Грачевский крокодил. Вторая редакция - Илья Салов

Становой вскочил и подбежал к Анохину.

— Как же смеешь ты жить! — крикнул он.

— Знамо, что толку мало от меня… какой толк. Известно, толков нет никаких… Кабы богатый али здоровый был… Ну точно… а то все мочи нет…

— Так умри.

— Знамо, что надо бы… только вот час-то смертный не приходит.

— Ах вы, черти, ах вы, дьяволы! Небо коптишь только ведь, подлец… Что же, и хлеба не сеешь?

— Ну, я и сохи-то не подниму…

— А жрешь небось…

— Без этого нельзя…

— Ах вы, дьяволы! ах вы, черти… Ну постойте же, я вам докажу! — крикнул становой и сел на прежнее место.

Наконец часа через полтора опись была покончена.

— Ну, дьяволы! — кричал становой сильно уже охрипшим голосом и потрясая в воздухе только что составленною описью: — чтобы через две недели подати были все в казначействе, все до одной копейки, и чтобы казначейская квитанция была мне представлена. Эй, ты старшина! Подойди сюда…

Старшина подошел.

— Квитанцию ты привезешь мне сам, ко мне, в становую квартиру; слышишь?..

— Слушаю-с, Аркадий Федорович.

— А если через две недели подати не будут внесены, — продолжал становой, снова обращаясь к крестьянам: — то я привезу сюда Курицына, и он живо купит у меня весь ваш скот… Слышите?.. Пощады от меня не ждать… Вот вам даю две недели сроку. Внесете деньги — спасибо скажу, а нет — не прогневайтесь. Камня на камне не оставлю… в муку вас сотру… Ах вы, подлецы, ах вы, дьяволы!..

И затем, передав бумаги письмоводителю, он крикнул:

— Сотский!

— Здесь, вашескородие.

— Лошади готовы?

— Готовы, вашескородие.

— Небось хромые опять?

— Никак нет, вашескородие.

— Смотри у меня!.. Ах, да, и забыл! — И вдруг, подбоченясь и подойдя к сотскому, он спросил: — А почему мост через Грачевку не в исправности?

— Ездил, вашескородие, сколько раз ездил, до самой до помещицы до Анфисы Ивановны доходил, в ноги кланялся ей, ничего не поделаешь… даже обругала меня… «Ты, говорит, видно, с ума сошел! никакого закона нет, чтобы барыни мосты чинили! на это, говорит, мужики есть».

— Мужиков бы заставил!

— И у них был, вашескородие! Целый день ругался!.. Не едут! «Дьяволы, говорю, черти, анафемы вы проклятые!», признаться, побил даже кое-кого, а все-таки не выехали! Уперлись, дьяволы, что мост на господской земле, и не едут…

— Дурак ты, вот что! — крикнул становой и, обратясь к письмоводителю, прибавил: — Александр Тимофеевич, отец родной, поедешь в Голявку, заверни в Грачевку… Уломай как-нибудь старушку-то! Сохрани господи, губернатор поедет, ведь он за этот мост шкуру сдерет. Уж мне и так от исправника нахлобучка была… ведь провалился недавно и с тарантасом и с лошадьми!.. Ну как этак-то губернатор ухнет! Что тогда будет!.. Заверши, благодетель…

— Хорошо, — проговорил письмоводитель, мрачный и угрюмый мужчина лет сорока. — Только да будет вам известно, что к старухе я не пойду…

— Что так?

— Да помилуйте, как на приедешь, непременно что-нибудь отнимет… Спичечницу отняла… а последний раз очки серебряные.

— Как так?

— Очень просто… Я к ней с окладными листами приехал, а она у меня очки отняла. «Дай-ка, говорит, я попробую! не по глазам ли!» — велела себе псалтырик принести самой мелкой печати, надела очки… а потом сняла их, положила в футляр и в карман. «Как раз!» говорит. Так и не отдала. «Ты, говорит, себе другие купишь!» Пять рублей были заплачены. Нет уж, я лучше с приказчиком поговорю… Ну ее к черту!

— Поговори, Христа ради!

— Хорошо.

— Пожалуйста.

И, снова обратясь к мужикам, он проговорил, грозя кулаком:

— Ну, черти, берегитесь! Чтобы через две недели квитанция была у меня!..

И, круто повернувшись, он вышел из правления.

Старшина, староста и сотский бросились провожать станового, подсадили его в тарантас, прокричали в один голос: «счастливо оставаться!» — и, гремя и звеня колокольчиками и бубенцами, становой пристав покатил по направлению к дому своего коллеги, отца Ивана.

XVIII

Приехав к отцу Ивану, становой уже не мог говорить, а только хрипел как-то.

— Вот, слышишь, слышишь, — хрипел он: — видишь, вот она служба-то наша какая, хуже протодьяконской! Тот хоть в известные часы орет, а становой ежеминутно… Только глоткой и берешь. Есть у тебя глотка здоровая — служи, а нет, бери шапку в охапку и переселяйся в более вежливое ведомство. Только в ведомство это нашему брату, божьей родне, попасть трудно, потому что в нем правды больше.

Но отцу Ивану было не до правоведов, ему хотелось узнать поскорее, по какому именно делу приехал становой, и потому, как только ввел он его в залу, в которой и стол был уже накрыт и стояла закуска и водка, он спросил:

— По какому же это ты делу приехал?

Становой даже оскорбился.

— Господи боже мой! — крикнул он: — да позволь же хоть отдохнуть-то немного!

— Ну ладно, ладно, — поспешил успокоить его отец Иван: — и точно отдохнуть надо.

И затем, подведя его к столу с закуской, он прибавил:

— Ну-ка, дружище, выпей-ка водочки-то! Может, тогда и хрипота пройдет.

— Надолго ли пройдет-то, — проговорил становой, с какой-то досадой швырнул на стул портфель с бумагами: — за ночь пройдет, а утром опять захрипишь, как запаленная лошадь, потому утром опять оранье предстоит. Сегодня в Рычах, завтра в Ростошах, потом в Дубовой… Плохо дело!

— Чем?

— А тем, что все без толку орешь…

— Так-ты не ори!

— Пойди-ка, попробуй лаской-то!.. Орешь, орешь, а поощрения все-таки никакого!.. Хоть бы нигилиста поймать какого!..

— Зачем он тебе?

— Как же, толкуй!.. Вон Ломпетов-то изловил одного, так сначала денежную награду получил, потом благодарность от губернатора, затем орденок повесили, а наконец из становых-то в помощники перевели… Вот это так!.. На грех ведь ни одного социалиста в моем стане нет… Только одни паршивые отставные солдатики ругаются, да хромой Фетошинский речи на обедах либеральные говорит… А поймать его все-таки нельзя!

— А хотелось бы?

— Еще бы!

И, затем, подойдя к столу с закуской, становой прибавил: — Эге! да ты, я вижу, совсем порядки-то забыл!

— Что такое?

— Рюмок-то наставил, а стакана нет ни одного. Я, друг любезный, из этой мелкой посуды не балуюсь. У меня положено: утром стакан, перед обедом два и перед ужином один. Долбану — и конец.

— Можно и стакан поставить.

— Сделай милость.

Становой «долбанул» два стакана, закусил, и затем приятели принялись обедать.

— Ну, — проговорил становой, когда обед был покончен: — теперь можно и о деле потолковать.

— Потолкуем, потолкуем! только пойдем ко мне в кабинет, чтобы никто нас не подслушал. Откровенно сказать, я чую, по какому ты делу-то приехал.

— Чуешь?

— Чую.

— И прекрасно! меньше разговоров будет…

Они перешли в небольшую комнату с одним окошечком, выходившим на двор. Возле окна стоял письменный стол, вдоль правой стены помещался громадных размеров диван, а вдоль левой — комод, два, три стула и сундук, окованный железом.

— Так вот он, твой кабинетец-то! — проговорил становой, поглядывая на сундук.

— Этот самый.

— Проповеди-то здесь сочиняешь?

— Чего их сочинять, коли никто слушать не хочет.

— А в сундуке что? деньги небось! — И, развалясь на диване, становой подложил под бок подушку, набил трубку, закурил ее и принялся дымить на всю комнату.

Но отец Иван не слушал шуток станового и, подсев к нему, вынул из кармана знакомое уже читателю письмо и, подавая его становому, спросил:

— Уж не по этому ли делу ты приехал-то?

— Вишь как засалил! — проворчал становой, развертывая лениво письмо: — словно блины в него завертывал.

— Еще бы. Третий день читаю. Ну что, по этому?

— Верно! Отгадал!

Отец Иван даже руками всплеснул.

— Ах, — вскрикнул он: — ах!.. Что же делать-то?

— Что делать-то? — переспросил становой и выпустил изо рта такое густое кольцо из дыма, что отец Иван не вытерпел и поймал его на палец.

— Да, что делать?

— А вот то же самое, что ты сейчас с кольцом проделал! — проговорил становой и на этот раз выпустил уже несколько колечек, одно другого меньше.

— Я что-то тебя не понимаю.

— Потрафь в центр дела, как ты потрафил в центр кольца, вот тебе и все. Понял?

— Понял… Только-то там иное.

И, немного помолчав, он спросил:

— Какую же ты грамотку-то привез?

— Грамотка хорошая, печатная…

— Неужто повестку? — чуть не вскрикнул отец Иван,

— Повестку.

— Так, стало быть, дело-то началось уж?!

— Стало быть, началось, коли в суд вызывают.

— Покажи-ка…

— Можно. Только портфель мой в той комнате, и идти лень… наелся очень…

И становой выпучил на отца Ивана сонные глаза свои.

— Принести?

— Сделай божескую милость… лень…