История Венецианской республики - Джон Норвич

Затем дож по совету Сарпи изгнал всех иезуитов (чья происпанская ориентация стала причиной принятия ими с самого начала стороны папы), театинцев и капуцинов с территории республики и отпустил папского нунция со словами:

Монсиньор! Вы должны знать, что мы, каждый из нас, непоколебимы и убеждены в своей правоте, и не только правительство, но вся знать и народ нашего государства. Мы не придаем значения вашему отлучению: оно для нас ничего не значит. А теперь подумайте, куда приведет такое решение папы, если нашему примеру последуют другие.

Это не было пустой бравадой. Твердо убежденные в своей правоте, венецианцы не испытывали чрезмерного благоговейного страха, как, впрочем, и их духовенство. Рассказывали об одном приходском священнике, который отказался служить вечерню и, проснувшись утром, обнаружил виселицу, возведенную около его церкви; он понял намек. Другой, лучше документированный случай касался викария в Падуе, который, получив приказ отдавать определенные письма из Рима, ответил, что он сделает, как ему подскажет Святой Дух. Венецианский правитель ответил, что Святой Дух уже подсказал Совету десяти вешать всех, кто не подчиняется; и письма были надлежащим образом переданы.

В конце концов это было не первое отлучение от церкви, которому подвергалась республика: одно было в 1284 году, другое — в 1309, и еще одно — в 1483. Что отличало этот случай от всех предыдущих, так это то, что Венеция специально ограничила свое сопротивление мирскими рамками. В духовном же аспекте она не желала ничего иного, как только оставаться верной дочерью церкви. Если папа настаивал на исключении республики из своей паствы, то не по ее вине; более того, это был его промах. Это было ново: старая проблема, касающаяся того, что принадлежит кесарю, а что — Богу, теперь предстала в новом свете в глазах постреформационной Европы. Таким образом, хотя три предыдущих интердикта не вызвали слишком большого интереса у окружающего мира, но теперешнее противостояние обсуждалось во всех странах христианского Запада. В книгах и памфлетах, на кафедрах и на людных площадях Венецию восторженно защищали или злобно поносили.

Пока полемика набирала силу и становилась все более горячей, Паоло Сарпи оставался в центре внимания, он писал бесчисленные письма, вел дебаты, проповедовал, спорил, старался еще более четко определить границу между небесной стезей церкви и земными путями светских государей. Для одних Сарпи представлялся архангелом, для других — антихристом. В Венеции люди падали ниц и целовали ему ноги; в Риме и Мадриде его работы публично сжигались. Неизбежно его призвали на суд инквизиции; конечно, он отказался явиться. Тем временем он достиг славы — или скандальной известности, — полностью затмевающей ту, которую он обрел благодаря научным, историческим и богословским работам или вообще когда-либо надеялся обрести.

Вскоре стало очевидно, что такой жизненно важный вопрос не может оставаться только теоретическим. Страны, как и полемисты, тоже приняли одну из сторон. Испания, естественно, была настроена враждебно; Англия и Голландия предложили свою активную поддержку. Во Франции Генрих IV уже балансировал на опасной грани: он не мог заявить о своей позиции настолько открыто, как ему бы хотелось. Однако он все-таки дал понять Венеции, на чьей стороне его симпатии, и предложил свои услуги в качестве посредника. Но к этому времени Венеция была не слишком настроена идти на уступки. Благодаря блестящей защите Сарпи ее позиция нашла поддержку в гораздо более широком масштабе, чем ожидалось. Ее религиозная жизнь продолжалась, как всегда; церкви были едва ли не более заполнены людьми, чем раньше. Ее дело было справедливым, а совесть была чиста. Шли недели и месяцы, и республика начала ощущать растущую гордость и радостное возбуждение: это была великая духовная битва, и она ее выигрывала. Оставалась единственная тревога: папа может попытаться навязать свою власть при помощи военной силы, с Испанией в качестве добровольного союзника. Только по этой причине Венеция могла задуматься о том, чтобы прийти к соглашению; но оно должно быть заключено на ее условиях.

Папа Павел и его курия оказались перед лицом ужасной правды. Отлучение не принесло результатов, на которые они рассчитывали. Самое страшное оружие в папском арсенале — то самое оружие, одной угрозы применить которое в Средние века было достаточно, чтобы поставить королей и императоров на колени, — утратило свою мощь. Хуже того, об этой неудаче стало известно всему миру. Последствия для папского престижа, уже неисчислимые, множились с каждым днем, пока действовал этот нелепый приговор. Его нужно было отменить, и немедленно. Сделать это было нелегко, но так или иначе способ нужно было найти.

Такими были доводы курии. В течение некоторого времени Павел был неспособен даже обдумывать такой сокрушительный удар, нанесенный его гордости, но наконец даже он был вынужден согласиться. Предложение Франции о посредничестве было принято, и переговоры начались. Венеция, руководствуясь, как всегда, советами Сарпи, запросила многого. Например, она наотрез отказалась просить о снятии анафемы. Любая подобная просьба должна исходить от короля Франции, и в таком случае республика позволит, чтобы ее ассоциировали с ним; дальше этого она не пойдет. Что касается двух преступников, как только анафема будет снята, республика передаст их французскому послу в знак уважения королю, но сохраняя за собой право судить и наказывать их. Ни в коем случае Венеция не допустит снова на свою территорию иезуитов; другие изгнанные ордена, за исключением определенных лиц, могут вернуться, но она отказывается зафиксировать это в письменной форме. В заключение было тщательно подготовлено постановление, в котором говорилось, что ввиду того, что папа изменил точку зрения и отменил приговор, Венеция, в свою очередь, аннулирует свой торжественный протест; в постановлении, однако, не было ни слова, позволяющего предположить, что она признает свою неправоту или сожалеет о своих действиях.

Таким образом, в апреле 1607 года, по прошествии почти целого года, в течение которого оно только дискредитировало своих инициаторов, отлучение было отменено. Оно было последним в истории церкви; урок, преподанный Венецией, стал вечным предупреждением, и ни один папа больше не осмелился рисковать, а папская власть над католической Европой уже никогда не была прежней. Но снятие отлучения не означало примирения в иных, неявных аспектах. Павел V был публично унижен; более того, было несколько пунктов, которые остались неурегулированными — церковная проповедь, проверка и утверждение епископов и патриархов, будущее Ченеды — и о которых он не собирался забывать. Однако его ум главным образом занимало твердое намерение отомстить тем священникам, которые бросили вызов его эдикту, и прежде всего тому, которому он был обязан своим поражением, — Паоло Сарпи.

Сарпи не сразу оставил свою должность после возобновления нормальных отношений с Римом. Для него все еще находилась работа, и он продолжал совершать ежедневную пешую прогулку из монастыря сервитов во Дворец дожей, отмахиваясь от всех предупреждений, что его жизнь может быть в опасности. 25 октября 1607 года, после полудня, Сарпи возвращался в монастырь и спускался по ступеням моста Санта-Фоска, на него напали убийцы, которые, прежде чем убежать, трижды ударили его ножом — дважды в шею и один раз в голову, где нож, войдя в правое ухо, глубоко застрял в скуле. Чудом он оправился от ран; позднее, когда ему показали оружие, он осмотрел острие, болезненно улыбнулся и нашел в себе силы пошутить, что узнает «стилистическую точность» римской курии, имея в виду стилет. Конечно, нет доказательств его правоты. Но факт, что предполагаемые убийцы — которых к тому времени опознали — немедленно бежали в Рим, где потом разгуливали по улицам, вооруженные до зубов, и где им не было предъявлено никаких обвинений, наводит на мысль, что нападение, если и не было на самом деле организовано папскими властями, то, по крайней мере, не вызвало их неодобрения.

После этого случая Сарпи отказался от предложенного республикой дома на Пьяцце, но согласился совершать свое ежедневное путешествие в гондоле и разрешил соорудить закрытый проход, по которому он мог в безопасности дойти от двери своего монастыря до пристани. Несмотря на эти предосторожности, на него еще дважды совершали покушения, причем одно из них прямо в монастыре. На этот раз ему тоже удалось уцелеть. Сарпи умер в своей постели рано утром 15 января 1623 года. Его последними словами были «Esto perpetua» — «Пусть она живет вечно», — те, кто их слышал, решили, что они относятся к республике, которой он служил так успешно. Но папская злоба преследовала его и в могиле; когда сенат предложил поставить памятник в его честь, нунций стал яростно возражать, грозя, что в этом случае святая палата объявит этого монаха нераскаявшимся еретиком. На этот раз Венеция уступила; и только в 1892 году была возведена бронзовая статуя в центре кампо Санта-Фоска, в нескольких ярдах от того места, где Сарпи так близко разминулся со смертью.[278]