Маленький Большой Человек - Томас Берджер

НАКОНЕЦ НАЙДЕНЫ! ЗОЛОТОНОСНЫЙ РАЙОН ШИРИНОЙ 30 МИЛЬ!

ЗОЛОТОЙ ПЕСОК ПОД КОПЫТАМИ ЛОШАДЕЙ!… В ВОЙСКАХ АЖИОТАЖ

ВСЕГО ШЕСТЬ ДНЕЙ ПУТИ – И ВЫ ТАМ!

ПАРТИИ СТАРАТЕЛЕЙ ФОРМИРУЮТСЯ ПО ВСЕЙ СТРАНЕ.

По договору шестьдесят восьмого года, после того как Лакоты и Шайены разгромили войска Соединённых Штатов и сожгли все форты вдоль Боузменского тракта, эти самые Чёрные горы были оставлены за ними. А это, скажу вам, лакомый был кусочек – земля богатая лесом, где кишели медведи и олени. Лакоты называли эти горы Паха-Сапа и считали священными, потому как для индейцев любое урочище, столь изобильное лесом и зверьём – священно. Белый человек, если найдёт такое место, тут же бросится туда и начнет эксплуатировать его на всю катушку. Другое дело краснокожий – тот знает меру.

Я был там как-то раз, в этих горах, ещё мальчишкой. Помню, накануне Старая Шкура долго колдовал и ему привиделось, будто мы убили шесть оленей, двух медведей и вырезали двадцать семь жердей для типи. А потом так и вышло, один к одному, и больше ничего мы в Чёрных горах не взяли и ушли оттуда, ничем не потревожив их тихие синие леса и незамутнённые серебристые воды. И даже если б мы тогда нашли там золото, мы бы и знать не знали, что с ним делать.

Но сам-то я с тех пор порядком изменился. Вот и отправился в Дакоту из-за этого самого золота. В пятьдесят восьмом, во время золотой лихорадки в Колорадо, мне не слишком-то много его перепало, но всё же я был белый человек и решил попытать счастья ещё раз.

И я уже не гнался за Кастером. Да и индейцев не искал. Но встретил и то, и другое…

ГЛАВА 24. КЭРОЛАЙН

Весной семьдесят шестого я прибыл в город Шайенн, что в Южном Вайоминге. Здесь была станция все той же «Юнион Пасифик» и что-то вроде перевалочной базы старателей, захваченных золотой лихорадкой Блэк Хиллз. А надо сказать, что по договору с Лакотами «бледнолицые братья» должны были держаться подальше от Чёрных гор, и всякого, кто сунется, армия должна была тут же заворачивать обратно. Но такой участок двумя-тремя полками наглухо не закроешь, даже когда захочешь, а уж тем более,- когда нет. Как поймают кого с кайлом да лопатой, а он: «Я, что, я – ничего»,- на том все и кончалось. В самом деле, не станешь же стрелять в своего, белого, из-за каких-то паршивых индейцев! Ну, а тому только и оставалось, что сделать вид, будто заворачивает оглобли, и подождать за ближайшим холмом, пока патруль уберётся подальше, и уже спокойно продолжать путь к заветной цели.

Действие патрулей можно было сравнить с тем же старательским ситом, однако, с той разницей, что сквозь это сито мог просочиться любой, кто возымел такое желание; но, как ни странно, даже это крупноячеистое сито перед Блэк Хиллз вызывало в городе чувства, весьма далекие от признательности к армейским властям. А все дело в том, что в Блэк Хиллз подозревали второе Колорадо (была, как вы помните, такая золотая лихорадка), а раз так, то и вопрос ставился ребром: на чьей стороне армия – на стороне прогресса или на стороне варварства? При этом подразумевалось, что прогресс олицетворяют собой белые, поэтому армия не должна мешать честным старателям столбить участки, а наоборот – выступить и прогнать нахальных краснокожих, ну, чтобы не стояли на пути прогресса. Раздавались и более радикальные голоса. А в общем, так или иначе, но в воздухе пахло грозой.

Чёрных туч, что надвигались на Блэк Хиллз со стороны равнин, не могли не замечать и сами индейцы, но их беда была в том, что остановить грядущее нашествие им было не под силу. Единственное, что им оставалось, это тихо-мирно спускать непрошенных гостей с родных гор, оказывая им самое любезное внимание, чтобы – не дай Бог! – эти самые гости как-нибудь не обиделись. Вот уж поистине христианское долготерпение!

Ну, так значит, весной семьдесят шестого прибыл я в город Шайенн, подчеркиваю – город Шайенн, а вовсе не индейское племя, ибо город, хотя и был назван в честь племени, отличался от него решительным образом. Если бы, скажем, настоящему Шайену (который индеец) вдруг вздумалось проехаться по Шайенну (который город), можно было смело ставить сто к одному, что до центра он не доедет – первый же белый, кому он попался бы на глаза, проморгавшись, тут же разрядил бы в него свою пушку. Да, ну так вот, не успел я прибыть в Шайенн и что же я вижу? – на улице смачная потасовка. И хотя дерутся только двое, зато есть на что посмотреть: какой-то невзрачный малый самого что ни на есть худосочного телосложения бойко охаживает здоровенного верзилу и вот-вот усадит его прямиком в лужу.

При виде хорошей драки я всегда чувствую, что нет таких дел, которые не могли бы обождать, и присоединяюсь к толпе зевак: надо же поглядеть, кого это там охаживают. Присматриваюсь – и что же? Оказывается – это мою сестру Кэролайн.

Наблюдать, как какой-то ублюдок, пусть даже из лучших побуждений, молотит мою сестру, я, конечно, не собирался, и пусть он был чуть не вдвое меньше её, разница не могла служить оправданием столь явного неуважения к женщине. Однако, поскольку в толпе никто вмешиваться не спешил, то прямого вмешательства, наверное, не простили бы и мне. Поэтому, особенно не дергаясь, я с независимым видом извлекаю из кобуры свой новехонький «Кольт», нежно перевожу барабанчик и жду, когда они хоть на миг разомкнут объятия, чтобы, значит, ненароком не зацепить Кэролайн. Тут как раз этот недомерок проводит славный апперкот, Кэролайн совершает что-то вроде пируэта и уже совершенно неприлично приземляется на все четыре. Я приподнимаю «Кольт», но тут мой сосед по зрительскому ряду и говорит: «Что ж, сэр, полагаю, вопрос о Пиковой Даме можно считать решенным!»

«Что за чёрт! – думаю про себя.- Как некстати привязался!» – а вслух спрашиваю: «Вопрос о ком, сэр?»

– О Пиковой Даме, сэр,- отвечает он и сплевывает табачную жижу ровно в дюйме от носка своего сапога. – Вы, я вижу, припозднились к началу, так вот, эти две сучки заспорили ещё в баре: та, рыжая, что поздоровее, что она, мол, Пиковая Дама – и все тут, а та, что поменьше, как раз входит в бар и фигуру ей со средним пальцем: «давай,- говорит,- выйдем, разберёмся!»

Я незаметно опускаю «Кольт» в кобуру. «Слава Богу,- думаю,- удержал сосед от греха!» – и гляжу, что ж это за конкурентка объявилась у моей Кэролайн? Та стоит – руки, как у боксера, чтобы, значит, в случае чего, поставить, а, вернее, уложить Кэролайн на место. Ну, что сказать? Более страшной дамской рожи я в жизни ещё не встречал, а повторять ту отборную брань, которую она вылила на поверженную Кэролайн, даже язык не поворачивается! Да-а-а, по сравнению с ней излияния той же Кэролайн могли показаться воскресной проповедью, а ругань портовых грузчиков – выступлением церковного хора.