Крепость - Лотар-Гюнтер Буххайм

Тут я вспомнил, что давно хотел посмотреть семейные фотографии водителя, а потому спрашиваю еще мягче, чем прежде: «У вас есть жена и дети?» – «Так точно, господин лейтенант! Есть и жена и дети.»

Мне не надо давить на него: водитель уже достает свое портмоне.

«О, у вас мальчик и девочка?» – «Так точно! Господин лейтенант, говорят они чудесная парочка.» – «Красивые и здоровые дети!» – «Так точно, господин лейтенант! Они абсолютно здоровы!»

Собирая в комнате вещи, слышу через распахнутое окно голос Атлантики. Каждая накатывающая на берег волна издает свой шум. Закрываю глаза, и этот шум буквально пронзает меня. Он проникает в меня через открытый рот, нос и уши.

Выглядываю из окна: прожекторная установка, рядом с которой косо задран вверх нос грузового корабля, держит свои прожекторы, словно несколько голов на длинной шее. Скоро мимо пойдут сторожевики и как и каждую ночь, займут свои позиции между скал.

За час до полуночи отправляемся в путь. Луна стоит прямо перед нами в низком небе, очень яркая, но узкая. Дорога напоминает свинцовую реку в ее свете. Деревья вырисовываются черными столбами на фоне лунного неба и отбрасывают длинные тени.

Заряжаю автомат, указательный палец правой руки держу на спусковом крючке, левая рука готова передернуть затвор – нам рассказали довольно много историй о террористах в этой местности, и что-то гложет под ложечкой. Поездка ночью, без сопровождения, довольно рискованна.

Но этот наш внезапный ночной отъезд имеет и положительную сторону: без всяких яких, собрались и – вперед! Это по мне.

Пока мы так едем с выключенными фарами, пытаюсь думать о Симоне. При этом чувствую себя так, словно виноват в чем-то.

Приходится напрягаться, чтобы ярко вспомнить образ Симоны. Такое со мной впервые. Неужели Симона потеряна для меня на век?

Город Динан . Хочу осмотреться и выяснить, безопасно ли ехать и дальше без сопровождения. Но на улицах никого. Мертвый город. Направляю водителя по едва различимым в темноте указателям. Но я не совсем уверен в том, что правильно понимаю их.

Наконец в одном из дворов вижу часового с невероятно длинной винтовкой. Он охотно объясняет, что мы попали во двор скотобойной роты по заготовке мяса.

Бормочу: «Вот дерьмо!», а вслух произношу: «Не знал, что и такие имеются!»

Замечаю, что для меня уже стало привычным жить по ночам. Раньше довлела истина, что ночью все люди спят. Теперь же я буквально не в себе, Если не вижу какого-нибудь движения по ночным улицам.

Надо бы себя привести немного в порядок.

Часовой дает нам совет: У них в роте есть настоящие раскладушки, а машина будет под надежной охраной.

Утром нам дают кофе и довольно приличный завтрак. Ловлю на себе взгляды полные недоуменного любопытства.

По ровной как стрела дороге едем в Ламбаль и далее в Сен-Бриек. Хочу остановиться на побережье у Сен-Бриек. Открываю карту и читаю: «Paimpol» . Paimpol – это название всегда было для меня многозвучным: Pierre Loti , исландский траулер, с огромными парусами! А потому – на Пемполь!

В Пемполь ничто не напоминает о славных когда-то временах: пустой порт, заброшенная карусель у самого пирса. За плотно задаренными ставнями домов стоит густой влажный, затхлый воздух. Из-за стен, укрывающих сады, вырывается зеленая кипень. Коньки крыш располагаются уступами. В садах растет coquelicot . Остовы каменных ветряных мельниц – ампутированные ветряки.

Ветер наносит справа на дорогу песок дюн. Ничто не мешает взгляду обозревать морской простор. Бледная желтизна песка, серая сталь неба и полоска воды, размером с сантиметр – тоже сталисто-серая, лишь немного темнее неба, так что можно различить границу моря и неба.

В картину слева вкраплены остовы ветряных мельниц. Вероятно, раньше хлебные нивы тянулись далеко вглубь страны: здесь, на побережье, довольно сильный ветер.

Бухта Saint-Benoit-des-Ondes грязно-серого, илистого цвета. Куда бы ни бросил взгляд, нигде ни намека на яркие цвета.

В простенькой пивнушке ем крошечные ракушки, называемые «bigorneaux » и точно такими же иголками – шпажками, какими Бисмарк работал на своей настенной карте. Одна иголка с желтой, другая с синей, а третья с красной головкой.

Иду по берегу и выхожу на щебенчатую тропинку. Вдруг правая нога попадает, словно бы в свежезамешанный гипс. Надо скорее выбираться наверх, туда, где песок сухой.

Кайма прилива обозначена линией из ракушек и выцветших крошечных кусочков дерева. В некоторых местах отступившая вода оставила какие-то лохмотья и мусор: обувь, набивка матрасов, много гниющих водорослей, выцветшие панцири крабов, куски гранита размером с кулак.

В нос бьет резкий рыбий запах: и тут вижу лежащее передо мной черное чудище. Внезапно оно меняет цвет с черного на серый, и тысячи мух жужжа, окружают меня: я их вспугнул. Чудовище являет собой затрепанный трупик морского угря. Хвост отсутствует. В ямках глазниц густо сидят, словно приклеенные, мухи.

Пройдя дальше, упираюсь в гигантское поле «под паром», из блоков размером с дом. Вид такой, будто здесь отвел душеньку спятивший циклоп: в таком беспорядке лежат куски скал. До половины серые, а вторая половина коричневая. Границы этих половин показывают, докуда доходит прилив. Коричневые тона придают прилепившиеся бороды водорослей. Очень осторожно подхожу к этим водорослям: они скользкие, словно покрыты желатином.

В этом нагромождении скал более не вижу Атлантики. Она так близка и в то же время очень далека. Слышу голос прибоя, однако не вижу ни малейшего его признака. Куда ни кинь взгляд, повсюду скопление скальных глыб.

Серое небо навевает грусть.

Присаживаюсь и уже не слышу шум моря. Ощущаю себя первочеловеком на необитаемой земле – один-одинешенек среди этих серьезных, суровых скал.

Вдруг меня охватывает страх, а вдруг все это лишь порождение моей фантазии? Если я здесь поскользнусь и сломаю ногу, никто не придет мне на помощь. Сколько бы я не орал, зовя водителя. А если начнется прилив и быстрее, чем я смогу отсюда убраться?

В охватившей меня панике быстро вскакиваю. Назад, на берег! Прочь отсюда! Да повнимательнее, чтобы не влететь в расщелину между глыб!

Вот и Morlaix . Вытянулся вдоль рукава залива. Гигантский железнодорожный виадук все еще цел. Город лежит вытянувшись в длину, в балке, полностью окруженный этим виадуком.

Камни стен красноватого цвета. Такого же цвета и мелкий щебень дорог. Начинается проливной дождь.

Смотрю сверху на открывшуюся внизу бухту: тонкая полоска водорослей указывает линию прилива.

Телеграфные столбы полностью покрыты плющом. Косо накренившиеся от морского ветра сосны покрывают берег. Наполовину закрытый кустарником виднеется справа тяжелый бункер.

Мак – оранжевого цвета – целое поле мака. Цветы поникли под сильными струями дождя. А вот палисадник полный пионов.

Рапс высотой в метр. Скрип щеток стеклоочистителя. Блеск стекла. Линии разводов и переливы там, куда не достают щетки.

Дорога такая же мокрая и серая как и небо. Пять черно-белых коров вяло жуют что-то. В Нормандии, наверное, такая же погода, как и здесь.

Даль исчезает, растворяясь в мареве дождя. Словно мелкие камешки стучат по крыше дождевые капли. Щетки стеклоочистителей не успевают очищать стекло от потоков воды.

«Cr;perie ouverte» – звучит заманчиво, но чтобы остановиться т речи быть не может: Дождь льет как из ведра.

Хотя едем по бретонской земле, меня охватывает болезненное, выматывающее тоскливое чувство по Бретани – МОЕЙ Бретани.

Тучи разошлись. Видимость улучшилась. Все, что вижу, буквально впитывается мною без остатка. Бретань – моя вторая родина.

Въезжаем в Saint-Pol-de-L;on : отсюда, через возвышенность, прямая дорога в Брест. Однако хочу еще немного побыть на побережье, а потому едем по узким объездным дорогам.

Я представляю собой самостоятельную воинскую единицу. Могу позволить себе медленно ехать вдоль полей артишока. Прямые, словно гигантские болты со светло-зелеными головками. Вот поля цветной капусты: они почти полностью убраны. По обеим сторонам дороги цветущие розовым заросли конского щавеля.

Дорожный указатель сообщает о приближении к городку Plouescat . Почему бы и нет? Пара лишних километров не помеха. Потому едем дальше по накатанной дороге прямо к берегу.

В Плюскате прошу остановиться, увидев густой ряд калл перед фасадом одного дома: таких роскошных, пышно цветущих калл я еще никогда не видел. Мимо проходит калека на примитивном протезе вместо левой ноги. Заросли папоротника так густы и высоки, что закрывают местность. На фоне неба выделяются темно-зеленые, колышущиеся под порывами ветра верхушки сосен. В воздухе носятся ласточки.

Проезжаем Goulven . Церковные башни, словно серые сталагмиты. Небольшое здание церкви напоминает корабль, а башни – семафоры.