Психология литературного творчества - Михаил Арнаудов

Известно, что у Ньютона идея гравитации возникла ещё в 1666 г., но понадобилось 14 лет, чтобы в результате долгих теоретических и экспериментальных исследований «в момент высшего возбуждения» он установил, что имеет дело с большим естественным законом. Математик Гаусс пишет о внезапном открытии важного теоретического положения: «Наконец несколько дней тому назад я преуспел, но не благодаря моим мучительным исканиям, а по божьей милости, я бы сказал. Как ударяет молния, так была решена и загадка, я бы сам был не в состоянии доказать связь между тем, что знал раньше, и последними своими опытами, а также найти способ решения» [836]. Анри Пуанкаре, излагая историю написания своей первой работы о функциях со всеми её этапами сознательных усилий и непредвиденных открытий, рассказывает, как на протяжении двух недель он обдумывал проблему и пробовал множество комбинаций, не придя ни к какому результату. «Однажды вечером я выпил, вопреки моему обыкновению, чёрного кофе и не мог заснуть. Идеи возникали в моей голове толпами; я чувствовал, как они как бы сталкивались до тех пор, пока две из них не сцепились, так сказать, образуя устойчивую комбинацию. Утром я установил существование одного класса фуксовых функций… мне оставалось только редактировать выводы, что отняло у меня всего несколько часов»[837]. Другой раз открытие застало его врасплох во время путешествия; но мысленно он был подготовлен к этому заранее. Он не имел возможности тут же проверить истинность открытия, так как ехал и разговаривал с посторонними лицами, но всё же был полностью уверен в ней. Проверка в спокойном состоянии дома подтвердила правильность его решения. Третий раз, занимаясь безуспешно новыми проблемами, он отправляется на несколько дней отдохнуть к морю. Однажды, когда он прогуливался по крутому берегу, думая совсем о других вещах, «явилась идея, как всегда краткая, внезапная и представляющаяся, безусловно, верной» [838]. Эти самонаблюдения Пуанкаре подтверждаются и опросным листом журнала «Enseignement mathématique» о методах работы и умственных навыках ряда математиков [839].

Но раскрывают ли эти признания, эти факты самонаблюдения такую загадку, которую нельзя решить удовлетворительно? Имеем ли мы поистине в творческом процессе с его самобытной силой и его непредвиденностью некое чудо, которое надо считать продолжением «сотворения мира» [840], лишая поэта, учёного права и желания понять этот мир?

Какой бы беспричинной и случайной ни казалась нам творческая идея, она, в сущности, вполне объяснима наличными средствами психологического анализа. Здесь надо принять во внимание несколько обстоятельств, каждое из которых помогает раскрывать тайну, а все вместе представляют дело в гораздо более естественном освещении, чем оно кажется при беглом впечатлении от пережитого.

Хотя поэтов и застают врасплох их догадки, всё же они не забывают отметить, что до этого они сделали многое, чтобы облегчить и вызвать в данный момент «вдохновение». Если Гейне сравнивает внезапность появления песен с внезапностью слёз:

Wie Tränen, die uns plötzlich kommen,So kommen plötzlich auch die Lieder,

то уже этот образ, взятый из области знакомых нам переживаний, напоминает, что песни не могут появиться, пока для них нет определённого повода, как слёзы не льются из глаз без причины. Тот же Гёте, который видит нечто божественное в способности к гениальным открытиям и нечто необъяснимое во внезапности поэтических построений, считает, что для них необходима долгая подготовительная работа. И если небольшие вещи, которые отражают пережитое в данный момент, часто не требуют никакого труда, то большие заставляют художника думать о них годами. «Сколько усилий, сколько траты духовных сил нужно для внутреннего вынашивания и оформления большого целого, и сколько сил, какой благополучный, чуждый всяких треволнений жизненный жребий надо иметь, чтобы дать цельное, законченное словесное выражение большому замыслу»[841]. Шиллер часто улавливает только «колеблющиеся видения» и «единичные черты», прежде чем в его голове оформится всё произведение. Часто поэт сознаёт именно отсутствие того, к чему стремится, и с известным трудом находит идею или мотив, причём, как увидим дальше, говоря о творческом процессе, совершенно сознательно испытывает разные возможности, чтобы достичь удовлетворительного результата. Поль Валери на основе личного опыта говорит: «Пока поэт делает свои стихи, есть период, во время которого он не знает, стоит ли он совсем близко у цели или ничего не достиг. Возможно, и то и другое, и этот период может продолжаться почти столько, сколько и вся работа» [842]. Братья Гонкур подробно описывают в своём дневнике эти поиски идеи, работу в потёмках воображения, это «состояние боязни», пока наконец не выступят первые очертания произведения (романа «Рене Мопрен»). «И книги имеют свою колыбель» [843], — отмечают они, указывая на внешние и внутренние условия зарождения плана, концепции. Вагнер в письме от 20 июня 1859 г. признаёт, что давно вынашивал идею одной из композиций, прежде чем смог воплотить её в мотиве, и когда этот мотив наконец был найден как бы в молниеносном озарении, он всё же не считал его совершенно законченным, так как он ясен пока только его создателю [844].

В научной работе, поскольку и в ней возможны такие внезапные озарения, также можно установить длительный процесс поисков, многократных опытов, причём не всегда учёный имеет полное представление о путях своей мысли, часто он замечает лишь последнее звено длинной цепи, только в конце ему удаётся дать себе отчёт о пройденных этапах. Излагая наблюдения о своём методе исследования, Гельмгольц отмечает следующее: «Я должен был, до того как писать, обдумать всесторонне проблему и изучать её до тех пор, пока не представлю её себе до тонкостей. Дойти до этого немыслимо без долгого предварительного труда. После того как исчезает проистекшая отсюда усталость, должен наступить час полной духовной бодрости и спокойного самочувствия, прежде чем можно ожидать счастливых догадок. Чаще они приходят утром, при пробуждении, как это заметил и Гаусс. Особенно часто они возникают во время приятных восхождений на лесистые горы в солнечную погоду. Но самая малость спиртных напитков как будто прогоняла их. Такие моменты плодотворной умственной работы были весьма приятными, гораздо менее весело было, когда ожидаемые решения не приходили»[845].

Математик Пуанкаре с полным основанием считает проблески внезапного озарения признаком долгой предварительной бессознательной работы после того, как ум бесплодно трудился над решением вопроса. Можно было бы допустить, что ум после отдыха приобретает свою прежнюю силу и свежесть и поэтому так легко приходит решение вопроса, но очевидно, считает Пуанкаре, отдых был заполнен бессознательной работой и именно в результате этого, а не в результате прежней сознательной работы неожиданно для исследователя рождается решение. Однако надо хорошо помнить, что эта бессознательная работа была бы невозможной и бесплодной, если бы не было первого периода предварительной и второго периода последующей сознательной работы. «Никогда эти внезапные вдохновения… не происходят без предшествующих им в течение нескольких дней самовольных усилий… Эти усилия, следовательно, не так бесплодны, как кажется; они приводят в движение бессознательный механизм; без них он вовсе не шёл бы и ничего бы не произвёл» [846]. Необходимость второго периода сознательной работы ещё более понятна. «Надо с пользой употребить результаты этого вдохновения, вывести из них непосредственные следствия, привести их в порядок, записать доказательства» [847]. Абсурдно считать это вдохновение каким-то простым механическим процессом. «Я» бессознательное «нисколько не ниже я сознательного; оно действует не чисто автоматически, оно способно к различению, оно одарено тактом, чуткостью; оно может выбирать, может отгадывать»[848].