Возвращение блудного сына - Александр Омельянюк

А тот, беря повестку и приветливо улыбаясь, пригласил гостя:

– «Садитесь! Я Вас слушаю».

Садясь на единственный стул, Рауль удивлённо посмотрел на, засмотревшегося на него, хозяина кабинета. И тут только тот спохватился, доставая из ящика стола бумаги, беря авторучку и неожиданно спрашивая:

– «Скажите, пожалуйста, Ваше полное имя, адрес проживания, состав семьи и род занятий».

Рауль всё назвал, понимая, что это пока лишь протокольные формальности. А офицер, записав все названые Мендесом данные, отложил ручку в сторону, и неожиданно объявил, вставая из-за стола:

– Вы здесь немного подождите. Сейчас придёт следователь, который будет вести…. Ну он Вам сам всё скажет».

– «Хорошо!» – сказал Рауль, подумав: значит, он будет вести… моё дело! и сразу настроившись на нужный лад.

Офицер вышел, оставив Мендеса одного. И Рауля начало охватывать… не волнение, а предвкушение длительного сражения интеллектов и человеческих достоинств. И он внутренне уже был готов к этому.

Вскоре в кабинет быстро и почти бесшумно вошёл в штатском высокий, красивый мужчина лет сорока, сразу с порога представившись:

– «Комиссар Баранья!».

– «Журналист Мендес!» – в тон ему ответил Рауль, невольно отдав должное внешности своего нового и пока самого главного соперника.

– «Я веду дело по факту гибели гражданина Воронцова. А Вас я пригласил в качестве свидетеля. Ваш телефон был в записной книжке убитого! Вы знали его?» – сразу с места в карьер, не дав возможности возразить и опомниться, начал комиссар.

Рауль легко изобразил на лице удивление, так как действительно удивился началу их беседы, или допроса?

– «Возможно. Но я сейчас и не вспомню, кто это такой! У меня, как у журналиста сразу нескольких газет и журналов, и помощника депутата Национального конгресса, ведь очень много корреспондентов!» – ответил Рауль, согласно своему плану, сдавая позиции постепенно, только под давлением неопровержимых улик.

– «Хорошо! Вернее, для начала нормально. Я Вас понял!» – чуть с сожалением улыбнулся комиссар, решив, что с этим Мендесом теперь предстоит долгая и кропотливая работа.

Он встал из-за стола, молча пройдясь по небольшому кабинету от стола к окну и обратно, тайком наблюдая за Мендесом. А тот краем глаза следил за комиссаром. Они словно два бойца исподволь присматривались друг к другу, будто примеряясь, как дальше вести схватку.

Да, не зря я заочно проникся уважением к этому Мендесу. Достойный видно будет у меня соперник. Тем интереснее будет работать с ним, и тем весомее будет моя победа! Или не моя? – пока молча рассуждал Хоакин.

Та-ак! Начало положено. После первого вопроса… полёт нормальный! – тоже молча чуть взбодрился Рауль.

– «Ну, хорошо! – как-то уж очень бодро, будто бы что-то решив для себя полезное, продолжил комиссар – А скажите мне Мендес, Вы, конечно, не убивали этого Воронцова?».

– «Да я вообще в жизни никого не убивал!» – не моргнув глазом, ответил Рауль, изображая на лице недоумение.

– «А в Мадриде?» – неожиданно спросил комиссар, словно подставив сопернику подножку.

Но Рауль был готов и к такому неожиданному вопросу.

– «А что случилось в Мадриде?».

– «А Вы там убили гражданина Испании!».

– «Не может быть! Правда у меня там была одна стычка с грабителями, но чтобы убить… нет! Не может быть…» – парировал Рауль провокационный вопрос, в ответе изображая неподдельную искренность.

– Вы так думаете…. А у меня есть документы Интерпола, в которых приводятся неопровержимые доказательства Вашей вины в этом!» – как ему казалось, добил, становящегося подследственным, комиссар Баранья.

– «Да-а? Странно! Я ведь всего-то один раз ударил нападавшего грабителя?! В любом случае это была необходимая самооборона!».

– «Как с Воронцовым?» – попытался подловить Мендеса комиссар.

Но Рауль, поняв, что по поводу Интерпола Баранья сочиняет, был готов и к такому повороту в допросе, спокойно парировав уловку:

– «Это, которого…. Вы… говорили…».

– «Да это не я говорил, а… сам Воронцов! – делая вид, что раздражается, продолжил Баранья – У меня есть заявление этого сáмого Воронцова! И не только об убийстве его Вами, но и о том, что Вы, дон Мендес, вообще русский…, из Москвы! Что Вы на это скажете?».

– «Ха-ха! Комиссар, но Вы же сами прекрасно понимаете, что человек не может назвать того, кто убил его. Это нонсенс! Тем более что я, якобы, русский!».

– «Так он написал в своём заявлении, что в случае его внезапной смерти виновником считать Вас, дон Мендес!».

– «Как это?!».

– «Наверно чем-то он Вас подвигнул на это? Скорее всего, предательством, сдав Вас, как своего одноклассника!».

– «Ну, если даже предположить это, то зачем же было его убивать?!».

– «А он мог ведь Вас шантажировать!».

– «Чем же?».

– «Принадлежностью к России, например!».

– «Комиссар, даже если это допустить, то согласитесь, что это ведь не повод для убийства?!».

– «Ну, почему же? Если Вы русский разведчик, то это вполне достаточный повод для убийства!».

– «А, извините, зачем русским иметь здесь у нас своих разведчиков? Вы, что, так ненавидите и боитесь их?».

– «Да нет! Дон Мендес, но давайте лучше вернёмся к моим вопросам».

– «Извините, конечно, конечно! Но, господин комиссар, я здесь нахожусь всё ещё в качестве свидетеля, или уже в качестве обвиняемого в чём-то?».

– «Пока – свидетеля! Но Вы упорно не хотите сотрудничать со мной, со следствием! Поэтому Ваше качество может быть быстро переквалифицировано из свидетеля в подозреваемого!».

– «Господин комиссар! Я против Вас ничего лично не имею, и готов Вам всё рассказать! Но сотрудничать с каким-то следствием по этому делу у меня нет пока никакого желания, так как я не вижу себя… фигурантом этого дела!».

– «Господин Мендес, только поймите меня правильно. Лично я тоже ничего против Вас не имею. Но мне поручено вести это дело, и я обязан в нём разобраться. Кто убил этих двоих, если это сделали не Вы? Убили их сознательно или в целях самообороны? Каковы были Ваши отношения с ними и возможные мотивы убийства? В конце концов, кто Вы, господин Мендес? И Вы должны мне помочь в этом!».