Эффект безмолвия - Андрей Викторович Дробот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что там за бумага о моем отстранении? – спросил Алик.
– Вот посмотрите, а заодно распишитесь, – попросил начальник Патронов.
– Вы знаете, я хочу взглянуть на бумагу, а расписываться не буду, не бойтесь, я не приду к телерадиокомпании со средневековым тараном. Договорились? – предложил сделку Алик. – И, если можно – откопируйте мне ее.
Патронов, проделав несложные манипуляции, выдал Алику копию.
«Провести служебную проверку в отношении главного редактора телерадиокомпании по коллективным обращениям сотрудников больницы об использовании главным редактором служебного положения для сведения личных счетов, о профнепригодности и нарушении журналистской этики.
Создать комиссию в составе: Квашняков – заместитель главы маленького нефтяного города, Кускова – заместитель председателя городской Думы, Солодов – начальник юридического отдела, Лучина – и.о. главного редактора газеты маленького нефтяного города, Хиронова – начальник организационного отдела, Бредятин – начальник отдела информации и общественных связей.
На время служебной проверки Алика отстранить,… временно исполняющим обязанности главного редактора назначить Задрина…»
«Состав комиссии сильнейший, для того чтобы накопать на меня компромат, а учитывая работу ревизоров и мое отсутствие, возможно изготовление подложных документов, – расценил Алик, – увольнение по статье обеспечено. Тут вся надежда – на честность. Но честности не будет».
– Пусть останется так, будто эту бумагу я и не видел, – попросил Алик на всякий случай, если по какой-то случайности Патронов еще не успел влипнуть в конгломерат пылесборника маленького нефтяного города. – Но как мне забрать мои вещи, оставшиеся в кабинете, там ведь могут и наркотики подбросить?
– Мы сейчас пошлем туда участкового, – ответил Патронов.
– Хорошо, – сказал Алик неизвестно о чем, и направился к выходу.
ЖУРНАЛИСТЫ
«Если, не зная дороги, направляешся, куда машут, то радуйся хотя бы тому, что узнаешь окрестности, потому что искомого можно и не найти».
Его предали свои же. Вот что ранило Алика, и возможно бы и убило, если бы он не прошел школу главного редактора Квашнякова в газете маленького нефтяного города.
«Как предатели-журналисты будут жить дальше? – задумался Алик. – Стены души можно заклеить новыми обоями, закрасить, но грязь будет проявляться снова и снова. Стоит потревожить дом души, как красоты слетят с его стен. Встреча со мной будет для них, как напоминание…, поэтому они сделают все, чтобы стереть меня из памяти».
Алик вспомнил, как перед своим отстранением от должности, он просил журналистов телерадиокомпании сделать с ним интервью. Вызывал всех по очереди. И все письменно отказались. Они честно глядели на него своими ничего не выражающими глазами и отказывались. Причем делали этот так, будто свершали самый важный в своей жизни поступок, то есть: высоко подняв голову и без раздумий, что обычно происходит, когда дело касается самых искренних человеческих желаний и целей. Причем Алик предлагал журналистам подготовить самостоятельно самые каверзные вопросы, и бояться его подчиненным было нечего, потому, что висел он на волоске. Но…
– Не согласна,
– Отказываюсь,
– Отказываюсь на основании Закона «О СМИ».
Это было равносильно отказу врача лечить больного. Весь маленький нефтяной город ждал разъяснений Алика относительно его действий, происходивших за гранью понимания жителя маленького нефтяного города, каждый из которых приехал в этот город не для того, чтобы совершенствовать душу, не для того, чтобы открыть звезду, не для того, чтобы открыть новое философское направление, а затем, чтобы заработать денег.
А тут на глазах у всего города человек разрушал свое настоящее, сытое и привольное настоящее, за которое каждый нормальный житель маленького нефтяного города ползал бы на коленях, молил бы о пощаде, славил бы своего благодетеля, как это делали сейчас журналисты маленького нефтяного города…
Затем журналистам телерадиокомпании показалось мало скупых отказов, и они принесли объяснительные, в которых обвинили его – Алика, человека, за которого им надо было хвататься и подтягиваться вверх, в надежде превзойти, – в том, что он может передернуть факты, монтажно исказить материал, что он человек бесчестный и бесстыдный.
«Возможно, они тоже правы, – раздумывал Алик. – Можем ли мы что-нибудь вещать, если даже самый очевидный факт в устах любого человека приобретает характер его мировоззрения и становится лишь мнением. Так СМИ и надо позиционировать, чтобы избежать заведомого обмана аудитории, но пропагандистам выгодно, чтобы СМИ по- прежнему воспринимались как «Правда», или «Новости», или «Известия», или «Время», а не «взгляды плохообученных детей на жизнь сквозь узкий сектор объектива и собственного мозга».
ДАЛЬНЕИШЕЕ ИЗУЧЕНИЕ СИТУАЦИИ
«Подмена эксплуатации тел эксплуатацией чувств, приносит куда более ощутимые результаты».
«Мартини» пьянило медленными прохладными глотками. Тишину за окном нарушали резкий скрип морозного снега, сминаемого неизвестными ботинками, и рокот внезапно возникающих и затихающих в отдалении моторов. Уныние заоконного вида разрушалось лишь тремя соснами, чудом уцелевшими во время строительства микрорайона.
Рядом с Аликом не было никого, кроме его жены Марины, исполнявшей одновременно роль подруги. Он был одинок. Очень одинок. Одинок настолько, что дни рождения отмечал, расставляя на столе фотографии своих родственников. И возможно, именно в одиночестве, в этом сумасшедшем одиночестве, он копал себя настолько глубоко, рвал себя настолько безжалостно в поисках умного собеседника, что иной раз наталкивался на интересные мысли. Так и сейчас простой, смывающий жизненную горечь, глоток «Мартини», проходил сквозь него, как поток воды сквозь сито золотоискателя, и вымывал золотинки.
«Чем меньше возможностей для применения мысли, тем скуднее сама мысль, тем меньше красок в ней, – раздумывал Алик, глядя на примитивные пятиэтажки,
созданные не для души, а для утоления потребностей тела, причем самых примитивных потребностей. – Мысль обогащается от применения. Чем больше мыслишь на разные темы, тем больше обогащаешь себя вытяжками из предметов размышления, которые, собираясь в единое целое, становятся платформой для дальнейшего развития. Мыслить глубоко, можно только мысля регулярно. Иначе шахта поиска обрушится, засыплется, исчезнет. Как пчелы собирают частицы нектара из цветов, а потом создают медовые соты, так и внимание человека переносит из внешнего мира в мир внутренний нектар от предметов размышления и если быть неутомимым, как пчела, то обязательно придет время снимать урожай…».
Алик открыл сотовый телефон «Nokia E90», который считал своим мининоутбуком и всегда держал под рукой, и наткнулся на фразу, которую он написал еще три года назад, загорая на диком лазаревском пляже:
«Свобода редактора от учредителя ограничена финансовыми ожиданиями коллектива. И даже, если редактор будет оправдывать ограничение финансирования борьбой за справедливость, закон и порядок, журналисты его вряд ли
