Рассказы и крохотки - Александр Солженицын

Кочетовка расположена километрах в десяти к северу от Мичуринска (прежде Козлова). Основное действие рассказа происходит 1 ноября 1941 г. (с. 208). Начинается без малого в шесть дня (с. 160), а заканчивается задолго до смены Зотова в девять часов вечера (с. 161).

…на Липецк… (См далее: через Елец <…> до Верховья, из Богоявленской, со Щигр через Отрожку, изо Ртищева, из Павельца на Арчеду, на Пачелму, на Кирсанов, из Камышина, через Ряжск, до Грязей, через Касторную, в Александро-Невском, в Пензе, Моршанск, в Скопине, на Балашов, на Поворино и др.) – Железнодорожные пункты на пути воинских составов, следующих через Кочетовку.

…из чёрного раструба безнадёжно выползали вяземское и волоколамское направления и клешнили сердце… – Совинформбюро не спешило сообщать о захваченных немцами городах. Сначала вместо потерянного города появлялось в сводках названное его именем направление. Упоминание вяземского и волоколамского направлений означало, что Вязьма и Волоколамск сданы противнику.

…приезжали из Москвы железнодорожники, кто побывал там в середине октября, и рассказывали какие-то чудовищно-немыслимые вещи о бегстве заводских директоров, о разгроме где-то каких-то касс или магазинов… – О том же вспоминает маршал Жуков в рассказе «На краях»: «С 13 октября начали эвакуировать из Москвы дипломатов и центральные учреждения, и тут же стали бежать и кого не эвакуировали, и – стыдно сказать – даже коммунисты из московских райкомов, и разразилась безудержная московская паника 16 октября, когда все уже считали столицу сданной» (с. 314–315).

…и один худощавый бледнолицый лейтенант с распадающимися волосами прочёл свои стихи, никем не проверенные, откровенные. <…> И ещё так, кажется, было:

Если Ленина дело падёт в эти дни —Для чего мне останется жить? —

Автопортрет писателя соединён со стихами, которые были отданы в повести «Люби революцию» Глебу Нержину, автобиографическому персонажу А. С.: «…в стихотворении, писанном на остановках телеги в долгом, безмятежно-томительном октябрьском путешествии обоза, тупым исписавшимся грифелем были вписаны последние строки:

Если Ленина дело падёт в эти дни,Для чего мне останется жить?»[103]

Но если бы немцы дошли до Байкала, а Зотов чудом бы ещё был жив, – он знал, что ушёл бы пешком через Кяхту в Китай, или в Индию, или за океан – но для того только ушёл бы, чтобы там влиться в какие-то окрепшие части и вернуться с оружием в СССР и в Европу. – Схожими мыслями (с поправкой на различное отношение к 30-м годам) одержим Глеб Нержин в повести «Люби революцию»: «Но твёрдое решение вызревало в Глебе: он не покорится! Если наши армии уйдут за Урал, – уйдёт за Урал, если падёт Сибирь – уйдёт в Китай, уйдёт за океан, найдёт на земле такой клочок, где будет же биться свободное человеческое сердце; подобные ему соберутся там и другие – осколки разбитого вдребезги красного материка, и остаток жизни они посвятят тому, чтобы словом и оружием помочь восстановлению ленинского огня, очищенного от смрада тридцатых годов».[104]

…НКПС… – Народный комиссариат путей сообщения.

…из спинки толстыми вырезанными буквами выступало название дороги… – Кочетовка относится к Юго-Восточной железной дороге (ЮВЖД).

…цветной портрет Кагановича в железнодорожном мундире. – В 1935–1944 гг. Л. М. Каганович был наркомом путей сообщения. Одновременно в предвоенные годы занимал посты наркома тяжёлой, топливной и нефтяной промышленности. Был членом политбюро ЦК (с 1930 г.), вторым (после В. М. Молотова), а временами и первым человеком в сталинском окружении.

А мыло теперь продукт дефективный… – Тётя Фрося говорит «дефективный» вместо «дефицитный» (народная этимология).

…в полувагонах… – О полувагонах см. далее (с. 192–193).

«Князь Серебряный»… – Исторический роман А. К. Толстого (окончен в 1861 г.); снабжён подзаголовком «Повесть времён Иоанна Грозного».

…из уважения к лейтенантским кубикам. – Кубики – от одного до трёх – носили младший лейтенант, лейтенант и старший лейтенант. Лейтенанту Зотову полагались два кубика.

Полина, чернявенькая стриженая киевляночка с матовым лицом, <…> работала на почте. На почту, если выдавалось время, Вася ходил читать свежие газеты (пачками за несколько дней, они опаздывали). Так получалось пораньше, и все газеты можно было видеть сразу, не одну-две только. Конечно, почта – не читальня, и никто не обязан был давать ему читать, но Полина понимала его и все газеты выносила ему к концу прилавка, где он стоя, в холоде их читал. – Ср. в повести «Люби революцию»: «В маленькой нетопленной почте добрая душа – милая эвакуированная киевлянка, выкладывала перед Нержиным, и то не всегда, сразу пачку пришедших с недельным опозданием областных сталинградских газет. Нержин читал, стоя у стойки, проминаясь мёрзнущими ногами в нетопленной почте <…>».[105]

А уж статьи Эренбурга Вася читал ей вслух сам, волнуясь. И некоторые он выпрашивал у Полины, из чьих-то недосланных газет вырезал и хранил. – В повести «Люби революцию»: «И статьи Эренбурга, чьи короткие, хлёсткие, гневные фразы спазмами охватывали его горло ещё в дни Испании, первой революционной любви их поколения, – теперь ещё глубже, чем тогда, бурили его исстрадавшуюся душу, так что с почты он выходил, не чувствуя земли, <…> мыслями весь на фронте. На груди, в записной книжке сложенную, он носил и решил носить до последнего дня войны вырезанную в день мобилизации из газеты, полученной вместе с повесткой военкомата, статью „Им не победить России!“[106]»

…первый том «Капитала»… – Главный труд Карла Маркса. Первый том вышел в 1867 г. Второй и третий тома, завершённые после смерти Маркса Фридрихом Энгельсом, изданы соответственно в 1885 и в 1894 г.

…учебник Лапидуса… – Учебник И. Лапидуса и К. Островитянова «Политическая экономия» (в 2-х частях), рекомендованный «для вечерних комвузов, совпартшкол и самообразования», неоднократно переиздавался в 30-е годы. 7-е переработанное издание вышло в Москве, в Партиздате, в 1933 г.

…из Лисок… – Лиски (в 1918–1943 гг. Свобода; в 1965–1991 гг. Георгиу-Деж) – районный центр в Воронежской области, узел железнодорожных линий и порт на Дону, в 240 км к юго-западу от Кочетовки.

…лицо у сержанта Дыгина было набровое челюстное лицо Чкалова, но не молодого лихого Чкалова, погибшего недавно, а уже пожившего, обтёртого. – Знаменитый лётчик В. П. Чкалов погиб при испытании нового истребителя 15 декабря 1938 г., менее трёх лет назад, 34-летним.

…с «летучей мышью» в руке… – «Летучая мышь» – переносной керосиновый фонарь.

…все шестнадцать лошадей вагона – гнедые, рыжие, караковые, серые… – Гнедые – рыжие, бурые, а нáвис чёрный; караковые – вороные, то есть чёрные, с подпалинами, желтизною на морде и пахах (см. Русский словарь языкового расширения).

…гладил храпы… – Храп у лошади – средняя и нижняя часть переносья.

…оставшись в красной соколке… – Соколка – трикотажная футболка по моде 30-х годов – со шнуровкой на груди.

…пришлёпали ему четыре треугольника… – Четыре треугольника на петлицах и рукавах означали старшину.

…держался на четыре шпалы… – будучи старшиной (четыре треугольника на петлицах и рукавах), саморуков держался полковником (четыре шпалы).

– Там дряпня́ заворачивает! – См. далее: «В черноте ночи под неразличимым небом косо неслись влажные, тяжёлые, не белые вовсе хлопья дряпни – не дождя и не снега» (с. 205).

А – чтó было в тридцать седьмом? Испанская война? – 1937–1938 гг. – один из пиков «большого террора». В отличие от Глеба Нержина, который хотел бы «словом и оружием помочь восстановлению ленинского огня, очищенного от смрада тридцатых годов»,[107] Вася Зотов и не заметил ничего в тридцать седьмом году, кроме войны в Испании. Конечно, захваченный романтикой революции, Глеб Нержин в шоке от удара по крупным коммунистам. «Но от миллионов, взятых тогда, – уточняет А. С., – никак не могли составить видные партийные и государственные чины более 10 процентов». «Аресты катились по улицам и домам эпидемией. Как люди передают друг другу эпидемическую заразу, о том не зная, – рукопожатием, дыханием, передачей вещи, – так рукопожатием, дыханием, встречей на улице они передавали друг другу заразу неминуемого ареста. Ибо если завтра тебе суждено признаться, что ты сколачивал подпольную группу для отравления городского водопровода, а сегодня я пожал тебе руку на улице – значит, я обречён тоже».[108]