Жена самурая (СИ) - Богачева Виктория

Глава 52. Камакура

С поспешностью, вовсе не полагающейся госпоже Минамото, Наоми легкой походкой шла по многочисленным коридорам главного дома поместья. Она рассеянно кивала в ответ на приветствия редких слуг, встречавшихся ей на пути — наступало время ужина, и почти все они были заняты предстоящей трапезой.

Она остановилась перед закрытыми дверьми, перевела дыхание, пробежалась пальцами по щекам и прическе, пригладила волосы и вошла в комнату, где за низким столиком в ожидании трапезы собралась ее семья — муж и девочки. В комнату сквозь седзи проникал золотистый свет заходящего солнца и яркими всполохами играл на камонах клана Минамото, вышитых на кимоно, превращая алый цвет веера в кроваво-красный.

— Госпожа?.. — позади нее служанка просунула голову в проем между неплотно закрытых створок, и Наоми кивнула ей: ужин можно подавать.

… — туда ехать?

Ненадолго затихший с ее приходом разговор девочек возобновился с еще бОльшим оживлением.

— Дней пять, если в рикше, — отозвался Такеши.

— А мы поедем в рикше?

— Конечно. Ваши кимоно не выдержит ни одна лошадь, — с серьезным лицом кивнул он, и девочки тотчас запротестовали.

— Кимоно куда легче самурайского доспеха, — Наоми опустилась за стол напротив мужа и слегка качнула головой. — Ты несправедлив, дорогой.

Такеши усмехнулся, привычно дернув уголком губ.

Он намеренно подшучивал над дочерью и воспитанницей, а те были слишком взбудоражены мыслями о предстоящем путешествии в Камакуру. Еще пара дней, и он пожалеет, что согласился с Наоми и рассказал о нем так рано — почти за месяц. Неужели теперь ближайшие четыре недели ему предстоит во время каждой трапезы слушать о весеннем приеме Сёгуна?

В этом году Нарамаро решил возобновить давнюю и порядком позабытую традицию, когда раз в год, обычно весной, знать привозила в Эдо старших детей — наследников великих кланов. Только вот преследуя благую цель — как можно раньше познакомить друг с другом тех, кому однажды придется вступить в брак, заключить военный союз или же убить, Сёгун не вспомнил (или же просто не знал), что Императоры руководствовались совсем иными мотивами, когда заставляли своих поданных отправляться в небезопасный путь в столицу вместе с детьми. Так было гораздо легче ими управлять — не каждый будет перечить, когда к горлу его старшего сына или даже дочери в любую секунду могут приставить лезвие катаны.

Сперва Такеши злился, потому что не хотел никуда везти ни дочь, ни жену. Это было опасно. Но очень скоро он осознал, что Нарамаро сделал ему поистине невероятный подарок, сам того не осознавая.

В Эдо Такеши встретится с Дайго-саном. Ему выпадет редчайший шанс, ведь старик был не глуп. Он вел затворнический образ жизни, совсем как сам Минамото, и редко покидал стены поместья. А после их последней встречи в родовом поместье Такеши, Асакура пропустил по различным причинам три заседания бакуфу. Он оговаривался болезнью, но Минамото думал, что старик затаился.

И тут ему впервые за долгое время улыбнулась удача. Уж встречу наследников старик ни за что не пропустит.

— Матушка, а ты когда-нибудь там бывала? — глаза Хоши светились от предвкушения.

— Ни разу. Но я знаю, что там мы увидим море, — Наоми мягко улыбнулась.

— Море…? — недоверчиво, нараспев, переспросила девочка. — Море.

— Залив, — с усмешкой поправил обеих Такеши. — Залив Сагами.

Ни девочки, ни Наоми никогда не видели ничего больше озера. Море или залив были для них лишь словами, но перед глазами живое воображение рисовало картины из прочитанных свитков: шелест волн, крики чаек, бескрайняя синева под бескрайним небом, плеск воды, лучи солнца на подернутой рябью глади.

Томоэ с молчаливым вниманием прислушивалась к их разговору, хотя ничего не говорила сама. С возрастом она все больше и больше становилась похожей на отца — в их молодости Фухито говорил еще реже, чем Такеши, как бы ни было трудно такое представить.

Их воспитанница резко повзрослела за прошедшие полгода — с того момента, как они отдали ей письма отца и рассказали о сэппуку родителей, и показали прощальные хокку обоих. Первые недели Томоэ ходила тихая и пришибленная, словно кто-то ударил ее по голове. Наоми слышала, как она плакала ночами, но никогда не заходила, не утешала, лишь долгими минутами стояла подле закрытых дверей и вслушивалась в звуки, доносившиеся из ее комнаты, и не уходила, пока Томоэ не засыпала.

Некоторые вещи даже дети должны пережить в одиночестве.

И с течением времени шаг за шагом они все менялись. Наоми становилась спокойнее и училась давить чувство вины глубоко внутри, не позволяя ему влиять на воспитание девочек. И дочери, ощущая перемены в матери, ощущая ее твердость и уверенность, все реже выходили за грань дозволенного. Из поведения Томоэ ушел надлом, ушел этот вечный вызов — дерзкие речи, непокорный взгляд, колкие слова. Она часто расспрашивала о родителях, и Такеши рассказывал.

— А там будут все-все кланы? — Хоши вертела головой из стороны в сторону, переводя взгляд с матери на отца.

Сидевшая напротив нее Томоэ фыркнула и выразительно закатила глаза.

— Да, — Наоми кивнула, сдержав улыбку. Понять, куда клонила ее дочь, было несложно.

Такеши же нахмурился. Ему не нравился столь сильный интерес дочери к жениху. Его дочь не станет Асакура. Она должна остаться Минамото, даже когда выйдет замуж и навсегда уедет из поместья, даже когда ее маленький жених станет главой клана. Хоши будет Минамото.

Такеши с трудом переносил лишь мысль о Дайго-сане. О старике, который причинил его семье — его жене — столько горя, сколько не удалось даже Тайра. Он ненавидел его черной, лютой ненавистью.

Когда он выяснил, кто стоит за отравлением Наоми и кто убил двух его детей, то понял, что не может отдать Хоши в клан Асакура, пока жив Дайго-сан. Со многим можно было примириться: с интригами старика, с потерей клана Тогукава, с его жесточайшими условиями переподписания брачного договора. Со многим, но не с тем, что старик убил двух нерожденных детей Минамото.

И Такеши не видел иного выхода, кроме как сделать то, что позволит ему обезопасить свою дочь. Он не отдаст Хоши своими руками в клан убийцы его детей. Пока он, Такеши, жив, этому не бывать.

— Когда у тебя будет жених, ты тоже будешь о нем думать! — воскликнула Хоши, уязвленная насмешкой названной сестры. Она видела, как Томоэ скорчила рожицу, когда она заговорила о Санэтомо-куне.

— Ну уж нет! Я тебе уже говорила! Мне вообще не нужен жених, и я никогда не выйду замуж! Я буду сражаться, как моя мать, — решительно вскинулась Томоэ и тряхнула волосами, перехваченными лентой на затылке в слабый хвост.

Такеши и Наоми переглянулись: подобное из уст воспитанницы они слышали впервые.

— Но твоя мать вышла замуж за твоего отца, и именно потому ты родилась, — осторожно начала Наоми, разглядывая светящееся решимостью лицо Томоэ.

— Потому что отец победил ее, а меня никто не победит, когда я вырасту, — упрямо отозвалась девочка и сложила на груди руки, сжатые в кулачки.

— Тогда ты должна очень много и тяжело упражняться, — спокойно заметил Такеши, насмешливо поглядывая на Наоми. Он размышлял, не напоминает ли ей Томоэ кое-кого так же сильно, как ему?

— Я уже.

— Нет, дитя, — он качнул головой и посмотрел на воспитанницу уже безо всякой улыбки. — Ты должна тренироваться день и ночь, если хочешь стать воительницей, как твоя мать. И тренироваться каждую свободную минуту, если хочешь стать сильнее отца.

— Я буду, — Томоэ сжала губы в узкую полоску. — Буду.

— Хорошо, — Такеши кивнул. — Всегда помни, что ты пообещала.

Когда слуги, наконец, принесли ужин, девочки едва дождались разрешения отца и набросились на еду, словно голодные волчата. На пальцах и ладонях обеих Наоми заметила новые ссадины и синяки — не так давно их начали учить обращаться с нагинатой, и новое умение давалось им нелегко.

Томоэ после короткой вспышки вновь затихла и сосредоточенно смотрела прямо перед собой, словно взвешивала уже сорвавшиеся с языка слова.