Андерсенам - Ура! - Сигбьерн Хельмебак

Сигбьерн Хельмебак

Андерсенам - Ура!

Хотя правление кооператива вместе с пайщиками и придерживалось мнения, что семье Андерсенов в поселке не место, никакого снобизма в том не было. Андерсен и его семья сами поставили себя вне общества. Правление неоднократно пыталось поправить дело и наладить добрососедские отношения, но всякий раз наталкивалось на непомерное упрямство Андерсенов и на нежелание развивать сотрудничество.

Участок Андерсенов, весьма похожий на воронье гнездо, находился в самой середине нового, современного поселка. В их доме когда-то помещалась мелочная лавочка, и первоначальное назначение проглядывало во всем, хотя тут уже не торговали целых двадцать лет. Это был дом-уродец, построенный в каком-то ложно-швейцарском стиле. Теперь он сильно обветшал, краска облезла, стекла кое-где заменяла фанера и картон, а на стенах висели эмалированные рекламные вывески, предлагающие купить заведомо неходовые товары. Перед домом стоял старый бензонасос, с помощью которого теперь качали воду из колодца, а вокруг валялось всякое старье. Дело в том, что Андерсен работал в фирме, которая занималась сносом старых домов, и всегда привозил с работы «что-нибудь интересненькое», складывая потом свои находки в саду.

Впрочем, это был не сад, а непроходимые заросли кустарника и цветов, малины и шиповника, травы и капусты. Весь этот хаос окружала дохленькая изгородь. Но особенно шокировало соседей то, что Андерсены держали домашних животных: голубей, кур, кошку и даже свинью.

Правление было не в силах с этим бороться. Кооператив выработал точные Правила содержания участков и единогласно утвердил их на первом общем собрании пайщиков, но что было толку в правилах, если Андерсен отказался их выполнять? Он утверждал, имея, конечно, некоторые на то основания, что он не член кооператива и поэтому правила его не касаются.

— Мы с женой живем здесь уже почти двадцать лет и не можем теперь все менять, — так отвечал Андерсен, когда ему говорили, что нужно как-то разумно решить проблему.

Ничуть не помогло и то, что председатель правления, банковский кассир Альф Хермансен неоднократно разъяснял необходимость конструктивного сотрудничества.

— Мы все здесь как бы члены одного сообщества. Мы должны сотрудничать и считаться друг с другом, — говорил он, подчеркивая эти слова.

— Конечно, сотрудничать надо, — соглашался Андерсен, — Мы с женой страшно довольны, что теперь у нас есть соседи. А о ребятах и говорить нечего! Раньше тут было скучновато, и мы обрадовались, когда узнали, что не одни жить будем, и жена была рада, и ребята. Так что сотрудничать мы хотим, это понятно.

Он охотно взял экземпляр Правил, протянутый ему Хермансеном. Эти три страницы текста из 28 пунктов, отпечатанные на ротаторе, вручались при въезде каждому жителю поселка.

— Это конституция нашего кооператива, — сказал Хермансен полушутя-полусерьезно. — Я полагаю, что и вы не станете нарушать конституцию, Андерсен?

— Конечно, нет, — охотно согласился Андерсен, но уже в следующую секунду забыл свои благие намерения. — Нет уж, убивать животных я не буду, — сказал он, показывая на параграф пятый, где ясно было сказано, что держать домашних животных запрещается.

— Вам вовсе не обязательно их убивать, можете просто продать, — заметила фру Сальвесен, секретарь кооператива.

— Продать кур? Голубей? Кошку?

Андерсен посмотрел на нее таким странным взглядом, что Хермансен поспешил добавить:

— Ну, кошку, я думаю, вы можете оставить. Правда, это будет нарушением правил, но, принимая во внимание...

— Нет, так не пойдет, — сказал Андерсен и покачал головой. — Жена... — он обернулся к жене, которая в это время подошла к ним.

— И дети! — добавила фру Андерсен, кивая на трех малышей, вцепившихся ей в подол.

Андерсен тоже взглянул на своих детей. Потом он снова покачал головой и вернул Правила фру Сальвесен.

— Извините, но животных мы у себя оставим.

— Но вы же, надеюсь, понимаете, что в современном поселке держать такой зоопарк просто нельзя, — раздраженно сказал Хермансен, кивнув на свиной закут и на курятник, в котором было полным-полно белых итальянок. — А если все жители поселка станут делать то же самое? Представляете, на что это будет похоже?

— Так разве мы против? Ведь правда, нет, Хильдур?

— Пусть разводят кого хотят. Будет просто чудесно! — улыбнулась фру Андерсен.

Это лишь один из многочисленных эпизодов, подвергших терпение и сговорчивость правления тяжким испытаниям. Беглое знакомство с протоколом заседаний Правления «Кредита — дебета» (так в просторечии называли этот кооператив, поскольку большинство его членов были служащие Норвежского центрального банка) показывает: вопрос о семье Андерсенов в первые пять лет существования кооператива стоял на повестке дня восемнадцать раз. Правление обращалось к целому ряду районных инстанций, но совершенно безрезультатно. Привлекли даже общество защиты животных. В его заключении говорилось, что животные у Андерсенов чувствуют себя прекрасно и причин для административного вмешательства нет. Казалось, положение складывается абсолютно безвыходное.

Кооператив был зарегистрирован как частная организация пайщиков, и экспроприировать участок Андерсенов было нельзя. Правда, участок пытались просто купить, но это тоже не получилось: продавать его Андерсен и не думал, хотя взамен предлагали отличный стандартный дом.

— Едва ли в нем нам будет уютно, — вот единственное, что ответил Андерсен на это предложение.

Тогда Хермансен придумал новый ход: предложил архитектору разработать план полной модернизации участка Андерсенов — их дома и сада, — добился согласия правления на банковскую гарантию строительных расходов. Это был смелый план, суливший Андерсенам немалые выгоды. Возрастала стоимость дома. Андерсена безвозмездно подключали к кооперативному водопроводу и канализации (а пока семья пользовалась колодцем, и уборная была во дворе), он становился членом кооператива — с правом голоса и участия в общих собраниях. Разумеется, из этого следовало, что он будет обязан выполнять все правила и предписания, принятые кооперативом.

Эта идея поначалу вызывала серьезные возражения у членов правления, но Хермансену все-таки удалось добиться своего. Он утверждал, что интеграция и тесное сотрудничество — единственный путь, позволяющий держать Андерсенов в узде.

Правление пригласило Андерсена и его жену на свое заседание, которое проводил юрист кооператива. Хермансен лично попросил архитектора сделать эскизы покрасивее, с цветными рисунками будущего фасада и участка. Кроме того, подали шерри и печенье.

И Андерсен, и его жена были в восторге от эскизов, о чем и заявили во всеуслышание. Но, когда Хермансен доложил о планах переустройства, закончив сообщением о банковской гарантии, Андерсен сразу же отказался, заявив, что у него нет денег.

— У меня жена и трое ребят, — сказал он, виновато улыбаясь, — и как знать, вдруг у меня скоро появится еще один!

Ничуть не помогли и заверения в том, что он ничем не рискует, поскольку гарантом выступает правление.

— Да, но тогда у меня будут долги, правда?

— Разумеется, долги у вас будут, — сказал один из членов правления. — Но ведь у нас у всех долги. Все дома построены в рассрочку.

— Нет уж, я бы хотел без долгов обойтись и жить так, как живу. Ты ведь согласна, Хильдур?

Хермансен, который сам работал в банке, попытался ему объяснить, что долгов бояться нечего. Наоборот. При экстенсивной экономике долги — это необходимость, более того — предпосылка здорового экономического развития. Если бы все вот так противились долгам, пришлось бы остановить производство и во всей экономике наступил бы застой. Он добавил, что, разумеется, понимает и уважает экономические принципы Андерсена.

Однако оказалось, что отказ Андерсена объясняется вовсе не принципиальными соображениями.

— Вот послушайте. Если Хильдур и я залезем в долги, для того чтобы разукрасить дом и сад так, как вы хотите, то мне придется работать гораздо больше, чем теперь. А мне это ни к чему. Ты ведь согласна со мной, Хильдур?

— Конечно, Карл-Альфред, — сказала фру Андерсен.

— Любое повышение жизненного уровня требует, разумеется, соответствующего роста производства, то есть увеличения производительности труда, — согласился Хермансен.

— Но я-то не на производстве работаю, а в фирме по сносу — мы сносим старые дома.

— Не вижу никакой разницы, — пожал плечами Хермансен. — Это очень нужная и уважаемая профессия, и работа у вас постоянная, не так ли?

— Так. Но дело в том, что у нас бывает иногда много работы, а иногда мало — и можно домой уйти. А ес

ли у нас будут долги, вычеты, выплаты и прочая чертовщина, то мне придется попотеть. Может быть, даже сверхурочно.