Шаман - Ной Гордон

— Во второй половине дня их обстрел прекратился — наши тоже остановились. А потом кто-то как завопит: «Идут!», и мы тут же увидели, как пятнадцать тысяч ублюдков в серой форме выступают из лесов. Эти парни Ли шли на нас плечом к плечу, шеренга за шеренгой. Их штыки были как одна огромная стальная ограда, прикрывающая их головы от солнца и защищающая их жизни. Они не кричали, лишь молча шли на нас быстрым и уверенным шагом.

— Говорю тебе, док, — утверждал Ордуэй, — Роберт Ли не раз дал нам под зад, я знаю, он жестокий и толковый сукин сын, но здесь, в Геттисберге, он дал маху. Мы поверить не могли, что эти повстанцы идут на нас вот так, по открытой местности, притом что мы сами расположились на укрепленной возвышенности. Мы знали, что их ждет верная смерть, и, сдается мне, им это тоже было отлично известно. На наших глазах они прошли где-то с милю. Полковник Симондс и остальные офицеры всё кричали: «Ждите! Пускай подойдут поближе. Ждите!» Уверен, неприятель тоже слышал эти их команды.

Когда они подошли близко настолько, что мы уже могли различить их лица, наши орудия с Литл-Раунд-Топ и Кладбищенского хребта открыли огонь, и больше половины атакующих просто исчезло с лица земли. Выжившие продолжали идти на нас сквозь дымовую завесу, и тут Симондс наконец скомандовал: «Огонь!», и выстрелы грянули, как один. Некоторые кричали: «За Фредериксберг! За Фредериксберг!», потом стреляли и перезаряжали оружие, потом опять стреляли и перезаряжали, и снова стреляли…

Лишь единицы дошли до каменной стены у подножия нашего хребта. Те, кому это удалось, бились, как проклятые, но и их взяли в плен или прикончили, — закончил Ордуэй, и Роб Джей понимающе закивал. Именно это произошло в тот момент, когда он услышал торжествующие возгласы за стенами церкви.

Уилкокс и Ордуэй всю ночь провели, помогая раненым, и сейчас как раз собирались обратно. Роб Джей отправился с ними, несмотря на ливень. Когда они добрались до поля боя, он понял, что этот дождь стал настоящим благословением с небес, потому что он заглушал запах смерти, который и без того был просто ужасен. Повсюду лежали гниющие трупы. Среди следов кровавой бойни спасатели выискивали хоть какие-то признаки жизни.

Остаток утра Роб Джей работал, перевязывая раненых под дождем и помогая переносить их на носилках. Когда он доставил пострадавших в больницу, то увидел, где его парни раздобыли яиц. Повсюду разгружали фургоны. Привезли лекарства и обезболивающие средства, перевязочные материалы, провиант. Все три хирурга были по уши в работе. Соединенные Штаты в знак своей признательности за долгожданную победу, добытую ужасной ценой, ничего не пожалели для тех, кто выжил.

Возле железнодорожного депо к Робу подошел мужчина из гражданских, примерно одних с ним лет, учтиво спросил, не знает ли тот, где можно забальзамировать одного из солдат; вопрос прозвучал так небрежно, будто он поинтересовался, который час или как пройти в центр города. Мужчина представился Уинфилдом Уокером-младшим, фермером из Хаврде-Граса, что на северо-востоке штата Мэриленд. Когда он услышал о последней битве, его необъяснимо потянуло приехать сюда и увидеться с сыном, Питером; и мужчина узнал, что его сына больше нет в живых.

— Я бы хотел забальзамировать тело, чтобы увезти его домой, не знаете, где это можно сделать?

Роб Джей знал.

— Слышал, бальзамируют в отеле «Вашингтон Хаус», сэр.

— Так точно. Но там мне сказали, что у них уже и так огромная очередь желающих. Я бы хотел сделать это где-то в другом месте.

Оказалось, тело его сына осталось на ферме Харолда, в больнице, размещенной в обычном жилом доме у Эммитсбергской дороги.

— Я — врач и могу помочь вам, — предложил Роб Джей.

Все необходимые для этой процедуры инструменты он оставил в санитарной сумке в лагере сто тридцать первого полка, поэтому он сходил за ними и встретился с мистером Уокером уже на ферме. Роб Джей постарался как можно деликатнее отправить мужчину за цинковым армейским гробом, необходимым для того, чтобы предотвратить разложение тела. Пока отец погибшего отправился выполнять это скорбное поручение, доктор нашел его сына в спальне среди еще шести умерших. Питер Уокер был красивым парнем лет двадцати, от отца ему достались точеные черты лица и густые темные волосы. Тело его было неповрежденным, за исключением левой ноги, оторванной снарядом до самого бедра. Он истек кровью, и его тело своей белизной напоминало мраморную статую.

Роб Джей смешал унцию солей карболовой кислоты с двумя квартами спирта и воды. Он перекрыл артерию в поврежденной ноге так, чтобы все жидкости удерживались в теле, затем сделал надрез в бедренной артерии уцелевшей конечности и с помощью шприца ввел в нее бальзамирующее вещество.

Мистер Уокер без труда раздобыл у военных гроб. Он попытался предложить деньги за бальзамирование, но Роб Джей покачал головой.

— Отец отцу всегда поможет, — сказал он.

А дождь все шел и шел. Это был настоящий потоп. В первые же несколько часов этот дикий ливень подтопил их насыпи, сделанные во время боев, и похоронил под водой нескольких тяжелораненых. Теперь он, казалось, немного утих, и доктор вернулся на поле боя, где искал раненых до самого заката. Он остановился лишь тогда, когда подоспели несколько парней помоложе и посильнее, которые принесли лампы и факелы, чтобы продолжить поиск; да и сам он к тому времени смертельно устал.

Санитарная комиссия разместила кухню в помещении склада почти в самом центре Геттисберга, и Роб Джей устремился туда, чтобы поужинать говяжьим супом — говядину он видел впервые за многие месяцы. Он опустошил три миски и съел шесть кусков белого хлеба.

После того как доктор поел, он сходил в пресвитерианскую церковь, где прошелся между импровизированных кроватей, пытаясь хоть чем-то помочь каждому из раненых — подать воды, утереть пот со лба. Каждый раз, когда он проходил мимо бойца из армии конфедератов, он задавал всем им один и тот же вопрос:

— Сынок, ты не встречал, часом, среди ваших двадцатитрехлетнего парня со светлыми волосами по имени Александр Коул, родом из Холден-Кроссинга, штат Иллинойс?

Но в ответ все только качали головой.

Как только снова разразился ливень, генерал Роберт Ли собрал своих окровавленных бойцов и начал медленно отступать в Мэриленд. Первоочередная задача генерала Мида — не дать ему уйти. Но Потомакская армия тоже была сильно потрепана, в бою пострадало более двадцати трех тысяч солдат, включая около восьми тысяч погибших или пропавших без вести. Северяне были окрылены победой и могли передвигаться значительно быстрее, чем люди Ли, которых сильно обременял караван фургонов, перевозивший раненых и хвостом растянувшийся позади них миль на семнадцать. Но так же, как Хукер промедлил в Виргинии, теперь Мид упустил свою возможность в Пенсильвании, и снова без всяких на то причин.