Письма к сыну - В Сухомлинский

19. Добрый день, дорогой сын!

Получил твое письмо из колхоза. За пять лет ты хорошо узнаешь сельскую Украину - побываешь по крайней мере в пяти областях. Ты пишешь, что в селе, где вы работаете, судили бывшего полицейского - преступника, который двадцать лет назад истязал

советских людей, убивал и мучил партизан, стариков, женщин и детей. Ты удивлен: как это может быть - человек родился в Советской стране, вырос при социализме, и вдруг он становится изменником Родины. Ведь сама жизнь воспитывает! - восклицаешь ты. В том-то и дело, что - в этом я твердо уверен - воспитывает не жизнь сама по себе, а человек. Жизнь только помогает человеку. Расскажу тебе одну историю, из которой ты поймешь, как рождаются отступники... В одном из сел нашего района до недавнего времени жил человек, судьба которого страшна и в то же время поучительна. Это было в начале войны. Кровавый смерч горячим дыханием опалил Украину, с запада ползла фашистская орда, наши войска отступали за Днепр. В тихое августовское утро на главную улицу села, где жил этот человек, приехала колонна вражеских мотоциклистов. Люди спрятались в хаты. Притихшие дети боязливо выглядывали в окна. И вдруг люди увидели невероятное: из хаты вышел этот человек - в вышитой сорочке, в начищенных до блеска сапогах, с хлебом-солью на вышитом полотенце. Заискивающе улыбаясь фашистам, поднес им хлеб-соль, поклонился. Маленький рыжий ефрейтор милостиво принял хлеб-соль, похлопал изменника по плечу, угостил сигаретой. О позорном гостеприимстве узнало все село. Закипела в сердцах лютая ненависть, сжались кулаки. Потом стали думать люди: кто он, этот человек, что привело его на страшный путь предательства? Вспоминали родословную с деда-прадеда, мысленно оглядывая его детство. Как же так, ведь он - двадцатилетний юноша, кажется и комсомолец. Но постойте, а как же его зовут? Фамилию знали, фамилию-то человек имеет родительскую, а имени никто не знал. Хорошо знали его мать - колхозницу Ярину. И человека этого с детства так и называли: Яринин сын. Стали думать: что же привело парня к предательству? Но о Яринином сыне никто ничего определенного сказать не мог. Соседи называли его маменькиным сынком. Один сын у отца и матери, он жил, как сыр в масле: спал до обеда, а возле кровати на столе стояла уже заботливо приготовленная матерью крынка с молоком, белый калач, сметана... Люди с малых лет приучали детей к труду, будили их на рассвете, посылали в поле на работу, а Ярина оберегала свое "золотко" (так она называла его: мое золотко, мой единственный-ненаглядный), оберегала от труда, от всех забот и тревог. Вот тебе ижизнь воспитывае т... Все зависит от того, куда повернет человек эту жизнь, какой стороной прикоснется она к человеческой душе. В школе учился сынок до шестого класса, потом учение стало в тягость, и мать решила: пусть ребенок не томится за книгой, самое главное - здоровье. До восемнадцати лет болтался сынок без дела, уже стал и на вечерницы ходить, и к девушкам потянуло... Вспоминали, года за два до войны пришла к Ярине мать одной девушки-красавицы, пришла со слезами; какой разговор у них был - никто в точности не знал, известно стало в селе только то, что черноглазая красавица перестала выходить на улицу, потом долго лежала в больнице, пропала девичья краса, потухли огоньки в черных глазах. Узнали соседи, что Ярина отправила свое "золотко" куда-то на дальний хутор к дяде-пасечнику, ходили слухи: живет Яринин сын среди степного раздолья, ест белые калачи с медом, а по вечерам выходит к нему под высокий тополь синеглазая красавица с русой косой. Заболела однажды Ярина, передала, чтобы сын приехал, помогать надо было по хозяйству. Сын приехал, побыл дома три дня, тяжелой показалась ему работа: воду носи, дрова руби, сено коси...- и ушел снова на хутор. Вот тебе и жизнь воспитывает... Ведь любила Ярина сыночка до самозабвения, а чем он ей отплатил? Если бы жизнь воспитывала, то любовь матери воспитала бы и у сына чувство любви. Но в жизни не так все просто получается. Бывает, что любовь оборачивается тяжелой бедой... Как и когда появился в селе Яринин сын в ту тяжелую годину - никто не мог сказать. Сидели в сумерках старики и женщины под ветвистыми вишнями, говорили обо всем этом, и не давала покоя мысль: в кого он уродился? Прошло три дня после того, как село заняли фашисты, а Яринин сын уже ходит по улице с полицейской повязкой на руке. Думаем-гадаем, а легче от этого не станет,- сказал 70-летний дед Юхим.Откуда подлюка такая взялась? От пустой души. Нет у этого человека ничего святого за душой. Не истекла душа болью ни за мать, ни за землю родную. Не содрогнулось сердце от тревоги за землю дедов и прадедов своих. Не оставили руки корня в родной земле, ничего не создали для людей, не оросил пот ниву, нет мозолей от труда нелегкого и сладкого - и вырос чертополох. Эти слова передавались из уст в уста. А Яринин сын стал усердным слугой фашистов. Помогал им отправлять людей на гитлеровскую каторгу, помогал грабить колхозников. Говорили, что появилась у Яринина сына одежда убитого партизана... А мать черноглазой красавицы, проклиная фашистского холуя, прямо сказала: это он отправил ее дочь на каторгу в Германию. Страшные дни наступили для матери. Видела она, что люди презирают ее выродка, презирают и ее. Пыталась увещевать сына, напоминала о возвращении Советской власти и о расплате, но сын стал угрожать: ты знаешь, мол, что бывает с теми, кто не согласен с новым порядком. "Не сын ты мне больше",-сказала мать, оставила хату, ушла к сестре. Окончились страшные дни оккупации, на рассвете в ноябре принесли свободу советские солдаты. Жаркие бои обошли село стороной, не успел Яринин сын убежать со своими хозяевами. Судили Ярининого сына, приговорил к семи годам тюрьмы. Прошло семь лет. Возвратился сын из тюрьмы, застал мать умирающей. Попросила Ярина прийти к ее смертному одру всех родственников и самых уважаемых в селе стариков. Не разрешила только сыну подойти к постели, сказала перед смертью: "Люди, дорогие мои земляки! Не кладите на мою грудь этого тяжелого камня. Не считайте этого человека моим сыном". Сын стоял среди хаты угрюмый и безразличный, казалось, ему все равно, что говорит мать. И тогда дед Юхим сказал за всех: "Будет так, как ты просишь, Ярина. Не положим на твою грудь тяжелого камня. Безродным псом будет ходить по земле этот человек до конца дней своих. Не только никто не назовет его твоим сыном, но и имя его забудем". Слова деда Юхима оказались пророческими: и раньше мало кто знал имя предателя, все звали его Яринин сын, а теперь и вовсе забылось его имя. Стали называть этого тридцатилетнего человека по-разному. Одни говорили просто: тот, подлец; другие - человек без души, третьи - человек, у которого за душой нет ничего святого. Он жил в родительской хате, никто к нему никогда не ходил, соседи запрещали своим детям подходить близко к хате "человека без имени"- такое имя, наконец, дали ему все крестьяне. Он ходил на работу в колхоз. Люди избегали работать с ним. Одно время было трудно с кадрами механизаторов, он попросился учиться на тракториста, но не нашлось человека, который бы захотел остаться с ним наедине, передавать ему свои знания. Яринин сын стал отверженным. Суд народа оказался неизмеримо страшнее тюрьмы. Он хотел было жениться, но не нашлось женщины или девушки, которая решилась бы соединить с ним свою судьбу. Пытался он выехать из села. Тут-то и проявилась вся сила народной морали. Стало ясно, что человек, изменивший Родине, никогда не может рассчитывать на пощаду. С того времени прошло два года. Человек без имени зарос волосами, как столетний дед, взгляд его стал каким-то мутным. Говорили, что он теряет рассудок. Целые дни он сидел во дворе, как будто грелся на солнце. Что-то говорил сам с собой, копался в земле, находил какие-то корни, ел. Кто-то из жалости приносил ночью кусок хлеба и горшок с борщом, оставлял на большом пне от старой груши. Человек без имени утром жадно ел. Однажды мне пришлось побывать в том селе. Я сидел в кабинете у председателя сельсовета. Зашел старый, дряхлый человек,- казалось, ему лет семьдесят. "Это он, человек без имени,- тихо сказал председатель сельсовета.- Ему сейчас тридцать девять лет... Послушаем, что он скажет". "Отправьте меня куда-нибудь,- глухо, с затаенной болью стал просить человек без имени.- Не могу я больше жить здесь. Отправьте в дом престарелых или в приют какой-нибудь. Не отправите повешусь. Знаю, что заслужил людское презрение и проклятье. Хочется хоть перед смертью услышать доброе слово. Здесь меня знают, и слышу я только проклятия". Над ним сжалились, отправили в дом престарелых. Никто не знал там о его прошлом. Относились к нему как к старому человеку, заслужившему право на уважение. Говорят, он радовался, как ребенок, когда его просили что-нибудь сделать для коллектива: вскопать клумбу или перебрать картофель. Но каким-то образом слух о его прошлом дошел и до дома престарелых. Отношение людей к нему сразу изменилось. Никто не говорил ни слова о прошлом этого человека, но все стали избегать его. Два старика, жившие в одной комнате с ним, попросились в другую; и он остался один. В холодную декабрьскую ночь ушел он неизвестно куда, и с тех пор его никто не видел. Мне бы хотелось, чтобы страшная судьба человека без имени заставила молодых людей посмотреть на себя как бы со стороны, заставила заглянуть в свою душу и спросить самого себя: а что для меня дорого в нашей советской жизни? Где нити, которыми я связан с народом? Чем я уже заслужил и чем заслужу в будущем уважение народа? Поставь и ты себе эти вопросы. Задумайся над тем, что человек сам толкает себя в пропасть одиночества, если в его душе нет того священного огонька, без которого невозможно счастье,- огонька любви к людям. Почему у честной, трудолюбивой женщины вырос сын-предатель? Разве не радостным и беззаботным было его детство? Казалось, мать отмерила сыну счастье полной мерой. Но какое это было счастье и какой мерой оно измерялось? Счастьем для ребенка стала животная радость потребления, эгоистические удовольствия затмили окружающий мир. Отгороженное глухой стеной этих удовольствий от радостей и невзгод народа, юное сердце стало черствым, бездушным. Нельзя воспитать чуткую и честную душу гражданина, если единственной радостью является радость потребления, если человек приходит к человеку лишь тогда, когда он что-нибудь получает. Стержень, сердцевина человеческой личности - это то святое, что должно быть за душой, должно стать дороже жизни,- честь, достоинство, гордость советского гражданина. Любовь к Отчизне и любовь к людям - вот два быстрых потока, которые, сливаясь, образуют могучую реку патриотизма. Не забывай, что в твоей жизни наступит минута, когда от тебя потребуется гражданское мужество, стойкость, готовность к такому напряжению всех физических и духовных сил, когда по одну сторону - радости, блага, удовольствия, а по другую - огромные лишения, самопожертвования, даже смерть во имя жизни и счастья людей. Готовь себя к тому, чтобы в нужный момент перейти черту именно на этот, второй путь. Ты знаешь, что на почетном месте у нас в школе висит портрет восемнадцатилетнего юноши Леонида Шевченко. Он поехал добровольцем в Казахстан в первый год освоения целинных земель, работал трактористом, погиб на боевом посту, защищая социалистическую собственность. Под портретом юноши слова индийской мудрости: "Жизнь человеческая подобна железу: если употреблять его в дело - оно стирается, если не употреблять- ржавчина съедает его". Пусть горит твое сердце ярким пламенем, пусть освещает дорогу и тебе, и детям - в этом счастье жизни. Но, если сердце твое съедает ржавчина,-помни, ты обречен на жалкое прозябание. Леонид Шевченко предпочел горение тлению. В морозный февральский день 1956 года он вместе с товарищами поехал трактором за се