Хрономот - Максим Бодэ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
Я снова оказался на площади перед собором. Здесь был центр города, надо было спросить какого-нибудь прохожего, как жители Маледо добираются до Севильи. Мимо меня проходила женщина с продуктовой сумкой, я к ней обратился, и она мне все довольно внятно объяснила.
Ждать мне оставалось еще полтора часа, автобус отправлялся в три. Полтора часа в незнакомом городке. Я медленно пошел по площади, сосредоточившись на незамысловатом узоре бело-серой плитки. На душе было неспокойно, тревожно. Все что со мной произошло — было ли это обманом? Меня пытались избить двое хулиганов: как знать, может, никакие они не сектанты. Возможно, не стоило соглашаться на сделку с Фером.
Я достал из кармана телефон. Позвонить что ли родителям, сообщить им, что буду к вечеру. Но нет, я почему-то был не в духе. А цифры на экране мобильного упрямо не хотели меняться, время текло медленно.
Я гулял по Маледо, размышляя о своей жизни.
Я всегда бежал от обыденности. Мне претила мысль, что я двигаюсь по намеченному пути. Учеба, работа, женитьба — эта последовательность меня пугала и заставляла бежать. Бежать в узкие севилльские закоулки, где мне иногда приходилось драться, чтобы постоять за себя. Бежать по беговой дорожке в спортзале, заглатывая ногами километры. Бежать в шумные ночные клубы, где можно было встретить девушку на ночь. Мне нравилось танцевать и чувствовать упругие ягодицы у своих бедер. Вдвойне было приятно целовать молодое роскошное тело, раздетое и разгоряченное желанием.
Я никак не хотел вливаться в обыденность, жить нормально, как все. Вон, Мартин только и метит, чтобы заграбастать Анику и повести ее к алтарю. Я прямо-таки видел его через пять лет растолстевшим, с женой и дитем на руках. Будет радоваться первой подержанной машине и вину по акции в супермаркете.
А мне казалось, что наша жизнь — фальшивка. Будто весь мир лежит под покрывалом, и мы видим лишь эту пеструю ткань. А сдернешь это тяжелое полотно, и окажется, что внизу вещи устроены не так, как ты предполагал. Может быть, из-под ткани вылетят драконы и эльфы, а может ангелы и демоны, неважно. Мир явно не исчерпывается тем, что мы видим. Когда я играл на гитаре, я всегда вкладывал в игру эту тоску: по правде, которую не мог разгадать.
Возможно, это чувство началось в детстве. Когда я был маленьким пацаном, меня мучили кошмары. Я засыпал и всегда видел один и тот же сон. Создание, похожее на женщину, пробиралось ко мне в спальню. Вместо ног у нее был огромный змеиный хвост, который и составлял основную часть ее огромной туши. Лицо было бледным и неподвижным, волосы — живые, извивающиеся, будто щупальца, а глаза — два черных бездонных блюдца. Я боялся в них смотреть, мне казалось, что меня засосет и я упаду в них. Каждый раз я не удерживался и встречал ее взгляд, и тогда начиналась кульминация кошмара. У меня перехватывало дыхание и сжимало грудь, и я чувствовал, как силы меня покидают. В конце сна я умирал.
Во сне я вжимался в угол постели: всегда пытался убедить себя, что родительская кровать — единственное место, где я в абсолютной безопасности. Не помогало. Страшное создание приходило опять и опять, и ему было все равно на границы кровати. Так продолжалось, по-моему, с трех до семи лет. Четыре года — я умер больше тысячи раз.
Я боялся засыпать, плакал, не хотел идти в кровать. Мой кошмар влиял на меня не только ночью, но и днем. Я боялся оставаться один дома даже на полчаса, боялся темноты. Когда родители вечером уходили по своим делам, пусть ненадолго, я садился на их кровать, где у меня был «последний бастион», и начинал плакать.
Как-то мама научила меня моей первой молитве. Короткое четверостишие, которое, якобы, должны было меня спасти от кошмаров. Не спасало. Я часто шептал эту молитву перед сном, безрезультатно. Тогда я начал сам бороться с навязчивым видением — и, наконец, добился успеха.
Моя проблема была в том, что я не умел просыпаться сам, и начавшийся сон был для меня неотвратим, как полет уже выпущенной пули. Я уже знал его наизусть, в мельчайших деталях, он повторялся из раза в раз, но я ничего не мог с ним поделать, потому что спал очень глубоко. Я учился контролировать сон, и однажды понял, что победа за мной.
Едва я слышал шорох чешуи, как мгновенно просыпался. Какая-то частица моего мозга теперь все время стояла на страже, готовая выдернуть меня из кошмара в реальность. Теперь я спал не так крепко.
На смену регулярным нашествиям демоницы-медузы пришли периодические нападения других чудовищ — но теперь я их даже ждал. Я научился летать во сне, и теперь воздух был моим главным спасением. Когда я летал во сне, я был неуязвим. Я двигался со скоростью собственной мысли, и никакой демон не мог теперь меня испугать. Если кто-то снова пытался вломиться в мой дом, я уже не прятался на родительской кровати — я просто выпрыгивал из окна своей комнаты и улетал. Делал это я мастерски, и, главное, теперь я получал от этого удовольствие.
Теперь я не боялся сна — напротив, я жаждал его. Во сне я был практически всемогущ, в отличие от реальности. Так что же было истиной — реальный мир или сон? Этот вопрос я часто задавал себе. Что если сон — более правильное состояние души, чем бодрствование? Во сне и время, и пространство иные, они пластичнее, намного легче поддаются искривлению мыслью.
Ослабленное чувство реальности сделало меня таким, какой я есть. Я привык думать, что мир поддается изменению мыслью, просто это намного тяжелее, чем, скажем, изменить течение сна. Потому я и стал на полном серьезе учиться телекинезу, искусству двигать предметы силой мысли. Возможно, именно поэтому я и преуспел.
Я искал возможность развить свой дар. Я тренировался. Я изучал разные религии, чтобы понять, нет ли в старинных откровениях подсказки, как развить мои способности. Увы, все безрезультатно. Белые маги Персии и йогины Индии не спешили делиться своими секретами. Прямых ответов я не нашел — только намеки. Как я мог развить собственные способности,
