Одиночка - Крис Мориарти

Она в изумлении опустилась на колени, в ушах звенела песня, которую пели камни, окружавшие ее. Она дотронулась до него руками, пытаясь познать и изучить его. Через прикосновения она пришла к знанию. Планета соединилась с ней через него и изменила ее, и она приняла это, как Шарифи.

«Теперь ты понимаешь? – спросил он. – Ты видишь, каким мог бы стать этот мир? Каким он хочет быть?»

«Да».

«Ты веришь в это?»

«Да».

«Действительно?»

Она дрожала. Он не спрашивал, во что она верит. Он спрашивал, что она готова для этого сделать.

«Я не могу, – сказала она. – Не просите меня. Я не могу сделать то, что сделала Шарифи».

ПЛАСТ НА АНАКОНДЕ: 8.11.48

Белый свет. Простор вокруг. Взмах крыльев ястреба над ее головой.

Ли стояла на сухой равнине. Холмы были покрыты серебряно-зеленой полынью. Перед ней лежала сверкающая равнина, где подсолнухи красовались ровными рядами, как на параде. За ее спиной была стена, увитая цветущим жасмином. Мускусный аромат цветов был возбуждающе экзотичен.

Звук шагов за спиной заставил ее вздрогнуть. Высокая, длинноногая девушка широкими шагами шла через двор, залитый лучами солнца, белая юбка колыхалась в такт ее шагам. Босые ноги девушки были покрыты красной пылью, которая оттеняла рыжевато-коричневое золото ее лодыжек. Каштановые кудри развивались вокруг ее лица, закрывая улыбающийся рот и карие глаза.

«Коэн?»

Ли ощутила его в своем сознании, спокойного и уверенного после ужасов сияющей воронки.

– Планета жива, – спросила она, – не так ли?

– Жива, – повторил он. Она почувствовала, как он рассматривал мысль со всех сторон, обдумывая ее. – Думаю, что это слово ничуть не хуже других.

– Что оно хочет?

– Поговорить с нами. Или, может быть, поговорить с нашими планетами. Я сомневаюсь, что оно понимает, что мы не являемся просто частями большого целого.

– Так что же нам делать?

Он посмотрел на нее, чуть прищурившись от яркого света.

– Этот вопрос скорее к тебе.

У нее сжалось все внутри, когда она вспомнила, для чего она здесь: передать контроль над конденсатами в руки Нгуен и Техкома. Сделать то, что отказалась сделать Шарифи. Не идет ли она сейчас по следам Шарифи, не спотыкается ли она на тех же неразрешимых проблемах, которые привели Шарифи к смерти?

– А что бы сделал ты? – спросила она Коэна.

– Что бы сделал я? Или что бы сделал я на твоем месте?

Она заглянула в глаза Киары. В них она видела Коэна. Он был так близко, что она почти могла дотронуться до него, ощутить эту постоянно изменяющуюся как в калейдоскопе многогранную сущность.

– И то, и другое, – ответила она.

– Для меня это просто. Или, скажем, определяется выбором, который я сделал так давно, что это уже и не кажется мне выбором. Мне лучше назвать это принципом. Я не думаю, что Техком, или Корчов, или кто-то другой имеют право управлять Миром Компсона. Но это не главное. Это просто… любознательность, я думаю. – Он сделал паузу и посмотрел на землю у них под ногами. – Конечно, ты теряешь больше, чем я.

Она отпустила свои руки, с трудом сдерживая все нарастающее влечение.

– Нам что-нибудь здесь угрожает?

– Нет никакой разницы; мы не можем уйти отсюда, даже если захотим. Разум этой планеты держит нас здесь.

– Разум этой планеты? Откуда ты это взял?

– Это так и есть на самом деле.

Они шли под горячим солнцем Земли – планеты, которая уже умерла два столетия тому назад. Поля, видневшиеся вдали, уже убрали. Пегие лошади бродили по подсолнуховому полю среди скошенных стеблей, обмахиваясь серебристыми хвостами. Птицы бродили по бороздам в поисках червей. В высоких стеблях прятались невидимые певцы, которых «оракул» Ли назвал кузнечиками.

Ли никогда не видела кузнечиков и постоянно останавливалась и вглядывалась между высокими зелеными стеблями, чтобы найти их. Коэн рассмеялся и спросил, не хочет ли она, чтобы он поймал ей одного.

– Нет! – воскликнула она слишком быстро и резко.

В ее памяти возникла абсолютно четкая картина, несмотря на то что прошло уже более двадцати лет.

Ли в тот день исполнилось двенадцать лет. Отец купил ей малокалиберную винтовку. «Гюнтер». Для нее это был великолепный подарок, хотя и дешевая подделка. С рассветом они поднялись в горы и шли, переходя ручьи, разлившиеся от весеннего паводка. Они были так возбуждены, что даже не останавливались наблюдать за рыбой, прятавшейся у порогов. Они зашли далеко к каньонам и вдыхали чистый горный воздух, чувствуя, как трудно дышится на такой высоте. Когда отец закашлялся, они спустились ниже и пошли по извилистой дорожке вдоль берега высохшего озера.

Сороки попались на их пути, когда всходило солнце. Оно посеребрило их спины и зажгло синий огонь на перьях их длинных хвостов.

Сороки играли, перелетая с дерева на дерево, дразня друг друга. Они трещали, как будто насмехаясь над неуклюжими, глупыми, не умеющими летать людьми. Ли любила сорок. Ей нравились их вызывающая красота, плавный изгиб крыльев, их бесстыдная веселая вороватость. Ей очень хотелось завести себе сороку.

Ли прижала приклад ружья к плечу, как учил ее отец, и прицелилась, следуя точным рефлексам, которые она как генетическая конструкция имела с рождения, до того как первый элемент биопродукта был вживлен в ее спину специалистами из Космической пехоты. Она мягко нажала на спуск и почувствовала, как ружье подчинилось ей: сработали ее мозг и спусковой механизм. Прозвучал выстрел, и сине-черно-белое великолепие из сороки превратилось в комок окровавленных перьев.

Птица упала в лужу. Ли запомнила это очень отчетливо. Она помнила, как бежала к ней, страстно желая разглядеть ее, взять в руки, обладать ею; как опустилась на колени прямо в грязь, подняла грязную, поникшую птаху с разбитой грудью. Затем она расплакалась. Это было последнее воспоминание о плачущей Кэтлин Перкинс. Определенно, она не плакала, когда умер ее отец.

Выплывая из своей памяти, Ли почувствовала Коэна.

«Ты охотница или птица? » – спросил он. Этот вопрос мог задать только Коэн.

Она заглянула в сверкающие золотыми крапинками глаза Киары и подумала, что птицей были и планета, и шахтеры, и кристаллы. Все, что использовали и разорили люди.

– Думаю, что я и то, и другое, – ответила она.

И она почувствовала, как Коэн принял и произнесенный вслух, и мысленный ответ. Не отвечая, он протянул руку через ее плечо, вынул из зелени трещавшего там кузнечика и посадил его на ладонь.

– Разочарована?

– Нет, – сказала Ли.

– Она красива, правда?

– А это она?

– Пусть она над этим задумается.

Он поднес руку к стеблю подсолнечника. Кузнечик медленно перелез на стебель, уселся и снова затрещал, будто визит к Коэну был всего лишь легкой прогулкой под теплым солнцем.