В сетях любви - Сесилия Грант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уилл смотрел на дорогу, выжидая, когда появится возможность объехать медленно трясущуюся телегу, но чувствовал, что сестра внимательно наблюдает за ним. Он догадывался, что она тщательно анализирует его объяснение, перебирая каждое слово, как будто чаинки в чашке предсказательницы.
— И часто ты заглядываешь к ней?
Уилл помотал головой.
— Последний раз — несколько месяцев назад, чтобы вернуть вещи Толбота: письма и прочее. Для светского визита я решил прихватить с собой родственницу.
— Да, правильно, так того требуют приличия.
— Приличия и прагматизм. Будь я один, я бы не знал, о чем говорить. У нее есть ребенок — мальчик лет двух или около того, — и я думаю, у вас с ней хватит тем для беседы на пятнадцать минут визита.
— Кэмден-Таун. — Она провела рукой в лайковой перчатке по юбке из тонкой шерсти, как будто конечная цель их небольшого путешествия требовала от нее более безупречного вида, чем обычно. — Слишком долгий путь от Сент-Джеймса для пятнадцатиминутного визита.
— Никакая дорога не покажется мужчине долгой, если у него есть такая замечательная коляска. — Когда полоса слева освободилась, он подстегнул лошадей. — Вот увидишь, твой муж полностью согласится со мной. — Он чувствовал, что ее слегка расстроило то, что он своим легкомысленным замечанием пресек ее попытки заговорить на серьезную тему. Он и сам чувствовал разъедающую тоску, порожденную недостатком открытости между ними. Но что он мог сказать, чтобы заставить ее понять природу его обязательств? Поэтому он покрепче ухватился за вожжи и сосредоточил свое внимание на управлении коляской.
Пятнадцать минут, слава Богу, пролетели очень быстро. Все в миссис Толбот располагало к приятному общению. Теперь он понимал, как солдата может поддерживать мысль о возвращении к ней, такой грациозной, душевной, естественной, с теплым взглядом чистых голубых глаз.
Она вынесла ребенка, и Марта должным образом выразила свое восхищение малышом.
— Он похож на своего отца? — спросила его сестра, похлопывая мальчика по копне нестриженых рыжевато-каштановых волос.
— Он полная копия мистера Толбота. Надеюсь, со временем это сходство не исчезнет. Мой муж так и не заказал себе миниатюрный портрет, так что Джеймс — это все, что у меня есть с точки зрения памяти о муже. — Пока она говорила, то смотрела на сына, но, закончив, подняла глаза на Марту. Ее лицо на мгновение осветила короткая улыбка, которой она, вероятно, прикрывала свою тоску.
Уилл посмотрел на руки. Нет. На диванные подушки из голубой парчи, поблекшей и стертой настолько, что через истончившуюся ткань проглядывала набивка.
— Пусть он не оставил свой портрет, зато оставил немалую сумму на совершеннолетие мальчика. Не многим детям так везет. — Это была другая миссис Толбот, жена брата Толбота и мать нескольких детей, которым не посчастливилось лишиться отца и получить раннюю независимость. — Жаль, что он не позаботился о том, чтобы миссис Толбот могла воспользоваться частью денег, чтобы оплатить аренду и другие расходы. Уверена, любой, кто обладает хоть каплей гордости, не захотел бы жить у кого-то из милости.
— И правда, я попросила бы его об этом, если бы знала о размещении денежных средств. — Вдова Толбота покраснела, ее взгляд уперся в пол. — Но у нас не было привычки обсуждать подобные вопросы. — Ее прямая, напряженная осанка говорила о многом. Было очевидно, что она не расслаблялась ни на секунду с тех пор, как переехала в этот дом, где ей на каждом шагу напоминали, каким тяжкий бременем стали для родственников она сама и Джеймс.
Он снова поглядел на стертые подушки и провел пальцем по контуру цветка на шелке. Господи, как же он ненавидит это ощущение беспомощности. Ее нужно забрать отсюда, поселить в собственном доме, а у него нет такой возможности, и он даже приблизительно не знает, когда она появится.
Все оставшееся время разговор крутился вокруг маленьких детей и методов их воспитания, особенно много беседовали о сроках появления первых зубов. Наконец пятнадцать минут истекли, и Уиллу с Мартой пора было уезжать.
— Как умер ее муж? — спросила его сестра, когда они сели в коляску. Этот вопрос в буквальном смысле оглушил его, и ему пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы устоять на ногах.
— При Ватерлоо. Я не… гм… — Он подобрал вожжи и повернул голову, чтобы посмотреть ей в лицо. — Мне трудно представить, что тебе действительно хочется знать истинный характер его ранений.
— Ранений… — Она задумалась над словом. — Значит, смерть не была мгновенной?
— Нет, не была. — Нечего тревожить ее душу подробностями. Пусть остается в неведении. Ей не надо знать, как долго человек может метаться между жизнью и смертью, когда ни одна из них не может заявить на него свои права. — Хотя миссис Толбот я этого не сказал. — Он стегнул лошадей, и они ускорили бег.
«Вы сделали все, что могли, — сказал ему хирург. — Результат был бы практически таким же». Он многократно повторял про себя эти слова. Почему же он так и не услышал в них оправдания?
— Ты правильно сделал. — Похвала сестры уколола его, как швейная игла. — Она искренне благодарна за визит, я это сразу поняла. — Краем глаза он увидел, что она повернулась к нему и нахмурилась. — Как получилось, что она живет у родственников из милости? Разве вдове участника войны не полагается какая-то пенсия?
— Толбот не был офицером. — Он переставил ноги — одну вперед, другую назад — и ослабил вожжи. — Армия старается не зачислять женатых мужчин в ряды срочников, вот и получается, что вдовам таких военных не на что жить.
— Полагаю, она знала, на какой риск он идет. Жалко только, что вдова должна страдать из-за выбора мужа.
«Он тоже страдал, Марта. Поверь мне, хоть тебе трудно представить, как он страдал. Слава Богу, ты никогда не сможешь этого вообразить». Еще когда они были в гостях у миссис Толбот, на него навалилась черная тоска, и он всеми силами сопротивлялся ей. А сейчас вдруг понял, что устал с ней бороться. Пусть приходят и печаль, и гнев, и уныние, и непрекращающееся самобичевание, которое поднимается к сердцу клубами угольной пыли. Он уже давно привык к их обществу.
— Действительно жалко, — как можно более беззаботно произнес он. — Жалко, что никто не потрудился добиться обеспечения благосостояния вдов политическими методами.
Эта была одна из тем, над которой его сестра будет рассуждать всю обратную дорогу до Сент-Джеймса, причем от него не потребуется никакого участия, кроме одобрительного мычания. И правда, когда они подъезжали к Хай-Холборну, она уже успела перейти от бедственного положения вдов к несправедливой системе построения присвоения офицерских званий и еще много к чему. Нить рассуждений он потерял где-то на середине пути.