Настоящий врач скоро подойдет. Путь профессионала: пройти огонь, воду и интернатуру - Мэтт Маккарти

– Ответ – нет! – прокричал он в трубку. – Карл Гладстон принимал антикоагулянт от тромба в ноге. Когда он упал и ударился головой на занятии, – продолжил Сотскотт, едва сдерживая себя, – у него в мозге открылось кровотечение.

Я закрыл глаза.

– И я знаю, что вы в курсе про его падение, потому что написали про ссадину на голове.

– О… нет, – тихо сказал я, отвернувшись от Байо.

– О да. И когда вы осматривали пациента, доктор Маккарти, кровь заполняла его мозг и начинала сдавливать его черепные нервы.

Я не мог дышать.

– Однако в ваших записях ничего об этом не говорится. Ваши записи вводят в заблуждение. Тем самым вы оказали ужасную медвежью услугу.

– Я…

– Сколько времени было потеряно впустую? – спросил он.

– Я очень сожалею.

Мне хотелось спрятаться. Мне хотелось исчезнуть. Мне хотелось убежать, но деваться было некуда. Я был в ужасе от мысли о том, что сделал с Карлом Гладстоном. Прошло уже больше суток с тех пор, как Крутой поручил сделать ему томографию головы. Неужели все это время у него продолжалось кровотечение? Он запросто мог умереть. У меня подкосились ноги, и я опустился на кафельный пол, хватая ртом воздух, в то время как на мои глаза навернулись слезы.

Глава 8

После разговора с доктором Сотскоттом я был опустошен, парализован. Я закрыл глаза и мысленно сосредоточился на складках своих ладоней, пытаясь осознать произошедшее. Я только что сказал жене Гладстона, что с ним все будет в порядке, что он справится, в то время как на деле практически собственноручно позаботился о том, чтобы этого не произошло. Я с силой впился ногтями в ладони, чтобы отвлечься от всепоглощающей смеси беспокойства, страха и тревоги. Я открыл глаза и осмотрел руки. Если постараться, в них даже можно было разглядеть буквы – «А» на левой ладони и «M» на правой. Я попытался извлечь из этого какой-то смысл, но ничего не вышло. Затем я почувствовал, как меня похлопали по плечу.

– Что такое? – спросил Байо. – Что происходит?

Пытаясь взять себя в руки, я поднял на него глаза. Знал ли уже Байо об этой ошибке? А доктор Крутой?

– Происходят ли здесь удивительные вещи?

– Ну…

Часть меня хотела выпалить содержание всего разговора с доктором Сотскоттом. Ответственность за заполнение медкарт пациентов лежала не на Байо – это была работа интерна. Его ошибочные рассуждения не были никак задокументированы – только мои собственные. Казалось, меня сейчас вырвет.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Не совсем.

– Выглядишь ужасно.

– Я себя не очень хорошо чувствую.

Я не знал, с чего начать.

– Вернусь через минуту, – пробормотал я.

Я отправился в единственное спасительное место, где мог остаться один, – ординаторскую с ее лиловыми стенами, гудящими люминесцентными лампами и хлипкими двухэтажными кроватями. В это время дня там практически наверняка никого не должно было быть. Я ввел трехзначный код и направился в туалет. Мельком глянув на себя в зеркало – я выглядел как кусок дерьма, – я закусил нижнюю губу и, почувствовав рвотный позыв, наклонился над унитазом. Рефлекс сработал, но из меня ничего не вышло.

Возможно, это цинично, но порой от мыслей об одной ужасной истории помогает отвлечься другая, не менее душераздирающая.

Мои руки обмякли, а лицо взмокло. Тем не менее нужно было вернуться в отделение. В соседней с Бенни палате лежала молодая женщина, нуждавшаяся в центральном катетере. Я сполоснул лицо холодной водой и попытался сосредоточиться на ее истории, чтобы забыть о своей собственной. Пациентку звали Денис Ландквист, и ее только что перевели к нам из больницы в Нью-Джерси. Байо получил историю болезни Денис и объяснил, что несколькими днями ранее она, вернувшись с работы, застала своего мужа Питера сидящим в спальне и обхватившим голову руками. Питер сообщил Денис, что ее брат скончался в автомобильной аварии. Услышав это, Денис рухнула на пол. Несколько минут спустя приехала скорая и забрала женщину в местную больницу, где оказалось, что у нее, подобно Гладстону, случился сердечный приступ.

Это была ужасная история, но ее подробности помогли мне отвлечься. После успешной, на первый взгляд, катетеризации сердце Денис продолжало отказывать, а ее легкие наполнялись жидкостью. В итоге врачи подключили больную к аппарату искусственной вентиляции легких, и было решено переместить ее в наше отделение кардиореанимации, которое было лучше оборудовано, чтобы заботиться о пациентах в столь критическом, нестабильном состоянии.

Я схватил бумажное полотенце и приложил его к лицу. Я должен вернуться к работе. Денис нужен центральный катетер, чтобы получить смесь медикаментов, которые могут спасти ей жизнь, и каждая секунда, проведенная мной в ординаторской, задерживает ее лечение. Когда минуту спустя я зашел в отделение, Байо уже приступил к установке катетера. Пока я надевал перчатки и одноразовую сорочку, центральный катетер уже был поставлен.

– Иди домой, парень, – посоветовал Байо, выйдя из палаты. – Возвращайся, когда будешь готов к работе.

Я замотал головой, вспомнив одни из первых слов, услышанных мной от него: «Мы должны работать сообща. Без командной работы тут никак».

– Серьезно, – сказал он, окинув взглядом отделение. – Иди. На сегодня больше особо работы нет. Иди.

После нерешительного протеста я отправился домой, раздумывая над тем, как мое отсутствие может отразиться на остальных. Что они подумают? Выйдя на 79-й улице, я пронесся мимо нашего крупного консьержа из Восточной Европы, махнув ему рукой, прежде чем он успел сказать хоть слово. Хезер еще не вернулась с работы – она принимала пациентов в поликлинике. Квартира была полностью в моем распоряжении. Скинув с плеча рюкзак, я высыпал его содержимое – стетоскоп, белый халат и маленький справочник под названием «Карманная медицина» – на пол в гостиной, рухнул на диван и проспал беспробудным сном всю ночь.

Наутро я проснулся от детских криков под окном, и меня снова начала охватывать тревога. Как я собираюсь пережить предстоящий день? Я не был эмоционально готов к такому. Ситуация была серьезной, ужасной. В голове сыпал град вопросов. Что случилось с Карлом Гладстоном после того, как он покинул отделение? Что я скажу Байо? Следует ли мне просто сохранить тот телефонный звонок в секрете и жить дальше? Это вообще возможно? Если кто-то узнает, грозит ли мне судебный иск? Я представил на мгновение, как мне придется рассказывать людям, что я был врачом всего два дня и уже случайно убил пациента. От этой мысли меня снова чуть не вывернуло наизнанку.

Достав одежду из шкафа, я сделал глубокий вдох и