Прочь из моей головы - Софья Валерьевна Ролдугина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Наш номер, солнышко. Три-один-шесть – шестнадцатая дверь на третьем этаже. Мы совершенно точно проходили мимо неё, но тогда она была закрыта. А когда зашли на второй круг, то в дверях торчал ключ. Но не думаю, что тут опасно, – тут же добавил он и развалился на кровати, закинув ногу на ногу. – Просто непонятно, а непонятное…
– Твоя слабость, – понимающе хмыкнула я и наконец нашарила на дне сорочку. – Итак, кто первый в душ?
Глаза у Йена коварно вспыхнули:
– Может, вместе?
Мысль была, безусловно, заманчивая, но я её решительно отмела:
– О, нет, после долгой дороги в первую очередь мне нужная горячая вода. А только потом горячее всё остальное, включая тебя.
Он согласился неожиданно легко, без дополнительных уговоров – похоже, и предложил только для вида, а сам собирался без меня увешать номер защитными чарами, чтобы ни одна враждебно настроенная тварь не проскочила. Собственно, за чародейством я его и застала, когда вышла из душа с полотенцем на голове – Йен размахивал руками над подоконником и напевал что-то с таким вдохновенным видом, что мне совестно стало мешать. Минут пятнадцать я честно поковыряла блог, а когда услышала в ванной комнате звуки льющейся воды, то переставила ноут на тумбочку и закопалась под одеяло. В тепле, на мягких ситцевых простынях меня запоздало накрыло глинтвейном, трёхчасовой прогулкой по городу, длинной дорогой, нервным напряжением всей последней недели, предшествующей нашему незапланированному отпуску…
В общем, я вырубилась.
Сон был вязким, как желе, и затягивающим, как болото; сквозь него едва пробивались прикосновения, слова и, кажется поцелуи, но разбудил меня – и то не до конца – жест, которым Йен бережно подтянул одеяло повыше, укрывая нас обоих.
В окно бесстыже пялилась луна; холодный свет лежал между нами, как обнажённый клинок. В это мгновение Йен, остающийся в полутени, без улыбки, сосредоточенный и тихий, выглядел намного старше меня – не на семьдесят лет, а на целую жизнь.
…и целую смерть вдобавок.
– Жаль, что я не встретила тебя лет пятнадцать назад, – вырвалось у меня.
– Прости, что разбудил, – повинился он. И усмехнулся: – Ну, технически ты меня встретила даже раньше.
– Нет, в другом смысле… – Я запнулась, думая, в какие слова облечь ту странную, кипящую нежность у меня в груди. – Старшая школа, параллельные классы, случайное знакомство, первое робкое свидание где-нибудь подальше от родных кварталов. Понимаешь?
– В пятнадцать лет мои свидания уже не были робкими, – фыркнул Йен. И вдруг взгляд у него стал шкодливым. – А вообще… Прекрасная идея! Если ты, конечно, не против.
Наверное, во всём было виновато дурацкое сонное состояние и острый приступ любви, потому что я даже не стала уточнять, что он имеет в виду, и просто ответила:
– Дерзай.
И снова заснула.
Очень опрометчиво с моей стороны.
Разбудил меня дробный, громкий звук, словно кто-то в деревянных башмаках пробежался этажом выше, и неприятный, истерический смех. Я резко села на кровати, часто моргая – сердце колотилось как бешеное. Из щели между шторами беспощадно лепило утреннее солнце, кажется, нарочно целясь в глаза. Йена нигде не было. Аккуратно сложенное второе одеяло лежало в ногах вместе с халатом; из приоткрытого окна отчётливо тянуло табаком, осенним холодом и палыми яблоками; забытая на тумбочке кружка с кофейными разводами намекала на то, что кое-кто не поленился встать раньше меня и, возможно, позавтракать… При мысли о завтраке в желудке отчётливо заурчало, я рефлекторно приложила руку к животу – и поняла, что любимая сорочка вдруг стала великовата.
Не в талии, к несчастью, а в груди.
«Не могла же я резко отощать за ночь», – пронеслось в голове паническое.
Я вскочила, ощупывая себя, ни черта не поняла и рванулась в ванную, к зеркалу. Успела по дороге стукнуться коленкой о тумбочку, повалить кружку, поймать в последний момент, поскользнуться на собственных тапочках, задеть локтем дверной косяк, навоображать себе ужасов на жизнь вперёд, вроде перемещения в чужое тело или внезапной смертельной болезни…
Однако всё оказалось куда проще.
Массивное зеркало над раковиной по-прежнему отражало меня – но такую, какой я была пятнадцать лет назад, в старших классах. Тощую, бледную, с короткой стрижкой – короче, ночной кошмар родителей, мечтавших о миленькой девочке-принцессе, а получивших злобного эльфа.
– Тебе нравится? – донеслось у меня из-за спины заинтересованное.
Ну, Йен!
Я уже набрала было воздуха, чтобы сказать своё громкое и веское «нет», но обернулась – и все слова застряли в горле, потому что он изменился тоже. По-прежнему высоченный, хотя и пониже ростом, чем раньше, с длинными волосами, собранными в хвост, неуклюже-грациозный, как кошачий подросток, он сидел на подоконнике, подобрав под себя одну ногу. Идиотские резанные джинсы и простая чёрная футболка подходили ему идеально, словно их и придумали-то ради него.
– Нравится, – осипшим голосом откликнулась я и уставилась в пол, неудержимо краснея.
Йен соскочил с подоконника, поймал меня за руку, крутанул – высоченный всё-таки, метр восемьдесят как минимум – и обнял. С полминуты мы смотрели друг на друга, точно впервые, и сердце у него колотилось даже громче моего, а потом он вдруг спросил очень серьёзно и тихо:
– Как тебя зовут?
– Урсула, – ответила я рефлекторно, не успев удивиться.
– А меня Йен, и говорят, что я здесь самый неотразимый, – тем же уморительно серьёзным тоном продолжил он. – Пойдёшь со мной на свидание? Учти, мне ещё никто не отказывал.
Слова были идиотские, ситуация – невообразимо нелепой, но в горле у меня резко пересохло, а голову повело. Потому что это по-прежнему был Йен – восхитительный, подавляющий, невероятный.
– И что, – услышала я себя словно со стороны, – девчонки правда на это клевали?
– Ну да, – улыбнулся он. – Сам удивляюсь. Так что насчёт свидания?
– Если в него входит завтрак – я только за.
Из отеля мы сбежали через окно, чтобы не выбиваться из образа безбашенных подростков. Йен прекрасно справлялся с акробатическими трюками и без чар, а меня пришлось ловить – леггинсы, длинный свитер и кроссовки на размер больше не очень подходили для того, чтобы карабкаться по карнизам…
И всё-таки ничего не
