Седой Кавказ - Канта Ибрагимов

Айсханов Шалах, ныне председатель колхоза и управляющий делами Докуевых в Ники-Хита, даже поговорить с Лорсой пойти не посмел, он только лихорадочно стал обзванивать всех Докуевых в Грозном.

Первым на зов помощи откликнулся Анасби. В милицейской форме с двумя сопровождающими работниками он прибыл к обеду в Ники-Хита.

Под оголенной кряжистой кроной старого бука-великана между младшими представителями семьи Докуева и Самбиева состоялся нелицеприятный, жесткий диалог, который наверняка окончился бы кровопролитием. (По крайней мере, Анасби полез в кобуру за та-бельным оружием.) Однако односельчане, знающие суть дела, разве-ли противников, попросили Докуева уехать, пока Лорса не остынет, не свыкнется с потерей, и с ним не поговорят старейшины села. Стоя у машины, Анасби угрожал оружием, кричал, что разберется с Лор-сой, засадит его навечно в тюрьму, и там сгноит.

Обхваченный по рукам и ногам десятками рук односельчан, с пеной у рта в ответ ему Лорса орал, что изведет всех Докуевых. И под конец, когда Анасби уже садился в машину, Самбиев гаркнул во всю мощь здоровых легких:

– Я клянусь памятью предков, убью любого из Докуевых, если они ступят на этот надел.

В ту же ночь взвод автоматчиков-милиционеров окружил кот-тедж Самбиевых. Соседи умоляли Лорсу сдаться властям без сопро-тивления.

Первую ночь на родине Лорса провел не дома, а в КПЗ райцен-тра Шали. А на следующий день Арзо Самбиев посредством тюрем-ной «почты» с ужасом узнал, что сюда же доставлен еле живой от побоев его младший брат, и его сопровождает уголовное дело с пол-ным набором криминала – от вооруженного разбоя до сопротивления властям и хранение наркотиков.

Тревожные ожидания Поллы Байтемировой не подтвердились. В хирургическом отделении, где она устроилась на работу, господ-ствовали строгая дисциплина, порядок, нравственность.

Завотделением Султанов так спланировал график ночных де-журств, что в одну смену заступали только женщины, а с ними для меньшего соблазна коротали время старенькие медсестры.

Эти ухищрения Султанова не имели под собой питательной почвы, ибо в те годы абсолютно большая часть республиканского общества руководствовалась высокой нравственностью и моралью. А те островки похабства, которые имели место быть, как бородавки на красивом теле, встречались в крайних прослойках общества: в но-менклатурной элите, взбесившейся «от жира»; и в среде нищеты, где распутство и алкоголизм сопутствовали выживанию.

Дабы молодой ординатор Байтемирова лучше усваивала азы практического врачевания, и дабы ей особо не докучали несносные взгляды темпераментных вайнахов, Султанов выделил для нее рабо-чий стол прямо в своем кабинете, где он появлялся изредка, так как основное время коротал в административном корпусе.

Вначале это щекотливое обстоятельство сильно смущало Пол-лу, но постепенно она с этим положением свыклась, ибо главврач не допускал по отношению к ней никакой фамильярности. Ни словом, ни жестом он не высказывал своей симпатии к Полле, и только глаза, карие, пытливые, умные глаза, увеличенные линзами очков, пылко скользили по телу Поллы, и что бы он ни говорил, как бы он ни был с ней строг или ласков по службе, глаза выражали страсть.

И как назло, этот взгляд Султанова заметила не только Полла, но и все работники отделения. В шутку и всерьез о взгляде главврача говорили все. Сам Султанов с невозмутимым видом приносил в ка-бинет незатейливые, недорогие, но обязательно пахнущие цветы, ни-когда не говорил, что это для Поллы, просто ставил их в вазу и даже иногда менял воду.

Вскоре в больнице заговорили, что главврач серьезно влюблен в практикантку и не сегодня-завтра сделает ей предложение, но время шло, ничего не менялось. А коллектив поближе познакомился с Пол-лой, и уже на нее смотрели не как на красавицу-пустышку, а как на умную, серьезную и в то же время очень привлекательную работни-цу. Своим очарованием, скромностью, трудолюбием и безотказно-стью Полла покорила весь персонал и стала душой коллектива.

Поначалу к Полле относились, как к красивой жеро, и поэтому допускали с ней всякие шуточки, игривость, однако она без грубости, без шума и напряжения сумела поставить на место «вольнодумцев».

Словом, Полла умело вжилась в тяжелый, психологически не-совместимый коллектив врачей. Молва о ее внешней неотразимости и внутреннем обаянии быстро разнеслась по округе, и как результат, вскоре почитатели стали увиваться за ней. Дело дошло до того, что некоторые молодые люди под видом посетителей больных проникали в отделение и даже пытались устроить с ней свидание прямо в каби-нете заведующего отделением. Вот тут тактичный доселе Султанов проявил несдержанность и обвинил Байтемирову «в несносном пове-дении на рабочем месте».

Полла сгорала от стыда и считала упрек справедливым. Дабы впредь такое не повторялось, она стала грубо обходиться с поклон-никами и даже пустила слух, что помолвлена и вот-вот должна выйти замуж.

Молодых влюбленных этот факт мало беспокоил, и они с преж-ней настырностью пытались овладеть сердцем красавицы, а вот Сул-танов вдруг переменился, стал грустным, и отныне его глаза поверх очков, исподлобья, осуждающе вглядывались в Поллу. Теперь он ча-сами сидел в кабинете напротив Байтемировой, демонстративно дер-жал дверь настежь раскрытой, делал вид, что читает медицинские журналы, а сам подолгу, не моргая вглядывался в Поллу, будто пы-тался писать с нее картину.

Этот исподлобный, осуждающий взгляд оказался нестерпимей, чем прежний – искоса, вульгарный, и Байтемирова, как только Сул-танов садился с литературой за стол, убегала в палаты к пациентам.

И тогда Султанов не выдержал.

– Полла, – впервые в кабинете заговорил он с ней проникно-венным, загадочным голосом, – скажи мне, пожалуйста, это правда, что говорят?

– А что говорят?

– Что ты помолвлена и выходишь замуж.

– Да, – не моргнув соврала Полла, представив лицо Арзо, – только свадьба откладывается, потому что жених в тюрьме.

– Так он уголовник? – на лоб полезли глаза главврача.

– Нет, – румянец окатил все ее лицо. – Это недоразумение.

– Да, в жизни много недоразумений, – печально выдохнул Сул-танов, с шумом вставая из-за стола.

В тот же вечер тетя Масар, у которой Полла, по рекомендации Султанова, снимала угол, сетовала, что негоже было сеять надежду в душе немолодого человека, если помолвлена была с другим.

– О чем ты говоришь? – вскипела Полла. – Кому я давала наде-жды и намеки? В чью душу я что-либо сеяла? Как тебе не стыдно мне такое говорить? Или все это делалось в корыстных целях, чтобы я была обязана кому-либо?

От искреннего, пылкого отпора Масар смутилась:

– А разве не было меж вами ничего? Ведь эти цветы, внимание, ухаживания…

– Меж нами ничего не было и не могло быть, – вскричала в обиде Полла, – и цветы он мне не дарил, я ведь не виновата, что он их ставит у себя в кабинете… И что, вы все вообразили, если он меня взял на работу, то я ему чем-то обязана иль меж нами была какая до-говоренность? Нет! Завтра же я уволюсь с работы и уйду с твоей квартиры… Скажи мне, сколько я тебе должна, а то и тебе буду обя-зана.

– Нет, нет, Полла, прости, старая стала, болтаю ерунду… Забудь и прости… Клянусь, Оздемир мне слова не сказал. Просто он сегодня был не в духе, а я поинтересовалась отчего, и он мне сказал удручен-но: «Представляешь, Полла-то помолвлена» И все… Клянусь, только это.

Как нередко бывает между женщинами, после всплеска эмоций, они, улаживая отношения, могут выболтать любую тайну и даже са-мое сокровенное. Так случилось и на сей раз. Тетя Масар, поминутно умоляя Поллу никому этого не рассказывать, поведала Полле многое о судьбе племянника Султанова. Некоторые фрагменты из жизни главврача Полла слышала и от других, о некоторых он сам ей, вы-пивши на праздник, рассказывал, о многом она просто догадывалась. Однако Масар в зимнюю ночь под крепкий чай с тортом и конфетами в деталях описала жизнь Султанова.

Оказывается, Султанов никакой не племянник Масар и даже не в родстве с ней. Просто тяжелые годы детства они провели вместе и впоследствии, случайно встретившись, относились друг к другу, как родные.

Султанов Оздемир родился за месяц до выселения вайнахов в Среднюю Азию и Казахстан. Их вагон выгрузили посреди пустыни Кызыл-Кум. Прямо у железнодорожного полотна двенадцать чечен-ских семей встречали местные казахи. Они-то и отвезли переселенцев к месту их временного обитания, в небольшой оазис, вокруг слабого источника.

Чеченцы с трудом пережили летний зной пустыни, а когда на-ступила зима, стало еще хуже. Местные казахи оказались кочевника-ми, с началом первых морозов и ветров они свернули свои юрты и умело, привычно покинули оазис. На прощание они советовали и че-ченцам сделать то же самое.

Депортированные того же самого сделать не могли: не было вьючных животных, не было запаса провианта, не было одежды в до-рогу, да ничего не было. И к тому же без особого предписания за-прещалось перемещаться.