Мы родом из СССР. Книга 2. В радостях и тревогах… - Иван Осадчий

Самыми волнующими и запоминающимися были встречи у памятника Алёше. Это благодарность болгарского народа советскому солдату за освобождение от фашистов. Там из радиорепродуктора я услышал постоянно звучавшую прекрасную песню, пробирающую до слёз: «Стоит под горою Алёша в Болгарии русский солдат».

Такое же волнение охватывало нас на Шипке, где многие месяцы в трескучие морозы стояли на смерть русские солдаты, защищая болгарский народ от иноземных поработителей в конце 19-го века.

Мне довелось выступать практически во всех аудиториях, более сорока раз. Каждая встреча длилась не менее двух часов, а в Высшей партийной школе – четыре.

В каждой аудитории было немало тревожных вопросов о горбачевской «перестройке», о политическом положении в СССР. Коммунисты Болгарии были огорчены тем, что руководство КПСС и Советского Союза, по их мнению, беспечно, по существу, равнодушно, реагирует на происходящие практически во всех социалистических странах Европы политические события, на быстрый рост антисоциалистических настроений, несущих угрозу социализму. Откровенно высказывали обеспокоенность, что дело идет к удушению социализма при молчаливом, безразличном отношении СССР. Звучало недоверие к перестроечной политике Горбачева и к нему самому. Раздавались голоса о том, что продолжение такого курса приведет к гибели социализма в европейских странах, не исключая такой же судьбы и для СССР. Отсюда большинство вопросов, адресованных мне, выражали именно эти настроения. Слушатели настойчиво требовали чётких и ясных ответов на эти тревожные вопросы.

Отвечать было трудно, но необходимо. Во всех случаях я выражал уверенность, что КПСС, советский народ не допустят ренегатства и предательства, откуда бы они не исходили.

В начале 1987 года, у нас, даже самых убежденных советских коммунистов, способных трезво оценивать, анализировать и прогнозировать ситуацию, было именно такое настроение: «Не так страшен чёрт, как его малюют».

И при всех сомнениях и тревожных симптомах, проявлявшихся в КПСС и советском обществе, мы не теряли надежду на лучшее, на благополучный выход из трудной ситуации, в которой оказалась советская страна, европейские социалистические государства.

Особенно откровенно говорили о тревожной ситуации, складывающейся в Болгарской Компартии и в стране, секретари горкомов партии в доверительных беседах за закрытыми дверями, которые проходили во всех городах, где мы побывали, до начала выступлений или после них. Говорили с болью и тревогой. Высказывали недоумение по поводу безразличия к этому Горбачева, выражали озабоченность, что эта позиция попустительства и равнодушия ведет к росту антикоммунистических настроений и угрожает социализму, что Горбачев может сдать на слом европейские социалистические страны.

Рассказывали о том, что в сложившейся ситуации руководитель Болгарской Компартии Тодор Живков всё более оказывается в изоляции, не получая даже консультативной поддержки от руководства КПСС и СССР.

Об этом же шёл доверительный разговор с одним из советников Тодора Живкова, видным болгарским ученым; с другими осведомленными партийными работниками и учеными Болгарии.

Наиболее обеспокоенной была аудитория в Высшей партийной школе ЦК Компартии Болгарии. На встрече присутствовало несколько сот преподавателей и слушателей школы и, как я уже упоминал, длилась она четыре часа. Эта тревога и озабоченность коллектива Высшей партийной школы вполне объяснимы: здесь шла подготовка и переподготовка руководящих работников партийных комитетов. И, естественно, они были обеспокоены своим будущим, будущим своей партии, будущим Болгарии. И связывали по-прежнему свои надежды только с КПСС и СССР.

…Признаюсь, что я был настолько загружен лекционно-пропагандистскими делами, встречами и выступлениями, что, как правило, освобождался от них только поздно вечером. Может быть, это покажется кому-то невероятным или неправдоподобным, но у меня не было возможности приобрести хотя бы какие-нибудь подарки или сувениры для своих домашних. Каждому участнику поездки выдавалось по пятьсот советских рублей, которые можно было обменять на болгарские деньги. Мне даже это не удалось сделать. И только за два часа до отъезда из Софии такая возможность появилась. Сразу же, кажется, прямо в гостинице я нашел пункт обмена и, получив болгарские деньги, отправился в ближайший магазин, чтобы потратить их. Все члены нашей группы давно израсходовали свои деньги и, зная, что у меня они целехоньки, просили дать взаймы, с учетом возврата их в Москве. Времени у них было в избытке.

…В Москву мы приехали поездом. Оставив вещи в камере хранения, я сразу отправился в ЦК КПСС, к руководству лекторской группы, а затем во Всесоюзное Общество «Знание». В обоих случаях мне буквально с порога сказали, что им звонили из Болгарии, очень высоко отзывались о нашей работе и сердечно благодарили.

Конечно, это было приятно.

В свою очередь я поспешил рассказать руководителю лекторской группы ЦК КПСС и первому заместителю председателя Всесоюзного Общества «Знание» В. Е. Семичастному о своих впечатлениях о поездке.

Я назвал В. Е. Семичастного. Того самого. После освобождения от должности Председателя КГБ СССР он много лет работал заместителем Председателя Совета Министров Украины по культуре. Но очень хотел вернуться в Москву. Долго не находилось для него должности, которая была бы приемлема для него. В конце концов, предложили пост первого заместителя Председателя Всесоюзного Общества «Знание».

В ЦК КПСС и в Обществе «Знание» вручил справку о проделанной нами работе. Конечно, это формальная сторона. Но главное, постарался максимально возможно рассказать о той тревоге, которая передалась мне от партийных работников Болгарской Компартии и ученых в связи с нарастанием антикоммунистических настроений и реальной опасности утраты социализма. И о том, что они очень просили передать просьбу к руководству КПСС и СССР о необходимости помочь им повлиять на ситуацию, сложившуюся в Болгарии и в других европейских социалистических странах.

В ответ я услышал: «Нам это известно. Но повлиять на изменение ситуации к лучшему руководство КПСС не считает возможным. Это было бы расценено как вмешательство во внутренние дела других стран…»

Тот курс, который определил и проводил Горбачев, исключал те методы влияния и помощи братским компартиям и социалистическим странам, которые совсем недавно считались интернациональным долгом.