Пришествие Короля - Николай Толстой

— Ладно, но что ты скажешь на это? Разве не был я здесь вместе с Матом и Гвидионом, когда ты ставил крышу на своем дворце? Видел я больше прочих людей. Я играл на своей арфе перед Ллеон Ллихллин и был в Гвинврин при дворе Кинвелина. Три зверя родились вместе со мной, и ты знаешь, каковы свойства моей плоти — рыба ли, мясо ли или высокое вдохновение ауэна?

— Неплохо, неплохо, — проворчал великан, прерывая работу и опираясь на рукоять молота. — Неплох ты в похвальбе, бедный мой мышонок. Теперь, хотя ночь и день есть вечность, эта ночь не вечна. Будет ли мне наконец позволено узнать о цели твоего посещения?

Я ответил двумя робкими энглинами, поскольку я прекрасно понимал, что сейчас мои достоинства испытываются так же строго, как кузнец испытывает железо, раскаляя заготовку добела в своем горниле, пока не начинает выступать каплями шпак.

Пожелал принц Эльфин меня от прибоя взять,Чтоб умение барда мое испытать —В колыбели своей Риваону больше не спать.Пожелал принц Эльфин меня от прибоя взять,Чтоб умение барда мое испытать —В колыбели своей Риваону светлому вечно спать.

— Нетрудно ответить! — фыркнул кузнец. — Такие загадки, может, и собьют с толку шутов на моем пиру, о мудрый друид Мирддин маб Морврин! — но для меня это детская забава. Разве принц Риваон не был маленьким сыном Гвиддно Гаранхира, ребенком обета, чья могила стоит на берегу Кантрер Гвэлод как защита, чтобы однажды воинство Манавиддана маб Ллира не поглотило королевства Гвиддно? Думаешь, я не знаю ничего о том, что творится на Севере, дружочек? Не зря зовут тебя Мирддин Виллт, «сумасшедший». Сдается мне, далеко тебе даже до Гвэддан Полоумной, дочери Кинвелина Кеудода!

— Вижу, ты слишком умен для моего жалкого дара, о хозяин, — признался я. — И все же даже мышь может погреться у королевского очага. Какое же я глупое создание! Что же, поверишь ли — следующий мой вопрос касается стражи, которую несет Гвертевир Благословенный на берегу Кайнта, чтобы Напасть Хенгиса снова не вернулась на Остров Могущества. Было у меня в мыслях спросить, в каком порту стоит он на страже. Как же глупо — ведь ты наверняка уже знаешь ответ!

Кузнец добродушно расхохотался, хотя за смехом я уловил растущую злость.

— Действительно, глупо, дитя мое, и мудрость твоя для кователя мира все равно что крик играющего ребенка по сравнению с ревом океана. Да ни в каком порту не покоится ныне мертвый Гвертевир, поскольку кости его закопаны в каждой гавани на побережье Придайна! Думается мне, что лучше уж тебе уйти, прежде чем напорешься на лихо, человечишко! У меня дело есть, и не тебе затягивать его!

Я повернулся, как будто чтобы уйти, затем сказал:

— Правду сказал ты, о коваль. Дитя на берегу подносит к уху раковину и воображает, будто бы держит в слабой своей руке всю необъятность океана. Для истинного понимания мы, люди искусства, должны оторваться от кропотливого изучения книг, составленных древними лливирион, которые, может, знали не больше, чем мы.

Я замолк, глядя на то, как великан берет свои щипцы, трясет головой, словно отмахиваясь от моего назойливого вмешательства. Затем я спокойно добавил (хотя в душе и дрожал, несмотря на жар пылавшего горна):

— Разве не слышим мы в шуме волн стонов Дилана Аил Тона, разве их ряды не идут войной дважды на дню на берега Придайна, желая отомстить за его убийство? Разве это не знак глубин, где лежит в хранилище сокровище мудрости?

Последовало молчание, такое долгое, что мне показалось, будто бы я пробыл в Каэр Гофаннон год и один день. Деревья стонали, ветви их терлись друг о друга, небо плакало холодными слезами, залитую лунным светом лощину у кузни начал затягивать поднимающийся туман. Все вокруг было тихо, так тихо, что показалось мне, будто бы слух у меня стал как у Клуста маб Клуствайнада, который мог слышать муравья в муравейнике в пятидесяти милях от него, будь он сам даже погребен в семи фатомах под землей. Целую вечность великан стоял со щипцами в руке, опустив голову, неподвижный, как заколдованное изваяние. Пламя сыпало искрами и шипело от капель дождя, но он не замечал ни его, ни меня. Не грози это бедой мне и еще больше воинству Кимри, я мог бы пожалеть его боль и захотеть взять ее у него.

Наконец он испустил болезненный стон, такой глубокий и ужасный, что его услышали даже на проклятом Хребте Эсгайр Оэрвел в Иверддон, и повернулся ко мне, глядя на меня с глубочайшим укором.

— Вижу, ты не так глуп, как я считал, Мирддин, хотя, может, ты умнее, чем следовало бы для твоей безопасности. Значит, ты знаешь меня и всю мою историю?

— Не всю. Разве кто-нибудь знает ее до конца? Но я знаю, что ты Гофаннон маб Дон, и я также знаю, кто убил твоего юного племянника Дилана Аил Тона. Разве не был это один из Трех Подлых Ударов Острова Придайн?

Гофаннон зашатался, как высокие буки у него над головой, и вздохнул, как ночной ветер в их ветвях.

— Если ты знаешь об этом, то должен знать и то, что не умышленно я погубил его. После того как был он окрещен тремя каплями воды, он вкусил природы моря, поплыл так же легко, как самая проворная рыба, что живет в его глубинах. Ни одна волна не разбилась под ним, но я пробил ему спину броском копья. Злое это было деяние, но, пока я не вырвался из тьмы и не освободился из бесформенности пустоты, я никак не мог выполнить задачу, что стояла передо мной. И то, что ты видишь вокруг, — ко славе матери моей Дон и сонма богов, и, думаю, ты не сочтешь это малым подвигом. Не такое желал бы я свершить, но был на мне тингед, которому не мог я не подчиниться. Когда люди строят крепость, разве не закладывают они в основание стен тело убитого ребенка, чтобы стены не рухнули? А какая земная твердыня может сравниться с творением рук Гофаннона маб Дон? Я вздрогнул от намека, который мне более чем просто не понравился. Но искусный коваль, владыка магического мастерства, был слишком взволнован, чтобы заметить мои жалкие тревоги. С мрачным и гневным видом он угрюмо признался:

— Может, ты и переборол меня на мгновение, о Черный Одержимый. Малявки всегда остроглазы и остроумны. Говори быстро — чего ты хочешь от меня?

Радость охватила меня, затопила, как девятый вал, хлынувший на берег. Я снова повернулся к кузне.

— Я искал знания, которое позволило бы мне защитить войско Мэлгона Гвинедда, увериться в том, что он одолеет Напасть, что лежит на этом крае. Я хорошо понимаю, какие страдания и опасности ожидают меня, но мое сердце вместе с князьями, и я боюсь, как бы они безрассудно не заехали в пасть Ифферна, угодив в когти Угольно-Черной Ведьмы, дочери Снежно-Белой Ведьмы.

В ответ кузнец взял полосу пылающего металла с наковальни и начал резко колотить по ней своим огромным молотом. Я понимал, что ради достижения своей цели должен быть терпеливым, и ждал, пока его гнев выйдет.