Ракурсы - Наталья Иртенина

Я поднялся (кажется, при этом у меня были ватные ноги) и сипло спросил:

– Вы Лоцман?

Вместо ответа он повернулся к Жилетке:

– Это еще кто?

Жилетка посмотрел на меня изучающим взглядом, как будто впервые видел.

– Так. Дилетант, – ответил он наконец. – От Джокера. Интересуется.

Плащеносец подошел ко мне и эхом повторил:

– Интересуется.

– Так точно, – непонятно почему ляпнул я.

Он взял меня за подбородок и стал рассматривать в упор, поворачивая мою голову из стороны в сторону, словно проверяя, мыл ли я сегодня уши. Вообще, сказать об этом парне «странный» было бы сильным преуменьшением. Движения его казались на удивление рассогласованными, как у большой куклы на ниточках, которые дергает кто-то очень неумелый. Независимо от того, был ли он ожившим трупом или нет, он производил впечатление человекообразного механизма. Ощущение это усиливали его глаза – совершенно темные, казавшиеся лишенными зрачков, с одной только черной радужкой.

Когда он в четвертый или в пятый раз повернул мою голову вбок, я понял, что это может продолжаться еще долго. По его лицу было видно, что он не знает, что со мной делать. Даже не сомневается, а просто не знает.

Глядя ему в глаза, я почти молился – молча, страстно, непонятно кому, – чтобы этот парень хотя бы на миг обрел способность к волеизъявлению и принял нужное мне решение.

– Думаешь, нам нужно поработать с ним? – в конце концов спросил он у Жилетки.

– А что еще-то с ним делать? – с точно таким же незнающим видом пожал плечами Жилетка.

Я подумал, что прав был Мишаня. Видимо, очень крутые дела творились в этом шаманском логове, если эти двое, особенно Плащеносец, выглядели пришельцами из сумеречной зоны. Знающие люди называют эту зону «универсальным сознанием», а попасть в нее можно только полностью разотождествившись. Что это такое, я не вполне себе представлял, но те же знающие люди говорили, что это когда тело отдельно, психическая энергия отдельно и сознание тоже – отдельно. Когда мир становится как бесконечная мокрая промокашка, расползающаяся в бесконечные дыры. И эта самая промокашка – естественный плацдарм для волхвования. Впрочем, последнего знающие люди не говорили – это уже я сам догадался. А познакомившись с шаманами, и вовсе в том уверился.

Плащеносец выглядел именно как совершенно разотождествившийся и из бесконечного числа вариантов (или, по крайней мере, двух вариантов того, что им делать со мной) не мог выбрать ни одного, потому что, не знаю, как насчет психоэнергетики, а сознание у него точно было – отдельно. Где-то погуливало. Мне пришлось – разумеется, небескорыстно – одолжить ему своего:

– Думаю, вам нужно, просто необходимо поработать со мной, – сказал я, отчетливо и с нажимом проговаривая каждое слово.

Плащеносец медленно кивнул и отпустил мой подбородок. Потом повернулся к Жилетке:

– Проведи с ним начальный курс. Как обычно. Только на кухню уведи, чтоб не мешался здесь.

Жилетка согласно хмыкнул и вцепился мне в плечо.

– Пошли.

Кухня шаманов оказалась неимоверно грязным крошечным закутком. На полу можно было выращивать картошку, плита тошнотворно щерилась бурыми лохмотьями засохшего слоя жира, в мойку по самый краник впихнута гора немытой посуды. В углах и на подоконнике – пустая водочная стеклотара. Жилетка взял одну из бутылок, удостоверился, что в ней ничего не осталось, и перешел к делу:

– Короче, так. Будешь получать входное посвящение. Сейчас идешь за балдой. Два пузыря. Нет, лучше три. И чтоб быстро.

Я проверил свою наличность.

– У меня на три не хватит.

– Трудности входят в программу, – покровительственно и с удовольствием объяснил мне Жилетка. – И запомни: твои проблемы – это твои проблемы. Все ясно?

– Все, – сказал я. – А вопрос можно?

– Валяй.

– Этот человек, – я кивнул в сторону оставленной комнаты, – Лоцман?

Жилетка сморщил нос.

– Нет. Это Шан-Гирей. Все. Гони на выход.

Я беспрекословно повиновался, потому что любой другой modus operandi в данных обстоятельствах был неприменим и бессмыслен. Впрочем, я кажется уже упоминал об этом. Проходя по коридору, я вознамерился было еще раз заглянуть в ту комнату, где колдовали над чем-то трое адептов, но дверь оказалась плотно закрыта. Из-за нее доносилось какое-то глухое жужжание.

Я вышел на улицу, удрученный размышлениями. Имевшихся у меня денег хватало только на полторы бутылки водки, ехать же домой и обратно долго. Нужен был четкий план действий по насильственному изъятию – либо бабок, либо товара. Сравнив достоинства обоих вариантов, я остановился на втором. Почему-то я решил, что грабить старушек и мелкоту мне не к лицу. Наверное, случайно сработали какие-то древние мужские рефлексы. Или просто вспомнил свою собственную бабку. Не знаю.

Пройдясь по улице Акунина, я заглянул в несколько продуктовых лавочек, провел рекогносцировку. Выбрал наиболее подходящую и купил большой полиэтиленовый пакет. Потом походил по ближайшим дворам, насобирал хлама потяжелее и плотно упаковал его в пакет. Сверху прикрыл бумажным кульком. Камуфляж был готов.

С этой пузатой авоськой я вернулся в магазин и, выбрав момент, незаметно пристроил ее у прилавка винно-водочного отдела.

Минут пятнадцать мне пришлось слоняться возле других отделов, старательно изучая ассортимент и дожидаясь, пока кто-нибудь не заметит оставленной сумки. Надо признать, бдительность граждан оказалась не на высоте. За эти пятнадцать минут лавочку могло бы разнести на куски полсотни раз, если бы в сумке была настоящая бомба.

Наконец, среди покупателей обнаружился зоркий пенсионер. Сначала он около минуты приглядывался к моему подарочку, а потом громко осведомился у всего магазина, чей багаж. Тотчас вокруг пенсионера собралась горстка любопытных каскадеров, продавщица перевесилась через прилавок, а когда никто во всем магазине не признал баул своим, благоразумные граждане начали беспокойно покидать помещение. Я подошел к кучке смельчаков, буквально обнюхивавших мою сумку. Старикан, поднявший тревогу, нагнулся ухом к пакету и прислушался, сложив запавший рот куриной жопкой.

– Кажись, тикает, – оповестил он, распрямляясь.

Что там могло тикать среди ржавого металлолома, камней и обломков кирпичей, я гадать не стал, потому что подошла моя очередь нагнетать обстановку. Придав голосу побольше истеричности, я завопил:

– Щас рванет!!!

Каскадеров моментально смело, продавщица, нервно взвизгнув, нырнула в подсобку. За ней и остальные в голубых передниках, побросав все, ринулись кто куда.

Секунду спустя я перемахнул через прилавок, сунул за пазуху первые три попавшиеся бутылки водки и, прижимая их к брюху, перелез обратно. Бегство к дверям магазина сопровождалось тихим позвякиванием и одной-единственной мыслью о том, как тяжко быть беременным. Азарт удачного грабежа и эта дурацкая мысль развеселили меня до крайности, так что, выбежав на улицу, я уже едва не хохотал во все горло. Впрочем, делать это все одновременно – бежать, придерживая на себе бутылки, и смеяться – было не очень удобно. Вместо хохота из меня вдруг поперла сильная икота, и от этого стало еще смешнее. Это было безумно веселое бегство.