Дневник жертвы - Клэр Кендал

Молчание. Да, на этот раз мне есть что сказать, в отличие от тебя.

– Ты с ума по мне сходила, Кларисса, – отвечаешь ты, и я тут же об этом жалею: лучше бы ты молчал. – Ты так страстно отзывалась на мои ласки… умоляла меня делать с тобой разные вещи…

– Я была без сознания! – Я до боли сжимаю пальцами сумку, пытаясь унять дрожь в руках. Выпитый за обедом кофе уже где-то на пути обратно. Я сглатываю. – Что ты подсыпал мне в вино?

– Это просто абсурд, Кларисса! Ты хотела меня – зачем отрицать? Ты хотела меня так же сильно, как я тебя! Ты лежала и наслаждалась.

– Я тебя не хотела! Ни тогда, ни тем более сейчас!

Твои кулаки сжимаются и разжимаются. Твой рот перекошен, лицо сочится ненавистью.

– Сука! – Ты пытаешься совладать с лицом. – Я не хотел, Кларисса. Прости меня. Ты меня очень сильно расстроила, и я не знал, что говорю. Скажи, что ты меня прощаешь!

Брошюрки снова атакуют меня:

«От домашнего насилия в Англии каждый месяц погибает восемь женщин».

Не хочу, чтобы они вот так выпрыгивали на меня из-за угла. Не хочу о них думать. Не хочу им верить. Они как заботливые друзья: нашептывают на ухо неприятную правду, которую я не желаю знать. «Каждый месяц погибает восемь женщин». Предпочитаю думать, что эти цифры просто взяты с потолка.

– Я ухожу. Пойдешь за мной – вернусь в здание суда и скажу охране. Они еще там.

– Скажи, что ты меня прощаешь, и я уйду.

– Я никогда тебя не прощу. Если я еще хоть раз увижу тебя в здании суда, я пожалуюсь судье.

– Я не хотел, Кларисса. Не хотел тебя так называть.

– И на работе я тоже все про тебя расскажу. Расскажу, как ты пришел сюда, расстроил меня и я не смогла справиться с возложенными на меня серьезными обязанностями.

Я не щажу тебя; тошнота прошла, и меня больше не трясет. Я знаю, что мои слова отобьют у тебя всякую охоту приходить в суд.

– Я подам на тебя официальную жалобу в отдел кадров, – продолжаю я. – Они считают, что несут ответственность за тех сотрудников, которых вызывают в суд. – Между прочим, это истинная правда. – Я знаю, тебе не хочется, чтобы на работе узнали, чем ты занимаешься. – И это тоже правда. И злобный огонек, загоревшийся в твоих глазах, это подтверждает. Ты никогда не шлешь мне электронные письма с университетского адреса.

– Нет, ты сука! Ты совсем не та женщина, какой я тебя представлял!

– Да, не та. Ты меня совсем не знаешь. Просто оставь меня в покое. Больше мне от тебя ничего не нужно.

Я ухожу. Ты меня не преследуешь.

В брошюрах пишут, что говорить нужно решительно, четко и недвусмысленно. Что ни в коем случае нельзя пытаться смягчить удар. Что «Нет!» – это абсолютно полноценное предложение. И произносить его нужно твердо и без колебаний.

У мистера Турвиля было красное лицо и внушительная фигура. Парик съехал на сторону и едва не падал каждый раз, когда мистер Турвиль вытирал лоб. Бесцветные глаза Доулмена неотрывно глядели в спину человека, который должен был его спасти, а тот тем временем раздавал всем газетные вырезки.

Карлотта Локер сидела на зеленой, усыпанной одуванчиками поляне, одетая в воздушную сиреневую блузку и джинсы клеш. На ногах у нее были легкие кроссовки. Цвет травы удивительно гармонировал с цветом ее глаз; светлые волосы до плеч были распущены и заправлены за уши. Она смотрела исподлобья, слегка нахмурившись, и щурилась от яркого весеннего солнца. У нее был грустный и одновременно храбрый вид, словно она побывала на волосок от гибели и теперь смотрела на все другими глазами. Кларисса недоумевала: со стороны мистера Турвиля было довольно странно показывать им такую фотографию.

Она взглянула на заголовок: «Молодая женщина ускользнула от жестокого насильника и убийцы».

Статья была написана почти три года назад, в самом конце апреля. Подпись под фотографией гласила: «Вверху: Карлотта Локер, едва не ставшая жертвой Рэндольфа Моубрея».

Она начала читать.

Карлотта Локер чудом избежала участи девятнадцатилетней Рейчел Херви, погибшей в августе прошлого года от рук безжалостного маньяка, извращенца и насильника – двадцатишестилетнего Рэндольфа Моубрея. Карлотта – симпатичная двадцатишестилетняя женщина и активная тусовщица – познакомилась с этим жестоким садистом и убийцей в одном из лондонских ночных клубов. Хитрый, расчетливый и высокомерный Моубрей совершенно ее очаровал. «Я с ужасом вспоминаю, как легко я согласилась к нему поехать, – говорит она. – К счастью, я плохо себя почувствовала и поэтому передумала. А потом я узнала, что как раз в тот вечер он убил ту девушку. На ее месте могла быть я!»

Рэндольф Моубрей писал диссертацию о серийных убийцах в литературе. Он преследовал Рейчел несколько месяцев. В тот трагический день он насиловал ее и пытал, а в конце задушил. Тело девушки он спрятал у себя дома под половицами. Его нашли через десять дней. Пропавшую студентку объявили в розыск, по телевидению показывали реконструкцию ее последних перемещений. Судебное разбирательство длилось пять недель – тяжелейшее испытание для семьи погибшей; и оно превратилось в настоящий кошмар после того, как Моубрей заявил, что Рейчел якобы сама его домогалась и настаивала на извращенных сексуальных играх. Убийца утверждал, что эти игры просто вышли из-под контроля и смерть девушки наступила случайно.

По словам начальника отдела сыскной полиции Яна Мэтисона, это одно из самых жутких и чудовищных дел, с которыми ему приходилось сталкиваться за всю его тридцатипятилетнюю карьеру. «Моубрей, – говорит мистер Мэтисон, – безжалостно отнял жизнь у молодой, красивой и талантливой девушки. И свое преступление он совершил с особой жестокостью. Последние минуты Рейчел были наполнены страхом и болью».

– Она притягивает неприятности как магнит, – прошептала Энни.

Кларисса рассеянно кивнула в ответ. Она вспомнила, что читала об этом деле в газетах. На суде говорилось, что за несколько недель до своего исчезновения Рейчел написала на Моубрея заявление, но полиция ничего не стала делать, поскольку у нее не было убедительных доказательств.

«Страхом и болью».

Ей хотелось кричать. Перед глазами стояло избитое, окровавленное, похороненное под половицами тело и обезумевшие от горя родители, вопреки всему возносящие мольбы о том, чтобы их дочь вернулась целой и невредимой.

– Вы продали свою историю в общенациональную газету, – произнес мистер Турвиль, осуждающе глядя на мисс Локер. – Вместе с этим снимком.

– Они не заплатили мне ни пенни. Я была на волосок от смерти. Еще чуть-чуть – и он бы убил меня! – Она сложила щепоткой большой и указательный пальцы, показывая величину этого «чуть-чуть».

– Вы использовали трагическую смерть Рейчел Херви, чтобы привлечь к себе внимание.

– Такое внимание мне не нужно. Они очень мерзко обо мне написали. Извратили все факты. Это очень некрасиво с их стороны.

– Вы утверждаете, что вас изнасиловали. Пока это происходило – если происходило, – остальные находились в соседней комнате. Почему вы не звали на помощь? Почему не боролись?

– Они меня очень крепко держали. А Доулмен угрожал мне ножом. Что до остальных, то они вряд ли мечтали прийти ко мне на помощь, вам не кажется?

– Мисс Локер! Вы прекрасно знаете, что никакого ножа не было! Вы сами этого хотели. Вы лежали и наслаждались.

В этих грубых, издевательских словах было столько яда, что Кларисса не поверила своим ушам.

– Нет! – прорыдала мисс Локер.

Ее оскорбленный взгляд не произвел на мистера Турвиля никакого впечатления. Он переступил с ноги на ногу, отыскивая более устойчивое положение, и горделиво выпятил грудь, словно только что произнес нечто необыкновенно смелое – нечто такое, что до него еще никто не решался высказать.

Они снова сидели в комнате отдыха. У нее в голове непрерывно звучал голос Рэйфа, повторявший одни и те же слова: «Ты с ума по мне сходила, Кларисса. Ты так страстно отзывалась на мои ласки… умоляла меня делать с тобой разные вещи… Ты хотела меня. Ты лежала и наслаждалась».

Энни коснулась ее плеча:

– Кларисса? Пора домой.

Остальные присяжные уже потянулись к лестнице вслед за приставом. Было всего половина третьего, но их отпустили, поскольку у судьи возникли какие-то другие дела.

– Вы плохо выглядите. Вам нехорошо? – спросил Роберт, испытующе глядя ей в лицо.

– Все отлично. – Она попыталась улыбнуться. – Я просто не выспалась.

– Погуляйте сегодня как следует. Подышите свежим воздухом. В последнее время нам его не хватает.

– Хорошо, – ответила она. – Я попробую.

10 февраля, вторник, 16:30

Захожу домой и швыряю сумку на пол. Не снимая ни пальто, ни шапку, стремительно натягиваю две пары шерстяных носков, обуваю сверху резиновые сапоги и выбегаю обратно.

Машинально сканирую улицу: взгляд вверх – взгляд вниз. Никаких следов твоего присутствия. Я иду в парк. Настолько быстро, насколько позволяет обледенелый тротуар.