В никуда - Нельсон Демилль

Однако война все еще имела власть вторгаться в наши сны и часы бодрствования. Именно такие времена наступали для Эдварда Блейка.

Книга VII

Ханой

Глава 46

Ханой. Это название пробуждает воспоминания в памяти людей моего поколения. Как Берлин и Токио – в памяти поколения отца. Во время войны не проходило и недели без сообщений прессы о налете бомбардировщиков на Ханой. Сегодня американская авиация нанесла бомбовые удары в двух милях от центра Ханоя по мосту через реку Красную, электростанции и предполагаемым пусковым установкам ракет "земля – воздух". Прошло пять-шесть лет, и подобные сообщения больше не воспринимались новостями, разве что для пилотов «Б-52» и для тех, на кого бомбы сыпались на земле.

Пассажиры вокруг нас собрали багаж и цепочкой выходили из поезда.

А мы со Сьюзан остались на местах и смотрели на платформу. Там сходивших с поезда оглядывали многочисленные пограничники в форме и ребята в штатском, которых нетрудно было вычислить в толпе.

– Кажется, у некоторых из них в руках фотографии, – заметил я.

Сьюзан не отрываясь смотрела в окно.

– Обычное дело на конечных станциях. Не надо автоматически предполагать, что разыскивают именно нас... хотя поглядывают они больше на европейцев.

– Точно. – А еще я подумал, что у шпиков фотографии с острова Пирамида и в одежде они нас, пожалуй, не узнают. И действительно, некоторые из них смотрели больше на снимки, чем на выходящих из поезда пассажиров.

– Давай прицепимся к тем американцам, с которыми ты разговаривала, – предложил я.

Мы встали, сняли с полки рюкзаки и прошли в шестой вагон, где вместе со своим вьетнамским гидом ехала группа американцев.

Когда мы шли по составу, перед нами оказалась вьетнамка. Сьюзан обратилась к ней на ее языке и выяснила, что вокзал Лонгбьен расположен в отдаленном районе на восточном берегу реки Красной, но на главный вокзал в центре города ходят обычные, ширококолейные поезда и автобусы. К нашим услугам предлагались также такси. И полицейские машины.

Самая бросающаяся в глаза примета Сьюзан – прямые до плеч волосы. Она попросила меня запихнуть их за ворот ее стеганой куртки.

У меня много всяких бросающихся в глаза примет. Но если бы я попытался замаскировать их горскими шарфами, вот это и бросилось бы всем в глаза. Да и шарфов не хватило бы. Поэтому я повязал один синий на шею и подтянул на подбородок. Сьюзан сделала то же самое.

– Выйдем на платформу и сразу разделимся.

Мы вышли из поезда, разошлись и затесались в организованную группу американцев человек в двадцать. Сьюзан болтала со всеми подряд, и я тоже заговорил с двумя парнями, но сам не спускал глаз с копов. Некоторые из них поглядывали в нашу сторону, но интереса не проявляли.

Туристическая группа собралась целиком, и мы начали двигаться прочь с платформы. Неужели получилось? Я затаил дыхание.

Вокзал представлял собой соединение нового и старого: я заметил, где свежий бетон прятал разрушения от бомбы. Страна, которая испытала войну, больше не выглядит такой же, как прежде. По крайней мере для тех, кто видел ее в довоенное время.

День выдался облачным, но заметно теплее, чем в горах. Этому краю требовалось солнце. И мне тоже требовалось солнце.

Я заметил слева стоянку такси, но там два пограничника и шпик в штатском внимательно приглядывали за европейцами, которые нанимали машины.

Наша тургруппа направлялась к автобусу с надписью "Путешествия по планете любви". Особой любви я в этот момент не испытывал, но беглецам не стоит привередничать.

Мы начали грузиться в салон. Сьюзан вошла первой, переговорила с гидом, показала ему деньги, и я увидел, что он улыбнулся. Когда я поравнялся с ним, тоже сунул пятерку. Гид кивнул и снова расплылся в улыбке.

Водитель никого из нас раньше не видел и поэтому не обратил на меня внимания. Но если бы даже и обратил, я бы уладил дело при помощи нескольких баксов. Салон вмещал человек сорок, так что свободных мест оставалось много. Однако Сьюзан села у прохода рядом с женщиной среднего возраста, которая носила горские серьги колечками. Я устроился от нее через проход. Бросил рюкзак на пустое сиденье у окна и слушал, как грузили багаж в отделение под полом.

Малахольные американцы поднимались в автобус еле-еле, а пограничники все поглядывали на фотографии и высматривали кого-то в толпе.

Наконец автобус заполнился, и гид поднялся в салон.

– Все на месте? – спросил он.

Группа дружно ответила:

– Да!

Ненавижу тургруппы. Альтернатива – в нашем случае полицейский автомобиль, – конечно, хуже, но не намного. Но вот один из пограничников подошел к автобусу и сунулся в дверь. Мы со Сьюзан разом принялись завязывать шнурки на ботинках, а дама рядом с ней не переставала болтать, и у копа наверняка сложилось впечатление, что она говорит сама с собой.

Он обменялся несколькими словами с нашим гидом, и я понял: еще несколько секунд – и полицейский похлопает меня по плечу. Мы встретились со Сьюзан глазами.

Прошла, как мне показалось, вечность, и я услышал звук закрывающихся гидравлических дверей. Автобус тронулся. Но мы со Сьюзан все возились со шнурками, пока он не удалился от вокзала и не выехал на дорогу. Тогда я распрямился и повернулся к ней.

– Привет! Меня зовут Пол Бреннер. Вы первый раз во Вьетнаме?

Сьюзан опустила веки, откинулась на спинку и облегченно вздохнула. Дама рядом с ней так и не перестала трепаться и ни на секунду не закрывала рот.

Автобус следовал на юг, и лучи заходящего солнца били в правые окна.

– Откуда вы? – спросил я у Сьюзан.

– Заткнись, – ответила она.

Дама рядом с ней обиделась и отвернулась к окну.

– Извините, я не вам, – объяснила Сьюзан. – Я вон тому хлыщу.

Дама повернулась в мою сторону и одарила суровым взглядом.

Я посмотрел на гида. Он стоял рядом с водителем и глядел в салон. Наши глаза на секунду встретились, но он тут же отвернулся.

Не знаю, что заставило его промолчать, скорее всего страх. Конечно, не передо мной и Сьюзан. А перед копом. Пустить в автобус левых пассажиров – проступок невелик. Другое дело – укрыть беглецов. Можно поплатиться всем: деньгами, работой, свободой. Страх здесь царил повсюду – мне случалось бывать в подобных странах, – но иногда этот страх работал против властей. Так случилось и теперь. Но в следующий раз нам может не повезти.

Автобус ехал по широкой улице.

– Мы въезжаем на мост Чуонгдуонг, – вспомнил о своих обязанностях экскурсовод. – Этот мост построен через реку Красную. Очень красивая река. Можете сделать фотографии.

Все послушно щелкнули затворами.

– Здесь начинается Ханой, – продолжал гид. – Это район Хоанкьем. Старый район. Очень красивый. Можете сделать фотографии.

На улицах было людно, но не так, как в Сайгоне. Вместо бесшабашного самоубийственного гудения сигналов и метаний пешеходов – спокойное, сосредоточенное выражение на лицах и целенаправленное движение транспорта и людей. Словно солдаты-муравьи в террариуме.

Дома были главным образом колониальные французские – причудливые, обветшалые, но все еще приятные на вид. На улицах много зелени. И если бы не вывески на вьетнамском, я мог бы вообразить, что проезжаю провинциальный французский городок, куда, разумеется, предпочел бы немедленно перенестись. Впереди показались огни небоскребов.

– А здесь не так мрачно, как я предполагал, – заметил я Сьюзан.

Она вынырнула из потока речи своей соседки и ответила:

– Внешность обманчива.

– Не надо видеть только плохое. Замечай и успехи.

Но она была не в настроении спорить со мной и снова повернулась к своей словообильной собеседнице.

Я опять стал смотреть в окно и вспомнил, что мы никогда нг бомбили центр Ханоя, только военные цели в пригородах, и поэтому он до сих пор выглядит французским, а не восточногерманским. Но пресса ни разу не похвалила нашу авиацию за то, что та берегла исторический центр. Трудно рассчитывать, что журналисты положительно оценят даже очень хорошо спланированное бомбометание.

Мы проезжали то узкие, то широкие улицы, и гид мимоходом рассказывал нам о городе, но тоже ни разу не поблагодарил американских летчиков за то, что они сохранили старый район.

– Завтра, – продолжал он, – мы посетим могилу Хо Ши Мина, памятник Ленину, Музей народной армии, Музей противовоздушной обороны и озеро в городе, куда упал американский "Б-52" и до сих пор лежит в воде.

– А мы это все пропустим, – посетовал я.

Сьюзан не ответила.

Я выглянул в окно и спросил: