Замки - Ирина Леонидовна Фингерова

Наконец кто-то произнес:

– Этот корабль – и есть смерть.

Тем же вечером Чипатиак углубил царапины на плече Моргана раскаленным ножом и наложил повязку с зеленой плесенью.

– Придет время, и я оставлю тебя, – сказал он, – я верю в тебя, мой мальчик, ты сможешь разрушить проклятье… Тогда я завершу все свои дела на этой грешной земле. Я слишком давно живу и успел наделать глупостей. Ты сможешь разрушить моё проклятье. Я верю…

– Я не понимаю… – начал Морган, но Чипатиак уже исчез.

Когда рана зажила, начался шторм.

Ураганный ветер сметал все, что попадалось у него на пути.

Чипатиак открыл свою тайну – сегодня он испустит последний вздох. У него закончились жизненные силы.

Чипатиак заставил Моргана снова поверить людям. Уберег гаснущее пламя его человечности от полного затухания. И теперь он уходит? Все уходят. Люди рождаются и умирают в одиночестве. Во время шторма. На проклятом корабле. Глядя в зеленые глаза старой знахарки. Едва научившись медитировать. Радоваться тому, что солнце не устает восходить каждое утро. Чувствовать, что мир вокруг – не мир внутри. Привыкнуть к смерти, разложению, постоянному голоду – и все-таки верить ясновидящему шаману. Знать, что все не бессмысленно.

И так глупо умереть, покорившись морю.

Все бессмысленно. Бессмысленно. Его снова бросают…

– Отто и Амальда помогут тебе, мальчик, – Чипатиак обнял Моргана и протянул ему флакончик с кристаллами соли, – не забывай о гигиене тела и духа.

Порыв ветра снес обоих с ног. Морган едва успел ухватиться за деревянный поручень на палубе.

Со слов Чипатиака, сказанных Отто Заксу перед смертью, доподлинно известно, что скорость ураганного ветра превышала 120 миль в час. Гигантские волны топили небо. Вода заливала глаза, ветер оглушал, сушил слезы ещё до того, как они успевали пролиться.

Кораблем никто не управлял. Хиленькое судно, отправленное в вечное плавание, было обречено. Смерть наступала на пятки.

Морган попытался дотянуться до румпеля, повернуть руль. Не важно, в какую сторону, важно было хоть что-нибудь предпринять, но у него не хватило сил. Бесполезно было сопротивляться. Корабль дураков никогда не должен был существовать. Живые не цеплялись за мертвых, они пытались спасти самих себя.

Не оставалось ничего другого, кроме как отдаться на волю провиденья.

На секунду мир исчез.

Корабль со страшным треском развалился надвое и выплюнул тела на берег, как кит выбрасывает излишки воды и воздуха, освобождая легкие.

Так Морган оказался на острове свободы.

Глава 6

45-й день года в григорианском календаре и 14-й в феврале. Полевой врач по имени Валентин тайно обвенчал двух возлюбленных, за что был приговорен к смерти черт знает сколько веков назад. А теперь весь мир сходит с ума, выпускает больше розовых сердечек, чем таблеток аспирина в год.

Если у тебя нет пары – сиди дома и не выглядывай из окна. Обязательно нарвешься на чей-нибудь сладкий поцелуй. Цветы стоят втридорога, с шариками ходят все кому не лень, а в единственном кинотеатре в нашем городе нет мест с самого утра. Не то чтобы я хожу в кино каждый день – но я хочу иметь такую возможность. Даже возле ларька с шаурмой – очередь на полквартала, все норовят угостить подружек праздничным лавашем и незаметно подсунуть стеклянную бутылочку какой-нибудь бурды с водкой, соком и энергетиком. В школе праздничный бал с пафосным названием «Ищу тебя», пуншем на основе яблочного сока, бесконечным множеством прыщей и гормональных шуток, собранных в одной комнате. Поэтому я и пошла в «Отвертку». Жук объявил о единственной в городе «Single party» – вечеринке для одиночек. Нельзя ни с кем заговаривать и обмениваться контактами.

Мама спросила у меня с утра, как там мои ухажеры.

Подарила розовый блеск для губ. Совершенно уродливый. Я понимаю, что ей хотелось меня порадовать. Но может быть, она обманывает себя? Она бы хотела этого хотеть, но ещё больше она бы хотела, чтоб нас не было. Меня и папы.

Меня с моими вечными сомнениями, неумением включать газовую колонку, страхом, что у меня снова заведутся вши, и презрением ко всему, что я не понимаю.

Папы с его огромными руками, циррозной печенью и раздолбанным автомобилем, с которым он разговаривает больше, чем с мамой. Уж точно больше, чем со мной. Она бы хотела быть хорошей матерью, знать, что мне нужно. Но она не знает. Поэтому она подарила мне уродливый блеск для губ.

А секрет-то прост.

Ничего не выходит делать хорошо, если ты несчастлив.

А она несчастлива. Странно. Как-то я зашла в книжный магазин, ради этих книг в оранжевой обложке, альтернативная проза. Полистала несколько бумажных переплетов. И ушла. Мне попалось слово «кактус», мне не хотелось читать про кактус, вообще ничего не хотелось. Но мама говорила, что кактусы спасают от компьютерного излучения. И ещё мне нравится это ощущение, когда колючки остаются в пальцах. Живые занозы. И я купила кактус. За ним не нужно ухаживать, он может выжить в пустыне. Но в моей комнате (9 на 9 метров, живые стены, исписанные и исколотые кнопками) не выжил. Мой кактус заболел. И тогда я поняла, что он тоже несчастлив. Но так ведь было не всегда. Никто не рождается старым, ворчливым и пессимистичным, кроме Бенджамина Баттона[24]. Но это загадочная история. Все всегда начинают со счастья. Мы, счастливые младенцы, счастливые влюбленные, счастливые абитуриенты, покупатели обновок. Как же так выходит, что кактусы дохнут?

Я боюсь проснуться однажды среднестатистическим человеком.

Может, я бы хотела, чтобы и мне кто-нибудь покупал шаурму и водил в кино. Даже если лучшая часть – реклама, и даже если попкорн без соли.

Но это вряд ли.

Я не из «красивеньких», но к «красивости» и не стремлюсь. У меня другой путь – оригинальность. Для тех, у кого нет груди, но есть фантазия. Родинки у меня симпатичные. Глаза не такие большие, как, скажем, у Одри Хепберн, но взгляд цепкий. После «Мемуаров гейши» я задалась целью смотреть так, чтоб проезжающие мимо рикши падали с велосипедов.

Но я так и не встретила ни одного рикшу, чтоб проверить.

Я довольно высокая, хоть и сутулюсь, мне приходится наклоняться, если Морган хочет что-то сказать на ухо.

– Станцуй, – громкая музыка заглушала голос и я решила, что мне послышалось, – станцуй, – Морган прокричал мне в ухо и помахал запечатанным конвертом перед носом.

– Я не умею.

– Хочешь получить письмо – танцуй, – Морган уселся за барную стойку и осушил «отвертку», даже не скривившись. Может быть, это сок?

– Сегодня – молчок, – напомнил Жук и приложил указательный палец к