К суду истории. О Сталине и сталинизме - Рой Медведев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как свидетельствуют медицинские справочники, паранойя – это такое психическое расстройство, клиническая картина которого определяется в основном аффективно окрашенными, систематизированными бредовыми идеями, захватывающими, однако, лишь определенный круг представлений и развивающимися при отсутствии или малом участии галлюцинаций и без выраженного изменения личности [449] . Паранойя развивается преимущественно к 40 – 45 годам у некоторых мужчин сильного, но неуравновешенного типа. Этим людям еще до заболевания свойственна склонность к переоценке собственной личности, чрезмерная самоуверенность, нетерпимость к чужим мнениям, крайняя чувствительность к фактам, ущемляющим самолюбие, склонность к увлечению какой-либо идеей, доходящая до фанатизма. Развитие заболевания сопровождается обычно как манией величия, так и манией преследования. Для параноика характерны эгоцентризм, злопамятность, неуживчивость, упрямство, настойчивость, стремление к руководству. Все окружающее для этих людей имеет значение только постольку, поскольку оно может быть полезно для их идеи или для возвеличения их личности. Параноики безразличны к чужим страданиям и не считаются со средствами при достижении своих целей. Несогласие с ними параноики трактуют как недоброжелательство, они крайне подозрительны и находят особое удовлетворение в разоблачении своих «врагов». Противоречие параноику может вызвать у него вспышку неукротимой злобы, а при наличии власти в руках больного это может вести и к дикой расправе против ослушника. Добиваясь признания своих заслуг и «открытий», параноик обычно ненавидит тех лиц, которые оказывали ему покровительство. «Параноик, – писал профессор-психиатр П. И. Ковалевский, – не имеет друзей, он не имеет близких людей. Все служат для него, он ни для кого... Это сухие, жестокие себялюбы, задумывающие все сделать для себя... Бессердечие, холодность и рассчитанность – основные черты их характера. Во всех поступках параноика сквозят подозрительность, недоверие, скрытность и жестокость. Скрытность составляет довольно характерную черту параноика. Жестокость этих людей превышает наше обычное представление о жестокости. Они живут своей жестокостью. Они продолжительно придумывают планы и способы проявления своей жестокости. Они упиваются своей жестокостью и испытывают минуты наслаждения при выполнении оной. Эта жестокость нередко соединяется с жаждой крови. Рядом с этой жестокостью и кровожадностью у параноиков возможно бывает подметить большую хитрость, осторожность, коварство, даже трусость, что, однако, не мешает им готовить планы мести и вести каверзы и злодеяния» [450] .
Вместе с тем вне бредовой сферы психическая деятельность параноика остается в большинстве случаев ненарушенной, оскудения личности у них не происходит, хорошо сохраняются память, внимание, интеллект. Сами бредовые идеи параноика не имеют обычно нелепого характера. Поэтому многие параноики доживают до глубокой старости, не попадая в психиатрическую лечебницу, они продолжают выполнять свои профессиональные обязанности и нередко добиваются в работе заметных достижений. Но бывают случаи, когда параноики могут причинять вред окружающим, пользуясь своим положением или профессией. Они могут совершать убийства мнимых врагов. В этом случае параноики признаются, как правило, невменяемыми и отправляются в лечебницу для принудительного лечения. Типичным параноиком многие историки и психиатры считают, например, Ивана Грозного [451] .
Из приведенных выше признаков паранойи ясно, что версия о тяжелом психическом заболевании Сталина не является абсолютно беспочвенной. Анализируя поведение и поступки Сталина, нетрудно заметить в них явные элементы патологии. Болезненная подозрительность, усилившаяся с возрастом, нетерпимость к критике, злопамятность и мстительность, переоценка собственной личности, граничащая с манией величия, жестокость, доходящая до садизма, – все эти черты личности Сталина, казалось бы, подтверждают версию о нем как о параноике. И все же мы считаем такое предположение недостаточно обоснованным.
Медицина проводит важное различие между настоящим психическим заболеванием и разного рода психопатиями, которые относятся к аномальным вариантам личности, но при которых личность отдает себе отчет в своем поведении и несет за него полную ответственность. Психопатия – это чаще всего моральное уродство, развивающееся под влиянием условий еще в раннем детстве. Психопат – это человек, находящийся на грани между психическим здоровьем и болезнью. Но он признается вменяемым и дееспособным. Это различие существует и при паранойе. Мы имеем в виду паранойяльную психопатию, когда перед психиатром предстает человек с характером параноика, но без его бреда. Диагноз в данном случае труден, так как многие психопаты оставляют на первый взгляд впечатление культурных и образованных людей. Только при постоянном общении с ними обнаруживается их злобный характер. Эти люди не выказывают истинного бреда, но жадно собирают ложь, клевету, вымыслы, умело используют мелкие недоразумения и легко обманывают доверчивых людей. Подобных психопатов, как и явных параноиков, отличают болезненное недоверие, эгоизм, тщеславие и гордыня, бесчеловечность, готовность использовать самые жестокие средства в борьбе с теми, кто становится у них на пути.
Это различие между психопатом и психически больным человеком важно иметь в виду при оценке личности Сталина. Ибо, несмотря на все патологические изменения, приобретшие в последние 20 лет его жизни отчетливые черты паранойяльной психопатии, несмотря на то что поведение и поступки Сталина определенно говорят не только о моральном уродстве, но и о психических нарушениях, мы глубоко убеждены, что Сталин был, безусловно, вменяемым человеком и он ясно отдавал отчет в своих действиях. И никакой суд, в том числе и суд истории не может объяснять действия Сталина ссылкой на его невменяемость.
Показательно, что при всей своей подозрительности Сталин действовал с большой выдержкой. Наметив жертву, он никогда не наносил удар без хорошо продуманной предварительной подготовки, осторожно организуя травлю будущей жертвы, постепенно опутывая паутиной клеветы неугодного человека.
При разгроме советского и партийного аппарата органами НКВД применялись в основном два метода.
Первый метод можно условно назвать «сверху вниз». В этом случае в той или иной области, республике, наркомате быстрым ударом репрессировался руководящий состав на основании сфабрикованных в Москве показаний. Вслед за этим арестовывались работники областных и районных организаций, а в центральных учреждениях в Москве – руководители отделов и управлений, многие рядовые сотрудники. Считалось само собой разумеющимся, что «враги народа» и «шпионы», возглавлявшие ту или иную область или наркомат, сумели везде насадить свою «агентуру».
Второй метод можно условно назвать «снизу вверх». Вначале органы НКВД без согласования с секретарем обкома или наркомом арестовывали несколько рядовых работников, объявляя их «шпионами» или «врагами народа». При этом центральная печать помещала статьи с выражением недоумения – почему руководители области или наркомата проглядели вражескую деятельность? Затем аресты расширялись, и в число «врагов» попадало все больше и больше людей. Арестовывались отдельные работники аппарата обкома или наркомата и некоторые из людей, стоящие близко к руководству. Это мог быть личный шофер, референт, редактор, технический секретарь, родственник. Естественное желание руководителя защитить близких и хорошо знакомых людей расценивалось уже не просто как потеря бдительности, но и как покровительство «врагу народа». Тон печати становился более развязным и угрожающим. В центральной прессе появлялись материалы, в которых выражалось откровенное недоверие к секретарю обкома или руководителям наркомата. Все это поощряло различного рода клеветников и личных врагов этих людей. Иногда московские газеты обращались к рядовым коммунистам через голову их местного руководства. Типична в этом отношении одна из статей «Правды», озаглавленная «Пора омским большевикам заговорить полным голосом». «Если руководители Омского обкома, – говорилось в этой статье, – бездействуют и покровительствуют троцкистско-бухаринским шпионам, то пора, чтобы омские большевики заговорили полным голосом» [452] .
Вся эта долгая или короткая кампания приводила к деморализации руководителей, порождала растерянность и недоумение, а с другой стороны, мобилизовала всякого рода клеветников и карьеристов. Концом был арест и гибель намеченной Сталиным жертвы. Излишне говорить, что эти действия мало напоминали действия невменяемого параноика.
Показательно, что во многих случаях Сталин ограничивался вначале только смещением того или иного крупного деятеля партии, но не прибегал к аресту, хотя и располагал «компрометирующими» этого деятеля показаниями или доносами. Этот деятель перемещался на другую работу, иногда даже более ответственную. Сталин таким образом вырывал человека из привычного ему окружения. Были случаи, когда за короткий срок видный коммунист несколько раз переходил из одного обкома в другой, из одного наркомата в другой. Так, например, П. Дыбенко в 1937 году был освобожден от командования Приволжским военным округом и назначен командующим Ленинградским военным округом. Однако через несколько месяцев он был неожиданно назначен заместителем наркома лесной промышленности СССР и направлен в командировку на Урал. Здесь в апреле 1938 года Дыбенко был арестован [453] . Освобожденный от руководства на Украине С. Косиор был назначен заместителем Председателя Совнаркома СССР и переведен из Киева в Москву, а его ближайшие соратники по руководству партийной организацией Украины В. Чубарь и П. Постышев были направлены на партийную работу в Соликамск и Куйбышев. Не сразу после VII пленума ЦК ВЛКСМ был арестован и А. Косарев, уже объявленный «врагом народа». По свидетельству его жены Марии Викторовны, за Косаревым следили из-за каждого дерева на его даче, но вначале не трогали. Все это мало похоже на действия невменяемого человека.