Попкорн - Бен Элтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юная особа утверждала, что пострадавший может даже не подозревать о пережитой моральной травме. Она и сама пребывала в счастливом неведении, пока ужасная правда не обнаружилась во время сеанса гипноза.
– И что он на это сказал?
На следующее утро та же юная особа (звали ее Дав, что означает «голубка») рассказывала ведущим программы «Кофе-тайм» Оливеру и Дейл о своей встрече с Брюсом накануне вечером. События, последовавшие за вручением «Оскара», превратили всякого, кто сталкивался с Брюсом в последние двадцать четыре часа, в важного свидетеля. На всех теле- и радиоканалах гардеробщицы и официанты делились своими соображениями относительно душевного состояния Брюса в те пять или шесть секунд, которые они провели с ним «один на один».
– Он сказал, что я должна была почувствовать облегчение.
– Погодите-ка, давайте разберемся, – прервал ее Оливер, надевая очки. Стекол в очках не было – иначе в них отражался бы экран телесуфлера, но Оливер всегда держал их под рукой и надевал всякий раз, когда ощущал необходимость продемонстрировать зрителям глубокое сопереживание и обеспокоенность.
– Брюс Деламитри сказал, что, вспомнив о душевной травме, вы должны были почувствовать облегчение?
– Да, он так сказал.
– Как вам это нравится!
– Он сказал, что я теперь ни за что не отвечаю и могу себе позволить что угодно: принимать наркотики, спать с кем ни попадя, воровать, быть полной неудачницей – и ни в чем этом не будет моей вины, потому что гипнотерапевт наделил меня статусом жертвы. Даже не верится, что кто-то мог такое сказать! Я проплакала всю ночь.
Сражаясь с мучительным воспоминанием, Дав ухоженными пальчиками терзала носовой платок.
– Четвертая камера, крупным планом – руки Дав, – проинструктировал режиссер оператора.
Дейл, заметив на мониторе, как переменилась картинка, накрыла руки Дав своей ладонью.
– Вы говорите, Деламитри решил, что ваша выстраданная душевная боль – не более чем простая уловка?
– Совершенно верно. Он спросил, сколько я заплатила своему гипнотерапевту. Я ответила, что три тысячи долларов, и он сказал, что это сущие гроши.
– Сущие гроши? Три тысячи долларов – гроши? – ахнул Оливер, зарабатывающий в год восемь миллионов. – Да уж, эти голливудские звезды даже для приличия не станут притворяться, что живут в реальном мире с нами, обыкновенными людьми.
– Он сказал, что даже сто тысяч долларов было бы недорого. Он сказал, что никаких денег не жалко, чтобы разом получить отпущение всех своих грехов.
– Эти звезды считают, что правила приличия и хорошего тона на них не распространяются, не так ли?
– Да, думаю, вы правы.
– И что вы ему ответили?
– Что у меня открылась глубокая болезненная рана.
– Молодец! Прекрасный ответ, – похвалил Оливер. – О глубокой болезненной ране Дав и ледяном безразличии к ее страданиям миллионера Деламитри мы еще поговорим после рекламной паузы.
Избыток газов в кишечнике может серьезно отравить вашу жизнь, – вещала тем временем очаровательная старушонка, выгуливающая собачек.
– У меня открылась глубокая болезненная рана, – сказала Дав.
Она пыталась отстоять свою точку зрения, но вместо этого выдала беспомощную унылую банальность. Она почувствовала, как почва уходит у нее из-под ног. Бедняжка понятия не имела, как вести себя с мужчинами, которые не пытаются затащить тебя в постель. Брюс засмеялся в ответ. К их разговору стали прислушиваться окружающие, но Брюсу было на них наплевать. Он сам сегодня выдал чудовищную чушь перед лицом миллиарда человек и не намеревался выслушивать ничего подобного от других.
– Да, понимаю, – сказал он, – глубокая болезненная рана. Настолько глубокая и болезненная, что вы ее даже не заметили, пока какой-то дядька за несколько тысяч долларов не ткнул вас в нее носом.
– Не может быть! – воскликнула Дейл, когда на следующее утро Дав поделилась пережитым с программой «Кофе-тайм».
– Да, так и было! – подтвердила Дав. – Все слышали.
– Давайте разберемся. – Оливер приладил на переносицу очки и погрузился в заметки, которые он якобы делал все это время. – Деламитри не поверил в существование перенесеной вами моральной травмы? Он обвинил вас в том, что вы все выдумали?
– Да, Оливер, именно так.
– Интересно, а это разрешено законом? Я не уверен, что разрешено. – Оливер огляделся по сторонам. Ему нравилось создавать у зрителей впечатление, будто его окружает целая команда юристов и прочих экспертов, готовых броситься в бой по мановению руки этого большого человека. В действительности команда Оливера состояла из двух женщин, держащих наготове пудреницу и питьевую воду.
– И что же вы сделали? Что сказали ему в ответ? – спросила Дейл.
– Я сказала: «Мистер Деламитри, то обстоятельство, что вы заработали кучу денег, эксплуатируя чужую боль и страдания, не дает вам права так же поступать со мной».
– Великолепно, мой друг! – воскликнула Дейл.
– Отлично, сестра, – одобрил Оливер. – Оставайтесь с нами.
Как всякая женщина, вы имеете право на упругую высокую грудь. И совсем не важно, сколько вам лет.
Дав солгала ведущим и зрителям программы «Кофе-тайм». Ничего такого она Брюсу Деламитри не говорила, а просто стояла со слезами на глазах и пыталась понять, почему он столь высокомерно-пренебрежительно к ней относится.
– Ну, как бы там ни было… Что бы для вас изменилось без этой раны? – спросил Брюс.
– Не понимаю, – шмыгнула носом Дав.
– Сейчас поймете. Без нее вы остались бы той же бессмысленной дурой, какой вас создал Бог, но только винить за это вам было бы некого.
Дав теперь уже с огромным трудом сдерживала слезы. Что здесь происходит? Когда рассказываешь о пережитой душевной травме, окружающие должны сочувственно кудахтать, а не наносить тебе новые раны!
– Успокойся, Брюс. Ты, наверно, хватил лишку. – Старый приятель попытался увести Брюса, решив, что и он сам, и те, кто с ним работают, наутро пожалеют о его несдержанности.
– Ну да, хватил, но все могу вам объяснить, – торжествующе заявил Брюс в ответ. – Я страдаю болезненным пристрастием, понятно? А знаете, откуда я это взял? Мне сказал мой адвокат. Он так и заявил, когда я попался пьяным за рулем. На этом была построена моя защита. И вместо того чтобы честно признать, что я безответственный засранец, я сказал:
«Ничего не могу с собой поделать, ваша честь: страдаю, понимаете ли, болезненным пристрастием». И вот, пожалуйста, я в пьяном виде сел за руль, но суд признал меня невиновным потому, что у меня имеется проблема… Привет, Майкл!
Майкл, очень известный киноактер, как раз проходил мимо. Он обернулся на приветствие, явно довольный тем, что его окликнул кто-то не менее знаменитый.
– Как у тебя нынче с телками? – поинтересовался Брюс.
Это была дешевая шутка, но она попала в точку. Не так давно во всех газетах писали о том, что Майкл регулярно изменяет жене. Он отвернулся от Брюса, сделав вид, что не знает его.
– У Майкла тоже болезненное пристрастие – к сексу, – объяснил Брюс. – Не читали? Он сам признал это в интервью «Вэнити фэр» после того, как его несколько раз застукали в постели с разными дамами, из которых ни одна не являлась его женой. Заметьте, он не назвал себя ни мартовским котом, ни лживым бабником. Нет, Майкл страдает болезненным пристрастием. У него есть проблема, а значит, он ни в чем не виноват.
К облегчению Дав, вокруг них образовалась небольшая толпа, и девушка уже не чувствовала себя единственной мишенью разгневанного Брюса.
– Никто ни в чем не виноват. Больше невозможно плохо поступить – на все найдется объяснение. Все мы жертвы – алкоголики, сексоголики. А еще бывают шопоголики! Да-да, не удивляйтесь. Современный человек не может быть жадным. О нет, ни в коем случае! Зато над ним висит угроза сделаться шопоголиком, жертвой разгулявшейся коммерции.
Мы жертвы! И больше не существуют неудачи – их заменил «отрицательный успех». Мы с вами создаем цивилизацию трусливых, мягкотелых нытиков, которые вечно ищут себе оправдание и ни за что не желают отвечать…
– Он упомянул шопоголиков? – спросил Оливер на следующее утро. – А не думаете ли вы, что каким-то фантастическим, зловещим образом, наверное, бессознательно Брюс предчувствовал появление Магазинных Убийц?
– Ну да, – немного нерешительно согласилась Дав.
– А кто бывает в магазинах? Шопоголики!
– И убийцы, – добавила Дейл.
– Точно, – подхватил Оливер. – Похоже, каким-то фантастическим, зловещим образом Брюс Деламитри догадывался о том, что должно было произойти.
– Меня пугает ваш образ мысли, – сказала Дав.
Ничего смешнее она просто не могла сказать.