Мгновение - Станислав Лем

Очередной проблемой является допустимая граница автоэволюционного улучшения человека или хотя бы улучшения наследственности человека. Некоторые выступают против всяческих генетических усовершенствований, ссылаясь, например, на то, что раз уж композитор Гендель был эпилептиком, то нельзя удалять даже гены, развитие которых ведет к эпилепсии. Эту беседу надо начать со следующего сравнения: буквенным алфавитом пользуются все европейцы, латинским алфавитом пользовался как Шекспир, так и какой-нибудь графоман. Однако из того факта, что из букв можно составлять как гипотезы уровня Коперника, так и всякие глупости и нелепости, не может следовать утверждение о равнозначности и равноценности всего, что удается сложить из букв. Уже объявлено о скором завершении расшифровки всего человеческого генома, однако распознавание миллиардов нуклеотидов, определяющих нашу наследственность, не приведет сразу к пониманию того, как весь этот биохимический букварь определяет возникновение физических и психических черт у человеческих эмбрионов. Дорога, которую мы должны пройти для распознавания диапазона действия и вида функций генов, будет очень длинной. Известно, что два генома, состоящих из тождественных нуклеотидов, не дают одинаковые эффекты развития, поскольку важную, а порой решающую роль играет расположение нуклеотида или их групп в хромосомной нити. Люди часто бывают простаками и глупцами, но всем присуща удивительная сложность устройства, обязанная антропогенетической эволюции. Правду говоря, задачи, стоящие перед инженерами или композиторами будущих геномов, деятельность которых я в одной из своих статей назвал «плодотворящей работой», не только будут подвергаться этическим оценкам и запретам, но также будут необычайно сложными с научно-технической стороны.

Мы находимся в начале трудного, опасного и прекрасного пути. Если бы даже оказалось, что бесчисленное множество нуклеотидов, сформировавшихся в поколениях людей за многие века, в своем развитии может приносить только вред, если бы, следовательно, удаление таких генов означало бы прежде всего улучшение качества наследственных черт, то такая польза была бы скорее благородным, но скромным вступлением к дальнейшим исследованиям. На цветных обложках журналов уже появляются портреты прекрасных самцов и чарующих самок нашего вида, словно уроки антропологической оптимизации уже получены и усвоены. Но это совсем не так. Действительно, стаи писак, не особенно считающихся с ответственностью за провозглашенные идеи, засыпают нас множеством голословных обещаний. Так, например, должно начаться «производство» феноменальных атлетов, артистов, математических гениев, одаренных уже в утробе матери или даже в так называемом утераторе, который должен стать искусственной маткой со всей массой магических достоинств и способностей. До определенной степени родители уже сейчас могут задать пол своих потомков. Задолго до начала эры клонирования стали возникать банки спермы таких выдающихся личностей, как лауреаты Нобелевской премии. Это было неимоверно рискованно. Одну из трудностей, возникающих перед композиторами наследственных черт, легко продемонстрировать на следующем примере. Если после перетасовки и раздачи колоды карты вдруг лягут так, что каждый из игроков в бридж будет иметь на руках только одну масть, то после розыгрыша партии и новой перетасовки карт ни на какие следы «наследования» одной масти рассчитывать нельзя. Подобное происходит с человеческими генотипами. Как известно, в семье Баха, в восходящих линиях, было довольно много органистов, и какие-то гены подверглись кумуляции, плодом которой оказался знаменитый композитор. Однако, с другой стороны, нам ничего не известно о том, чтобы родители или предки Альберта Эйнштейна отличались особыми способностями, которые могли бы передаться создателю теории относительности. Тщательные статистические исследования на большом материале нескольких человеческих поколений не дали однозначных результатов, поскольку не каждый одаренный особыми способностями человек признавался окружением таковым. Мой отец во Львове выписывал книги лауреатов Нобелевской премии по литературе, но вначале шведские академики Нобелевской премией награждали преимущественно шведов. Так, например, о шведском писателе по фамилии Хейденстам сегодня никто не помнит. Таким образом, мы не располагаем никакой однозначной шкалой измерения особо достойных признания психических или же физических черт человека или, иначе говоря, если нет возможности сравнивать людей какой-то одной меркой, то нельзя, следовательно, браться за рассуждения, считать ли лучшим ребенком будущего покорителя высочайших горных вершин или скорее известного дирижера или сатирика. Естественный разброс, существующий в человеческом генофонде, оценить трудно, поэтому классическая дилемма «nature or nurture», то есть врожденные черты против приобретенных, все еще остается в силе. Как правило, к сожалению, в наиболее выраженной форме наследуются доминирующие гены с высокой вредностью, вплоть до смертельных, например, ген, вызывающий муковисцидоз, приводящий к смерти в молодом возрасте. Мы знаем также, что отдельные аллели, так же, как их группы, могут приводить к возникновению качеств и полезных, и одновременно вредных. Известно и то, что гениальность не наследуется иначе, как только через культурное влияние. В психобиологии есть множество примеров людей, известных в науке или искусстве, интеллект потомства которых был ниже среднего или оно вообще имело психические отклонения. Эта область очень запутана, и поэтому следовало бы пожелать себе, чтобы будущее законодательство разрешало кандидатам в родители лишь такое хирургическое генетическое вмешательство, которое сможет удалять только вредные фрагменты генома.

Во всех вышеприведенных рассуждениях я даже не коснулся основной проблемы, а именно – эволюционной, разветвленной, запутанной дороги, которой прошли в течение нескольких миллионов лет Приматы (Primates), чтобы стабилизироваться в виде Homo sapiens sapiens. Вымерших видов было очень много, но и в отношении только одного, близкого нам, неандертальца преобладали и не исчезли до сегодняшнего дня противоречивые взгляды. Однако в последнее время приоритетной стала версия, согласно которой неандерталец, наделенный мозгом большим, чем наш, сосуществовал с человеком разумным (sapiens) в течение по меньшей мере нескольких десятков тысяч лет. Исследования же костных частиц черепов неандертальцев наводят на мысль, что это прачеловек, который уже занимался искусством и овладел даром речи. Версия, провозглашающая, что якобы наши предки истребили неандертальскую ветвь, уступает мнению, что homo neandertalensis скрестился с нашими предками каких-то сто тысяч лет назад.

Вышеприведенный вывод очень важен, ибо позволяет констатировать все еще существующую недостаточность нашего знания о прошлом прачеловеческого рода, и, следовательно, то, что мы сумели бы сегодня сказать о человеке будущего, который овладеет собственной эволюцией, еще менее заслуживает доверия. Всяческие восхитительные и устрашающие «если бы» – преждевременные выводы авторов безответственных сенсаций. Фактом является то, что человек как вид сможет не только овладеть собой, но сможет и формировать себя. А какие это даст плоды, покажет только наступающее столетие.

Интеллект, разум, мудрость[31]

Смысловые диапазоны вышеприведенных понятий весьма существенно различаются. В моем понимании наиболее безличностным является интеллект, и потому именно его пытаются сконструировать все те, кто считает это возможным. Учитывая, что изменения, обусловленные течением времени, делают наши достижения относительными, я не намерен, как говорил Шекспир, проходить между остриями шпаг фехтовальщиков, поскольку считаю себя, согласно его вокабулярию, существом посредственным. Дело в том, что в вопросе искусственного интеллекта и метаматематики я являюсь не платоником, а скорее натуралистом. Это означает, что для конструирования годятся предметы исключительно конструируемые, то есть такие, как великое творение, называемое математикой, и как данная нам способность, называемая интеллектом. Мне кажется, что эмоциональная составляющая в понятии разума значительно больше, чем в случае с интеллектом, и поэтому полностью безличностный или даже внеличностный разум, очевидно, реализовать будет труднее. В книге «Голем XIV» из этой дилеммы мне удалось выпутаться таким образом, что машина, являющаяся воплощением человекоподобного интеллекта, сможет также создавать себе различные индивидуальные резервы. Что касается мудрости, ей должна быть присуща намного большая доза надежной доброжелательности, означающей моральные ценности, гибкое постоянство мнений и суждений.