Андерсенам - Ура! - Сигбьерн Хельмебак

— А вы не идете на праздник, Хермансен? — весело крикнул он.

Хермансен медленно спустился с балкона и подошел к забору.

— Я слышал, будто вы пускаете в магазин покупателей и после закрытия. Надеюсь, это неправда.

— Нет, нет, — заверил директор. — Кто вам сказал?

— Я рад, что ошибся. Кто-то видел этого Андерсена...

Директор вдруг начал что-то искать в карманах. По-видимому, связку ключей.

— Да, но это совершенно особый случай. Они прибежали целой толпой, через дверь показали мне чек.

— Ну и?..

— И я подумал — нужно впустить их. Они же пригласили всех жильцов на праздник и...

— Значит, вы их впустили?

— Да, впустил. Я был на месте, считал кассу.

— Хорошо, что у вас было достаточно денег, чтобыразменять такой большой чек. В банке мы обычно проверяем...

— Да я его и не менял! — быстро возразил директор, но тут же понял, что совершил тактическую ошибку. Хермансен уставился на него долгим взглядом.

— Вы открыли им кредит?

— Не то чтобы кредит, но...

— И, наверное, на значительную сумму?

— Да, — ответил директор, чтобы не сказать большего.

— Хотя вы же за это сами отвечаете, — спокойно сказал Хермансен. — Я больше вас не задерживаю. Вы ведь идете на праздник. К Андерсенам!

— Я собирался только зайти к ним с кассовым чеком, но уже поздно, я подожду до завтра.

Он попрощался и пошел обратно. Хермансен состоял и в правлении кооперативного магазина.

Настроение в доме Андерсенов было подавленное. Малышка уснула на заднем сиденье старой машины, посасывая огромный тюбик с икрой, вокруг были разбросаны всевозможные сладости У закута стоял Рогер и кормил свинью венскими булочками. Повсюду возвышались груды лакомств, фруктов, бутылки лимонада и пива, окорока, закуски. Андерсен взял ящик с пивом и понес было в кухню, но, увидев жену, поставил пиво у люка в погреб.

— Ну, ну, — утешал он жену, беспомощно глядевшую на множество открытых банок с консервированными ананасами, а стоило погладить ее по волосам, она упала на прилавок и зарыдала.

— Почему они такие противные?

— Не знаю. Да они и сами не знают.

— Хоть бы разрешили детям прийти!

— И сами они придут. Подожди до завтра!

Туне и Эрик притащили каждый по большой картонке и исчезли в погребе. Позвенели там бутылками, пошептались, потом воцарилась тишина.

— Забудем. Если пирожные зачерствеют, купим свежие.

Бросив взгляд на пирожные фру Андерсен снова начала плакать.

— У тебя будет все, чего захочешь. Скажи только...

— Я ничего не хочу, а того, чего хочу, не достать.

— Чепуха, все можно достать, если есть деньги, — убежденно сказал Андерсен.

— Кто тебе сказал?

— Что тут неясного? Во всяком случае, можно до стать все, что есть у других.

— А ты хочешь, чтобы у тебя было, как у них?

— Нет. Это я виноват! Не нужно было играть в спортлото.

— Нет, ты не виноват.

— Чего тебе хочется?

— Чтобы они были немножко подобрее.

Что на это ответишь? Единственное, что можно сделать, — снова сесть рядом. Он был слишком неуклюж, чтобы уметь утешать. Просто сидел рядом, гладил ее по спине, а иногда — по неосторожности — и по бедрам. Как ни странно, но это вроде бы помогало.

Фру Андерсен явно оживилась. Заглянула через люк в погреб. Там во мраке можно было различить, как Туне и Эрик стояли на коленях между ящиками пива и целовались.

— Нехорошо, если Туне с Эриком заметят, что мы расстроились, — прошептала она и вытерла глаза. — Понимаешь... — тут она вдруг застеснялась своего мужа, наклонилась к его уху и прошептала что-то. I

— На дереве? Тоже нашли место!

Туне с паутиной в волосах и Эрик вылезли из погреба и убежали, держась за руки.

— Видишь, у нас не только неприятности, — сказал приободрившийся Андерсен. Но тут же задумался: — Не слишком ли она молода?

— Молода? Я была как раз в ее возрасте, но ты, наверное, забыл, как я тогда выглядела?

— Точь-в-точь как сегодня. Ты ни чуточки не изменилась!

— Болтай! — она фыркнула, но было ясно, что его слова произвели нужное впечатление.

— Ты никогда не была такой красивой, как теперь. Поэтому в поселке меня терпеть не могут, просто завидуют тому, что у меня такая красивая жена.

— Это меня они терпеть не могут. Потому что мы не женаты.

— Они не смеют упрекать тебя.

— Но... — она посмотрела ему в глаза, и Андерсен чуть вздрогнул.

— Что ты хочешь сказать этим «но»?

— Ты меня не спрашивал.

— Я не спрашивал?

— Нет!

— Черт возьми! Когда мы обсудим это по-деловому?

— По-деловому! — она презрительно фыркнула.

— Да как же, дьявол побери, мне еще выразиться? — Он все ходил взад и вперед, пришедшая мысль завладела им полностью. — У нас есть деньги, масса денег. Мы можем пожениться. Чтоб им сдохнуть! — он грохнул кулаком по прилавку. — Хочешь выйти за меня замуж?

— Я должна подумать. Это так неожиданно. Подошла Малышка, такая сонная, что ее шатало, и, всхлипывая, сообщила, что хочет на горшок. Фру Андерсен поднялась ее проводить и вернулась одна.

— Ты подумала? — нервно спросил Андерсен, но, прежде чем она успела ответить, вошел Рогер, гремя ящиком с лимонадом.

— Это черт знает что, покоя не дают человеку! — вспылил Андерсен. — Поставь сюда! — Он показал на кухонный стол, но мальчик стоял и изумленно смотрел на отца.

— Не пугай мальчишку, — и фру Андерсен дружески объяснила Рогеру: — Отец посватался, понимаешь?

Рогер воззрился на родителей. Потом выпустил ящик из рук и убежал. Андерсен смотрел вслед, чувствуя себя несчастным.

— Не надо было этого говорить, он проболтается. Клянусь, проболтается!

Оба прислушались. Ребята кричали наперебой.

— Ну, разбушевались. Сейчас вся ватага будет здесь. Решай же.

— К чему ты это выдумал? — она тоже разволновалась. — Как, по-твоему что они скажут?

— Соседи?

— Ребята, конечно.

— Они не имеют права вставлять нам палки в колеса, — уверенно сказал Андерсен.

— Нам было так хорошо, — она прислушалась к приближающимся шагам детей. — Не раскаемся ли мы?

— Ну до этого, может, не дойдет, — тихо сказал он. Его тоже начали одолевать сомнения.

Прибежали дети. Сначала Сильви и Рогер. За ними Туне и Эрик.

— Мама, скажи «да»! — визжали младшие. — Скажи «да»!

Андерсен хотел было выпроводить их, но передумал и обратился к жене.

— Скажи «да», мать, — голос дрожал.

Она взглянула на Андерсена, потом на детей.

— Да, да, попробуем. Но пусть это будет настоящая свадьба. С хорошим пастором. Не желаю сидеть в очереди в ратуше под этой ужасной картиной Мунка.

Андерсен даже начал проявлять стремление к сотрудничеству: обещал выполнить требования правления и привести в порядок участок и дом и уже нанял рабочих. И ведь Андерсены решили пожениться. Семья хочет жить как подобает.

Но в поселке возникла новая атмосфера, тревожившая Хермансена. Он почувствовал перемену сначала в собственной семье. Эрик проводил у Андерсенов больше времени, чем дома. Так, собственно, было и раньше, хотя не так открыто. Если отец спрашивал, куда это он собирается, обычно придумывался какой-то предлог. Теперь же все делалось совершенно открыто. «Я забегу к Туне», — мог сказать Эрик под конец обеда или прямо говорил, что идет помочь Карлу-Альфреду. Такая наглость лишала Хермансена дара речи, и в первое время приходилось делать вид, будто не расслышал. Но долго так тянуться не могло, и Хермансен вынужден был серьезно побеседовать с Эриком. Почему-то он всегда чувствовал себя неуверенно, когда нужно было говорить с сыном. Беседа или заходила в тупик, или кончалась скандалом — отец стучал кулаком по столу, а сын убегал.

Даже жена не проявляла необходимого уважения. Дела пошли еще хуже после рокового выигрыша Андерсена, после того вечера, когда правлению удалось помешать членам кооператива принять участие в этом смехотворном празднике в саду Андерсенов.

Конечно, то была победа правления, но радость Хермансена серьезно омрачало поведение жены, которая, потеряв всякий стыд, назвала его мелочным и позволила себе еще ряд высказываний, о которых отнюдь не хотелось и вспоминать. Пожалуй, это просто неумение сдерживать свои чувства: такое он часто замечал в первое время после свадьбы и очень раздражался, но тогда мог, во всяком случае, спокойно и по-деловому переговорить с ней, и с годами стали заметны улучшения. Но сейчас разговоры не помогали. Положение ухудшалось с каждым днем, дома иногда становилось почти невыносимо.

Вообще-то он начал по утрам уезжать из дому раньше. И дело было не в отношениях с женой, просто заставила необходимость. В городе стало все труднее с местом для стоянки машины. В особенности теперь, летом, когда начался туристский сезон. Поэтому приходилось выезжать до восьми, чтобы найти место где-нибудь на тихой улочке. Это вошло в привычку, а хорошая привычка всегда актив. Он даже начал ценить эти ранние утренние поездки после первых часов «пик», когда начинают работать заводы, а до того, как хлынет поток служащих, остается еще два часа.