Гомер. Илиада - Алессандро Барикко

Я спас его. Я спас их всех своим мужеством и своим безрассудством.

Сарпедон, Аякс Теламонид, Гектор

Для защиты своих кораблей ахейцы возвели стену, а вокруг стены выкопали ров.

Гектор убеждал нас перейти его, но кони не подчинялись возницам, поднимаясь на дыбы, они испуганно храпели и ржали. Стены рва были отвесными, а поверхность ахейцы утыкали острыми кольями. Мысль гнать через него коней с колесницами была безрассудной. Полидамас сказал это Гектору, он сказал, что спускаться в ров слишком опасно, а ну как ахейцы перейдут в наступление? Мы окажемся в ловушке, из которой никто не выйдет живым. Нужно оставить коней перед рвом и наступать пешими. Гектор к совету прислушался. Он спрыгнул с колесницы и приказал остальным поступить так же. Мы разделились на пять частей. Во главе первой встал Гектор. Второй предводительствовал Парис. Третьей Гелен. Четвертой Эней. Пятую возглавил я. Мы были готовы идти вперед, но медлили в нерешительности по ту сторону рва. И тут в небе появился орел, держащий в когтях огромного змея, покрытого кровью, но живого. Внезапно змей извернулся и ужалил орла в грудь возле шеи, пронзенный болью орел выпустил добычу, уронил ее посреди нашего ополчения и унесся с пронзительным криком. Мы следили за паденьем пятнистого змея и, увидев, как упал он на землю посреди ополчения, содрогнулись. Полидамас поспешил к Гектору и заговорил:

– Ты видел орла? Лишь только мы вознамерились перейти ров, он появился, ты видел? Он упустил добычу, не донес до гнезда с птенцами. Знаешь, что сказал бы птицегадатель, Гектор? Подобно орлу, мы полагаем, что добыча у нас в руках, но нам ее не видать. Быть может, и доберемся мы до судов, перейдя через ров, но отступим с позором.

Грозно взглянул на него Гектоp:

– Полидамас, ты шутишь или обезумел? Я верю воле Зевса, а не полету птиц. Он обещал мне победу. Птицы… Одно лишь знамение есть для меня: храбро сражаться за родину. Ты трепещешь, Полидамас. Но не волнуйся, даже если все мы погибнем у этих стен, с тобой ничего не случится, ведь ты, трус, не станешь спускаться в ров!

И он ринулся вперед, увлекая нас за собой.

Поднялась свирепая буря. Пыль клубилась вокруг кораблей. Троянцы принялись разрушать нашу стену, срывали с башен зубцы, сокрушали забрала, вырывали торчащие сваи – опоры для башен. Мы же стояли на месте, на стене, укрываясь щитами, и что было сил защищались. Камни летали, будто снежные хлопья в зимнюю пору. Мы бы отбили их натиск и стена б устояла, не появись Сарпедон. Неся перед грудью кожаный щит, изукрашенный золотом, и потрясая двумя копьями, он надвигался на нас, как лев, жаждущий мяса и крови.

Я сражался в толпе нападавших, и рядом со мною был Главк

– Зевсом клянусь, Главк, разве мы не лучшие из ликийцев? Не нас ли они почитают, не на нас ли смотрят как на жителей неба?… Взберемся на стену, не медля: гибели смертному не избежать, так отчего же здесь не погибнуть? Вперед, на славу кому-то или сами за славой!

И я пошел в наступление вместе с Главком и всей ратью ликийской.

Ликийцы показались у одной из башен, ее защитники звали на помощь, но крики тонули в шуме сражения, и никто их не услышал. Тогда они послали вестника, он прибежал ко мне и сказал:

– Аякс, ликийцы уже на стене, вот-вот захватят они башню Тевкра[8]. Поспеши, без тебя им не справиться.

Я устремился на помощь, а достигнув башни, увидел, что враги сильно теснят их. Огромнейший камень лежал у забрала стены, я схватил и поднял его, не знаю как, но я поднял этот огромнейший камень и метнул в напиравших ликийцев. Тем временем Тевкр стрелой ранил Главка в руку, тот как раз взобрался на стену, он его ранил в руку, и Главк соскочил со стены.

Они попали в него, и он спрятался позади нас, не желая показать врагам, что он ранен. Понимаете? Он не желал, чтобы кто-то этим гордился. В глазах у меня потемнело от ярости. Я вскарабкался на вершину стены и изо всех моих сил ухватился рукой за зубец и оторвал его – проход был открыт.

И вот он стоял перед нами, Сарпедон. Забираясь на стену, он сдвинул щит на спину и теперь шел на нас, лишенный защиты. Тевкр, прицелившись в грудь, его встретил стрелой, но сегодня врагу повезло, и стрела вонзилась в кожаный ремень от щита, что пересекал его грудь, – там она и застряла.

Я принялся кричать своим воинам:

– Мне одному невозможно эту стену разрушить! Ликийцы! Вы забыли о доблести?

И тогда все хлынули вслед за мною в пролом, и разгорелась ужасная битва, медные пики пробивали щиты, кровь троян и ахейцев лилась на камни стены, мы нападали, но они не поддавались, и равновесие между нами держалось, доколе не раздался громогласный призыв Гектора:

– Вперед, вперед на стену, на корабли!

И все мы откликнулись на зов его и в бурном натиске преодолели стену…

Гектор был у самых ворот нашей крепости. Он нашел громадный обломок скалы с заостренным концом. И поднял его – громадный камень, клянусь, два человека едва ли сумели бы сдвинуть его, – а он этот камень поднял, поднял над головой. Мы увидели, как он шагнул к воротам и с силой метнул в них глыбу. От удара разлетелись петли, затрещала древесина, засов не выдержал: грозный, как бурная ночь, Гектор ворвался в ворота, его глаза горели огнем, медь доспехов сияла, в руке он сжимал два копья. Я говорю вам: только бессмертный мог его остановить в то мгновение. Он обернулся к своим воинам и снова призвал их идти на стену. Мы видели, что отовсюду несутся троянцы, они врывались в разрушенные ворота, перебирались через стены. Все пропало. Мы могли лишь спасаться бегством, и мы побежали к судам, ведь кроме них у нас ничего не осталось.

Сидя в своем шатре, Нестор увидел, как мы убегаем, оставив пробитую стену, а троянцы несутся за нами и, словно пожар или буря, гонят нас к кораблям. Старец поспешил к остальным царям, раненным в битве. Диомед, Одиссей, Агамемнон – все вместе они наблюдали за боем, опираясь о копья, сердца их терзала печаль. Агамемнон заговорил первым:

– Гектор свое слово держит. Он клялся, что вернется в Трою не раньше, чем сожжет наши суда. И вот он приближается. О, неужели все ахейцы меня, как Ахиллес, ненавидят и больше не станут сражаться?

Нестор ему возразил, глядя на бегущих в страхе ахейцев:

– Увы, пала стена, что должна была быть нерушимой защитой нам и нашим судам. Это свершилось, и сам громовержец не может изменить того, что свершилось. Теперь же нам должно искать выход. Нас одолели враги, наше войско в расстройстве. Мы должны решить, что нам делать. Но нам, я полагаю, вступать в битву не следует: вы ранены, я стар, у нас нет сил на сражение

И снова заговорил Агамемнон:

– Коль скоро мы сражаться не в силах, отступим. – Это сказал именно он, владыка царей. – Так я решил. Дождемся же ночи, а под покровом ночным спустим на воду суда и уплывем. От беды спасаться не стыдно. И если нет иного пути к спасению, кроме бегства, – нужно бежать.

Гневно взглянул на него Одиссей:

– Что за слова, несчастный, излетели из уст твоих? Ты советуй подобное людям другим, но не нам, чей жребий – отважно сражаться с молодых ногтей до седин и погибнуть, не бросив оружия! Ты хочешь оставить Трою после всех бед, что мы претерпели под ее стенами? Смолкни, пока не слышат тебя остальные ахейцы. Такие речи не должны осквернять уста человека с царским скипетром в руках. Агамемнон опустил глаза:

– Твой упрек, Одиссей, меня ранит в самое сердце. Я не принуждаю ахейцев бежать. Но есть ли у нас выход иной? И кто здесь, молодой или старый, может дать нам совет? Я готов его выслушать.

Тогда вышел вперед Диомед, из всех нас он был младшим:

– Послушай меня, Агамемнон. Я моложе тебя, знаю, но оставь обиды и зависть и послушай, что у меня на уме. Давайте вернемся в битву, невзирая на раны. Мы не станем сражаться, но покажемся воинам, и когда они нас увидят, к ним, быть может, вернутся и отвага и силы.

Он был младшим из всех, но его послушались. Потому что не было выбора. Потому что их жребий – отважно сражаться с молодых ногтей до седин и погибнуть, не бросив оружия.

Мы наступали следом за Гектором. Он стремился вперед, к морю, к судам, к палаткам ахейцев, сея смерть на своем пути, будто глыба, что устремляется с горной вершины и несется, круша всё на пути, пока не достигнет долины. Вокруг него, ощетинившись пиками, бушевало несущее гибель сраженье. Мы теснили их с разных сторон, ослепленные блеском шлемов, сияньем доспехов, сверканьем щитов. Забыть этот блеск невозможно… скажу вам: нет сердца настолько бесстрашного, чтобы не содрогнуться от этого зрелища.

И мы сами содрогались, мы были им зачарованы, но содрогались, в то время как Гектор влек нас за собой, видя лишь корабли вдалеке, корабли, что желал уничтожить. С тыла данайцы осыпали нас камнями и стрелами, а их лучшие воины встречали нас лицом к лицу. Наши ряды смешались, мы начали отступать. И снова Полидамас воззвал к Гектору: