Мертвое озеро - Николай Некрасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– - Да они ведь все конокрады: надо конюшни крепче запирать! -- подхватила приживалка с зобом и мутными глазами.
– - Даже совестно! придешь к ней в комнату, а он сидит перед ней и не встает! -- опять сказала Зина, поглядывая на Наталью Кирилловну, которая, стукнув палкой, сказала:
– - Позвать его сюда!
В минуту приказание было исполнено, и цыган гордо вошел в комнату, где, приняв важную позу, сидела в креслах Наталья Кирилловна. Он поклонился только ей одной, и то без особенного почтения. Приживалки стали перешептываться; но голос Натальи Кирилловны заставил их замолчать. Она сказала презрительно:
– - Любезный, я узнала, что ты заведуешь делами Любови Алексеевны.
– - Да.
– - Я тебя устраняю, и ты должен передать теперь все бумаги и документы моему управляющему; она теперь будет под моим надзором.
– - Я не могу этого сделать и ни одной бумаги не дам! -- отвечал цыган.
– - Как! -- с горячностью воскликнула Наталья Кирилловна.-- Я? мне! ты не отдашь ее бумаг? Да я еще хочу знать, есть ли у Любови Алексеевны что-нибудь?
– - Деревня.
– - Как говорит! даже досадно слушать, точно не видит, что с барыней! -- заметила Зина вполголоса.
Но Наталья Кирилловна услыхала и отвечала ей:
– - Деревенщина! -- и, обратись к цыгану, повелительно продолжала:-- Любовь Алексеевна у меня в доме, и я требую, чтоб ее дела были сданы мне, слышишь: мне на руки!
– - И этого не могу!
– - Да ты с ума сошел! -- стукнув палкой об пол, крикнула Наталья Кирилловна.-- Ты, кажется, вообразил, что Павел Сергеич имел виды на ее деревушку, сватаясь за Любовь Алексеевну! ха-ха-ха!
И хор приживалок подхватил смех Натальи Кирилловны.
Цыган обводил глазами всех, и когда смех унялся, он громко сказал:
– - Никто, даже сама Любовь Алексеевна, не знает своего состояния.
– - Неужели каких-нибудь пятьсот душ ей трудно сосчитать! -- язвительно заметила Зина.
– - Ее состояние не в душах,-- отвечал цыган.
– - В чем же? деньги есть?-- спросила Наталья Кирилловна с достоинством.
– - Да.
Наталья Кирилловна заметно пришла в волнение, мучимая желанием узнать скорее сумму,-- но боялась уронить свое достоинство. Зина, эта догадливая фея, тотчас поняла желание своей благодетельницы и сказала:
– - А сколько тысяч? в ломбарде или в частных руках?
– - Несколько миллионов! -- протяжно произнес цыган, и презрительная улыбка мелькнула на его губах, когда Наталья Кирилловна встрепенулась, приживалки ахнули, повторяя: "Миллионщица, миллионщица!", а Зина, побледнев, с ужасом поглядела на него и как бы невольно произнесла:
– - Это неправда!
Цыган вынул из кармана какие-то бумаги и показал Наталье Кирилловне. Зина, вся дрожа, глядела на них через плечо Натальи Кирилловны, и пот крупными каплями выступал на ее крутом лбу.
– - И в твоих руках такие суммы! даже Любовь Алексеевна не знает! -- воскликнула почти с ужасом Наталья Кирилловна.
– - Она знает, что у ней есть деньги, но мало обращает на них внимания. Отец ее, умирая, сделал меня своим душеприказчиком и опекуном всего имения его дочери.
– - Какое безрассудство! мальчишке! -- воскликнула Наталья Кирилловна, но остановилась, брови ее сдвинулись, и она окинула глазами толпу приживалок, потому что кто-то из них, увлекшись ее примером, подхватил:
– - Цыгану!
– - Это что? молчать! вы, кажется, одурели! вмешиваетесь в барские дела! -- крикнула Наталья Кирилловна.
Все приживалки повесили носы.
Наталья Кирилловна обратилась к цыгану и более мягким голосом, чем прежде, спросила его:
– - Ты очень привязан к Любови Алексеевне?
– - Да.
– - Грех, великий грех во зло употреблять доверенность умирающего человека, который оставляет сироту. О, это черное, низкое дело! -- наставительно сказала Наталья Кирилловна.
Цыган молчал.
– - Ну а сколько миллионов? три, четыре? -- спросила Наталья Кирилловна, наскучив выжидать вопроса своей догадливой Зины, которая словно пораженная громом стояла за ее креслом.
– - Отец Любови Алексеевны еще давно имел большой капитал, потом он продал всё имение свое, исключая одной деревни, и даже не трогал процентов. А этому лет пятнадцать.
– - Сколько же, сколько же?-- потеряв всякое достоинство, нетерпеливо говорила Наталья Кирилловна.
– - Одиннадцать миллионов! -- громко произнес цыган.
Зина вздрогнула. Наталья Кирилловна свободно вздохнула, а приживалки радостно начали креститься и шептались между собой:
– - Вот поди узнай, что такая богачка,-- выглядит просто стотысячной невестой!
– - Не всё то золото, что блестит!
И так далее; шепот продолжался, пока Наталья Кирилловна была погружена в какое-то раздумье. У ней в голове быстро всё уладилось: как она вновь поднимет этими деньгами свой дом, выкупит имения, заложенные или запроданные. Улыбка озарила ее строгое лицо, и она очень ласково сказала цыгану:
– - Хорошо ли тебе, любезный, у меня в доме? ты спроси, что тебе будет нужно…
Цыган поклонился и вышел.
Приживалка с мутными глазами выступила из толпы вприпляску, подперев руки в бока и сиплым голосом напевая:
– - Миллиончики, голубчики! тра-ла-ла!
– - Чему ты радуешься? а? -- спросила, смеясь, Наталья Кирилловна.
– - А как же не радоваться! надо веселиться: свадьба в доме!
И приживалка опять завертелась, напевая.
Все смеялись, исключая Зины, которая бессмысленно глядела на всех.
Наталья Кирилловна в этот день встретила Павла Сергеича очень любезно и, поцеловав его, погрозила ему пальцем, сказав:
– - У-у-у, какой хитрец! ишь как скрывал, я не ожидала от тебя таких расчетов!
– - Что такое?-- не без удивления спросил Тавровский, который решительно не знал о миллионах своей невесты.
– - Тс! идет твоя невеста! -- отвечала Наталья Кирилловна и, к удивлению всех приживалок, сама пошла к ней навстречу и, поцеловав ее, сказала:-- Что ты всё сидишь одна?.. Павел Сергеич, я надеюсь, что могу ее назвать так, как свою дочь?
– - Она верно будет очень счастлива! -- заметил Тавровский.
– - Не хочешь ли ты посмотреть Петербург? тебе надо быть веселой, а ты всё такая печальная! Впрочем, недавняя потеря!.. это даже ей делает честь, что у ней такое чувствительное сердце.
– - Можно сказать, что кто взглянет на Любовь Алексеевну, то уж не скажет, что она злая; и взаправду говорят, что глаза есть зеркало души! -- протараторила приживалка с мутными глазами.
– - Да, уж у кого злые глаза, то и душа дурная! -- подхватила Ольга Петровна.
И глаза ее встретили презрительный взгляд Зины, стоявшей позади Натальи Кирилловны, которая, потрепав по щеке Любу, сказала:
– - Да, у ней глазки хорошенькие! -- и прибавила: -- Я знаю, отчего ты скучаешь: хочется скорее свадьбы!
Люба покраснела, сконфузилась и выронила из рук носовой платок. Она хотела его поднять, но Наталья Кирилловна удержала ее и, обратясь к Зине и указывая на платок палкой, повелительно сказала:
– - Подыми!
Зина сделала вид, что не слышит, и повернулась назад; но Наталья Кирилловна коснулась ее плеча палкой и сердито сказала:
– - Ты слышишь, я тебе говорю: подыми!
Зина закусила губы и не двигалась с места. Люба и Тавровский желали прекратить сцену; но Наталья Кирилловна не позволила им и, стукнув палкой об пол, грозно сказала Зине:
– - Я тебе говорю: подыми платок Любови Алексеевны!!
Тишина воцарилась в зале; все смотрели на бледную Зину и гордо стоявшую перед ней Наталью Кирилловну. Члены Зины, казалось, лишились способности гнуться, и она с трудом наклонилась, чтоб поднять платок. Наталья Кирилловна, следившая за ней, толкнула ее палкой в спину, сказав:
– - Согнись пониже, пониже!!
Зина очутилась на коленях перед Любой и, подавая ей платок, так взглянула на нее, что та попятилась назад.
– - Что это значит?! Вам, кажется, показалось низким поднять платок Любови Алексеевны? а?-- с горячностью спросила Зину Наталья Кирилловна.
– - Я… я потому не могла этого скоро сделать, что, побежав к вам с лестницы, ушибла колено,-- невнятно произнесла Зина и, морщась и прихрамывая, вышла из комнаты под радостно-насмешливые взгляды приживалок.
– - То-то! я бы посмотрела, кто осмелился бы оказать невнимание моей племяннице в моем доме…
И Наталья Кирилловна грозно обвела глазами своих приживалок, которые старались умильно-почтительными улыбками выразить готовность для угождений идти в огонь и воду…
Зина, прибежав в свою комнату, предалась бешеному отчаянию. Она била себя в грудь, рвала на себе волосы; но через полчаса, как ни в чем не бывало, она вертелась уже перед зеркалом, примеривая новое платье. Вечером в тот же день она в девичьей разыграла роль Натальи Кирилловны с одной из молоденьких горничных, и еще с большим эффектом, хотя и без помощи палки. Потом Зина обошла и обнюхала весь дом. И в ее комнате беспрестанно стояли на коленях, прося прощенья, то лакей, то кучер, то прачка.
Приживалки более ни о чем не могли толковать несколько дней сряду, как о несметном богатстве Любы.
