Арабская поэзия средних веков - Аль-Мухальхиль

Широкую популярность в странах арабского Востока завоевала в средние века суфийская лирика. Суфизм возник в VIII веке как мистико-аскетическое направление внутри ислама в восточных областях халифата, а позднее, в своих крайних формах, перерос рамки мусульманской ортодоксии и стал самостоятельной теософской системой.

Первые суфии были правоверными монахами-аскетами («суфий» значит «облаченный во власяницу»), проповедовавшими отказ от земных благ, обращение всех помыслов к богу. Позднее, позаимствовав философско-космогоническую теорию из античных и восточных источников, главным образом у неоплатоников и гностиков, мусульманские мистики создали собственное учение, в котором представляли божество как источник всего сущего, порождающее все мироздание путем излияния (эманации). Предметы этого мира представлялись им видимостью, отражением реальной божественности; цель жизни человека они видели в возвращении к божеству через освобождение души от сковывающей власти тела, через растворение в божестве, «подобно капле в океане».

Под воздействием христианского учения теории мусульманских мистиков приобрели эмоциональную окраску. Поскольку видимый мир явлений провозглашался лишь порождением первосущности и ее частью, то естественна была и животворная любовь человека ко всему вокруг него как к части первосущности, ее земному отражению.

Свое учение суфии излагали не только в специальных трактатах — излюбленной формой была поэзия. На молитвенных собраниях суфиев совершался обряд (зикр), во время которого распевались специальные гимны, передающие мистический опыт поэта-суфия.

Суфизм преобразил традиционную поэзию, ввел в нее особый, символический стиль. Согласно суфийскому учению, постижение божества и слияние с ним достигается мистической любовью к богу, поэтому значительная часть суфийской поэзии — стихи любовного содержания, внешне мало чем отличающиеся от обычных газелей. В суфийских гимнах поэт обычно жаловался на любовные муки, сетовал на безнадежность своего чувства, воспевал прекрасную возлюбленную, ее вьющиеся локоны и всеиспепеляющий взор, сравнивал ее с солнцем или свечой, а себя с мотыльком, сгорающим в ее пламени.

Каждый из этих образов превратился в суфийской лирике в символ с постоянным значением. Суфийские стихи двуплановы, за видимым «земным» планом кроется мистический смысл. Возлюбленная в суфийском словаре символов — бог или божественная истина, локоны возлюбленной — мирские соблазны, бурное море — плотские желания, испепеляющее сверкание молнии — божественное озарение и т. д. Поскольку состояние экстаза, ведущее к мистическому озарению, суфийские поэты уподобляли опьянению, большое место в лирике суфиев заняла «поэзия вина», отличающаяся от обычной застольной лирики лишь мистическим подтекстом.

Непосвященный читатель мог воспринять в стихах суфиев лишь внешний, «земной» план: страсть, чувственный восторг, блаженство опьянения; посвященный же видел в земном аллегорию небесного. Мистический подтекст придает суфийской лирике эмоциональную напряженность, страстность; вместе с тем конкретный, чувственный характер ее условного языка облекает духовные переживания суфия в пластически зримые, впечатляющие образы. В этой двуплановости, взаимопроникновении земного и мистического — секрет особого поэтического обаяния лучших образцов суфийской лирики.

Крупнейший арабский поэт-суфий — египтянин Омар ибн аль-Фарид большую часть жизни провел он в уединении неподалеку от Каира, где предался посту, благочестивым размышлениям и молитвам. Суфии почитали Ибн аль-Фарида как учителя, святого; согласно преданию, его поэмы распевались на радениях. Особенно знамениты его «Винная касыда», в которой в образах застольной лирики описано экстатическое состояние божественного озарения, и «Большая таыйя» — огромная поэма, содержащая страстный рассказ о мистическом опыте поэта. Обе поэмы справедливо считаются шедеврами арабской средневековой поэзии.

Другой замечательный суфийский философ и лирик — Ибн аль-Араби, уроженец Мурсии (Андалусия), проживший большую часть жизни в восточных областях халифата. Автор ряда трактатов, Ибн аль-Араби описывает свои духовные переживания в пламенных любовных стихах. Жестокая возлюбленная, к которой обращены его страстные мольбы, — непознаваемая духовная сущность, а радости любви — соблазны грешного, но прекрасного мира, обессиливающие слабого человека и мешающие ему совершить восхождение к истине. Момент постижения высшей духовной сущности представляется поэту внезапным, подобным молнии озарением, испепеляющим человека. Ибн аль-Араби больше, чем Ибн аль-Фарид, погружен в реальные, вемные чувства. В его изящных газелях так живо звучит язык «мучительных страстей», что мистический подтекст порой едва уловим.

В сокровищнице арабской классической литературы немалую долю составляет наследие арабо-мусульманской Испании, или Андалусии (от «аль-Андалус», арабского наименования Испании). Покорив Северную Африку, арабы переправились в Испанию и при поддержке берберских племен за три года (711–714) покорили почти весь Пиренейский полуостров. В 755 году один из Омейядов, Абд ар-Рахман I, образовал в Испании эмират со столицей в Кордове, а в 929 году эмир Абд ар-Рахман III, приняв титул халифа, закрепил этим актом независимость Андалусии от багдадских Аббасидов.

Однако уже в X веке начинается распадение Кордовского халифата, завершившееся образованием множества мелких княжеств, правители которых оказываются не в состоянии противостоять наступлению испанцев с севера (реконкисте). Вторжение из Северной Африки кочевников во главе с берберскими династиями Альморавпдов (XI в.) и Альмохадов (XII в.) приостановило наступление испанцев лишь на время, и к середине XIII века в Испании сохранилось только одно арабское княжество — Гранадский эмират, которое в 1492 году также было завоевано испанским королем Фердинандом V. С падением Гранады окончилось почти восьмисотлетнее пребывание арабов в Испании.

Географическое положение Андалусии, на долю которой выпало посредничество между Востоком и Южной Европой, благоприятствовало процветанию ее многочисленных городов — Кордовы, Севильи, Толедо, Бадахоса, Валенсии, Альмерии, Гранады и др. В интенсивной культурной жизни Андалусии деятельное участие принимали не только арабы-пришельцы, но и аборигены (арабизированное и исламизированное население Испании), привносившие в общую арабоязычную культуру свои духовные ценности и традиции. Наивысшего расцвета культура Андалусии достигает в XI–XII веках.

В первые века после арабского завоевания и вплоть до конца Х века андалусская поэзия мало чем отличалась от поэзии восточных областей халифата. В традиционных касыдах-панегириках поэты прославляли подвиги арабов-завоевателей, предавались элегическим воспоминаниям о покинутой восточной родине (см. стихи кордовского эмира Абд ар-Рахмана I), сочиняли газели, застольные песни, сатиры, философичные «зухдийат» и т. д. (поэты аль-Газаль, Ибн Абд Раббихи). Как и в кружках багдадских меценатов, при кордовском дворе часто устраивались поэтические состязания. Особенно прославился кружок правителя Андалусии аль-Мансура (Альмансор), в который входили поэты Мугир ибн Хазм, аль-Мусхафи, Абу Абд аль-Малик Марван. С кружком аль-Мансура были связаны также его младшие современники — певец застольных радостей ар-Рамади и поэт-пессимист Ибн Шухайд, автор элегий и грустных любовных песен. У всех этих поэтов легко можно проследить влияние Абу Нуваса, Абу-ль-Атахии и других восточноарабских поэтов, а известного поэта из Севильи Ибн Хани за подражания прозвали «андалусским аль-Мутанабби».

Исследователи арабской литературы по сей день спорят о степени своеобразия арабо-испанской поэзии. Многие склонны считать ее провинциальным эпигонским ответвлением главного восточноарабского ствола, повторяющим те же идеи, жанры, формы и традиционные образы, «докатившиеся» до западных областей мусульманского мира с опозданием на одно-два столетия. Такое отрицание специфики андалусской поэзии несправедливо. Строгое следование традиции — доминирующая черта всей арабской классической поэзии. Всякое своеобразие, как индивидуальное, так и в данном случае региональное, проявляется лишь «внутри» канона, в его рамках.

Тематическое и стилевое своеобразие прослеживается в андалусской поэзии лишь начиная с XI века. В описательных частях касыд появляются яркие картины испанской природы, среди которых встречаются подлинные шедевры пейзажной лирики, красочностью и пластичностью подчас превосходящие лучшие создания восточноарабских поэтов. Расширяется тематика: среди традиционных описаний боевых подвигов и придворного быта мелькают оценки из городской жизни, часто возникают образы моря. Любовная лирика обретает более куртуазный характер. Складывается особый, связанный с реконкистой жанр плача-элегии по разрушенным городам и исчезнувшим государствам. В образном языке ощущается больше свободы и разнообразия. Наконец, именно в Андалусии впервые, еще в конце IX века, возникает строфическая поэзия в классическом (мувашшах — на литературном языке) и в народном (заджаль — на андалусском диалекте) вариантах, вторая позднее проникает и в восточноарабские области.