не только в экономике и гласности.

Егор Яковлев позвонил мне. Просил, чтобы М.С. принял его, Гельмана, Адамовича и Климова. Я написал Горбачеву записку об этом. В субботу он долго говорил мне по телефону, что передать Егору. Очень хвалили всех четверых, каждому дал точную характеристику, обещал с ними встретиться, но сейчас нет ни минуты, а он хотел бы поговорить всерьез, тем более, что, как мне объяснил Егор, они намерены «раскрыть Горбачеву глаза» на реальную идеологическую ситуацию в Москве. М.С. велел мне пока разъяснить Егору и Ко, чтобы они не паниковали, чтобы постарались его понять: его главная задача - спасти курс и от правых и от леваков. И те и другие ездят по стране и поднимают народ против Генсека, против перестройки. Если это им удастся, тогда конец.

Думаю, он понял, наконец, опасность Яриных, но гнев свой обращает против Ю. Афанасьева и его компании, хотя и сделал после «встречи с прессой» ход конем: снял другого Афанасьева (Виктора) с поста редактора «Правды».

Сегодня на сессии Верховного Совета опять Горбачев выступил против избрания его президентом всенародным голосованием. «Видели мы, куда заводят спасители отечества», - заявил он. Я смотрел в это время на лица депутатов: насмешливые, ироничные. Его перестают брать всерьез с его нескончаемыми призывами: «давайте жить дружно», «мы на правильном пути, а это главное» и т.д.

Сам он этого вроде не чувствует. По-прежнему верит в свою способность убеждать кого угодно. По-прежнему ведет себя с Верховным Советом и с другими претендентами на власть патерналистски. Читает морали и увещевает, берет на себя «окончательные выводы» из того, что говорят другие и что обсуждают.

29 октября 89 г.

25-27 октября в Финляндии. Ошеломляет успех Горбачева. Он объединяет все темпераменты. Разгадка - не только в его личном обаянии и умении почти безошибочно найти оптимальный вариант, как с кем общаться, что говорить. Покоряет его откровенность о нас самих, в том числе его разидеологизированность, хотя это перестает уже работать: все и так всё у нас видят.

Второе впечатление - мы отстали безнадежно. Правда, некоторые на Западе предсказывают советское экономическое чудо, если мы пойдем, наконец, «их путем». Но и в этом случае нам нужно не менее 10 лет. М.С. упустил время, все осторожничал, все боялся за социалистические ценности, хотя и понимал, что ценности эти - уравниловка, социальный эгоизм, иждивение на шее государства.

А теперь эти соцценности оборачиваются против него, потому что возникает рабочее движение со своим естественным, тредъюнионистским законом: «дай мне, а на остальное наплевать».

Финляндия - не знаю, в Японии не был, - но то, что здесь - это, действительно, современное цивилизованное общество, благополучное и высокоразвитое, без разницы между столицей и каким-нибудь провинциальным городком Оулу.

Визит проходил на фоне политических забастовок в Воркуте и гражданской войны вокруг Карабаха. Когда показывают по телевидению наших там солдат, перестаешь что-либо понимать: по ним стреляют, против них вооруженные засады, местная власть их не пускает, куда не хочет пускать, и они ничего не могут поделать.

Горбачев спокоен. И весь мир этому удивляется. Ставит ему в заслугу. Опять он, будучи в Финляндии, развивал свои идеи нового мышления, продолжает расширять его содержание по сравнению с речью в ООН и в Страсбурге.

Третье впечатление сугубо личное. Мне перестает хотеться ему служить. Конечно, всегда можно себя успокоить тем, что ты служишь не ему, а делу - стране, миру, чтоб не было войны, чтоб здравый смысл победил у нас милитаризм и нашу милитаристскую психологию. И т.д. Но все таки, служишь ты именно ему. Конечно, он очень крупная фигура, политик мирового класса, сумел использовать все, что только можно для действительно коренного и уже необратимого изменения ситуации. Но его мысли и его действия при выходе во внешний мир нуждаются в огранке. Иногда он и в чужих мыслях нуждается. И вот этим занимаюсь я. Не всегда один. При подготовке материалов для него, участвуют МИД, Международный отдел ЦК, академические институты и другие ведомства. Но они дают полуфабрикат, окончательный продукт выпускаю я, окончательная форма принадлежит мне, а в таких вещах форма, действительно, содержательна - каждое словосочетание имеет значение. И именно я сочиняю сообщения для печати о его встречах с представителями западного мира. По ним, по этим публикациям мир судит, что имело место. Его встреча с кем бы то ни было становится политической акцией тогда, когда она вышла в печать. У нас эта форма, изобретенная мной, заменяет интервью, которые дают иностранные собеседники Горбачева прессе по окончании встречи.

Не думаю, что всего этого Горбачев не понимает. Но за четыре года, как я при нем, он ни разу ни мне самому, ни тем более другим, никак это не «обозначил».

Вчера был у Брутенца в больнице на Мичуринском. Он с инфарктом, который у него случился в Дублине. Проговорили часа полтора - о том, прежде всего, куда мир катится, и что на этот счет думает Горбачев. Я высказал свое убеждение, что М.С. искренне верит в свою формулу: «социализм - творчество масс». Вот пусть они и творят, а что получится, посмотрим.

Карэн согласен, но добавляет: нужно при этом все таки и управлять.

Я ему: а как управлять, когда нет механизмов для этого? План можно, конечно, составить, но никто теперь не захочет жить по какому-то ни было плану - нажились по планам! Да, если бы и захотели, уже не смогут. Мы достаточно убедительно доказали всем и самим себе, что общество по плану развиваться не может. Государство - может.. .до какого-то момента, пока окончательно не оторвется от общества.

Поговорили мы и о том, что М.С. все больше включает личностный момент в кадровую и вообще политику. Это его дискредитирует. Самые опасные симптомы личностной реакции - отношение к Ю. Афанасьеву, делу Старкова, дифирамбы в адрес Ваньки Фролова и сам факт, что этого своего помощника он назначает редактором «Правды».

За пару дней до поездки в Финляндию, приходил ко мне А.Н. Яковлев. У него та же тема горбачевской неблагодарности. За пять лет совместной работы и даже за то, чему Яковлев был инициатором, он не получил ни одного «спасибо». Дружеское расположение, доверие (а иногда игра в доверие) - это да. Но так, чтобы «отличить» или воздать - ни-ни. Дело скорее всего в том, что Горбачев не хочет ни перед ПБ, ни перед ЦК, где Яковлева ненавидят, ни перед обществом идентифицировать себя с ним и тем самым окончательно противопоставить себя Лигачеву. Держит А.Н. как бы «для себя»: что-то может подсказать, посоветовать, что-то написать по поручению.

А.Н. жалуется: во время перестройки все бывшие и нынешние члены ПБ выступали с докладами к 7 ноября (годовщина Октябрьской революции) или к ленинским дням. Яковлеву это ни разу не было поручено. И на этот раз Горбачев назначил для доклада новоиспеченного члена ПБ Крючкова. А.Н. переживает. И в который раз «советуется» со мной - не уйти ли ему в отставку. Я, конечно, протестую, хотя понимаю, что туто с его стороны - желание выплакаться. Но и по делу: если он уйдет, тогда уж явно все поймут, что гласности конец и что Г орбачев, действительно, начинает повторять Никиту.