Одинокие следы на заснеженном поле - Николай Железняк

– Да ну, вы что, Павел Иосифович, разве я мог… чтоб вы подумали…

– Без задних мыслей, Игорек, я же как лучше, ты не думай. У меня всего хватает. Тебе ж и не по пути завтра…

– В университет поеду, зайду к вам.

– Так и клей мог бы завтра занести. Да ты проходи, садись!

– Простудитесь еще. Вдруг дождь… – Игорь оставался серьезным, скорее даже безэмоциональным, словно однажды принял свой облик как данность, согласился с трафаретом и уже не удивлялся.

– Давай чайковского с тобой выпьем?!.. – В глазах старика мелькнула опаска: что, если не удастся задержать гостя? – Ты как, времени есть немного? У меня и чайник вскипел.

– Я ненадолго.

– Хорошо-хорошо… Сейчас мы быстро, по-солдатски: сорок секунд, и готово. Ты в армии ведь не служил?.. – уточнил старик. – А я на сборы ездил – два месяца муштровали нас!

Он весело рассмеялся, увидев себя в гулком строю, худого, длинношеего, длинноногого, длиннорукого (и при обычной-то ходьбе по-военному ими махал), в пилотке, линялой защитной форме не по размеру и огромных кирзовых сапогах, с топотом смешно вышагивающего по лабазной, вечно пыльной части Красноармейской улицы в столовую в колонне себе подобных бывших студиозусов. Для приема пищи повзводно.

– Никогда не думал, что можно маршировать и спать одновременно. – Он хохотнул коротко, кашлянул, добавив на ходу: – Я сейчас, один момент…

На тесной, маленькой – малогабаритной – кухне старик торопясь сполоснул застоявшуюся кружку с въевшимися в фаянс потемневшими остатками напитка, поставил чайник на дно белой эмалированной раковины под разбрызгивающуюся от напора струю воды из-под крана и, скрежетнув жестяным дном по ребрам конфорки, поместил на голубой бутон газа, рассекаемый черными ребрами конфорки.

Взял из навесного шкафа гостевую фигурную жестяную банку мудреного китайского чая с какими-то лепестками и бутонами, насыпал несколько ложечек в заварочный чайник. Он старался все делать очень быстро. Провозился, конечно.

Не дожидаясь кипения, старик возвратился в зал. Запоздало вспомнил, что нужно же было из фильтра воды налить. Но менять было поздно, и так заждались его.

Игорь расстался с ценным портфелем, утвердив его у стены рядом с креслом, и привычно доставал из серванта чашки, блюдца, ставил их на стол.

– Собираетесь куда, Павел Иосифович?..

Старик пригладил лацканы пиджака.

– Праздник у меня… День свадьбы у нас с Асей. – Он показал на юную жену. – А можно и прогуляться, действительно… Хорошая идея. Тепло сегодня. Попозже чуть… Чувствовал себя с утра неважно… Да и то, расходиться надо! – Старик мельком глянул Игорю в лицо. – Приходи вечером. Отметим…

И он тактично отошел к серванту, достать вазочку со сладостями, давая возможность гостю самостоятельно принять решение. Потом сходил на кухню на призыв чайника, который оповестил повышающимся свистом о своей готовности, залил бурлящей водой холмик чаинок в заварнике, совместил паз и выступ крышки, сдвинул ее по кругу для надежности, осторожно подергал, проверяя сцепление, и, балансируя неравновесными сосудами, понес их торжественно к столу.

Уважительный Игорь принял чайник, поставил на деревянную разделочную доску, помог справиться с тяжелым стулом.

– Не могу обещать… Я про вечер. С диссертацией… Над расчетами во втором разделе сижу. Никак не складывается. Варианты проверяю.

Старик приподнял вверх руки, словно захотел хлопнуть в ладоши, но, поразмыслив, удержался, потрясая ими в воздухе.

– Так я б тебе и помог! Приноси, чего там у тебя…

– Должен же я и сам разобраться, Павел Иосифович, а то уж это точно ваша будет работа, а не моя. – Игорь и сейчас не окрасил утверждение выразительностью.

Всю гамму своих искренних чувств к парню старик изобразил, сделав много мелких движений руками и головой, затем неожиданно спросил:

– Родителям звонил?

– Вечером как раз собираюсь.

– Привет передавай обязательно…

– Непременно.

– Как там на кафедре без меня?

– До сих пор не закончили ремонт.

Старик осторожно разлил дымящуюся жидкость по чашкам: чтоб быть точнее, он держал горячий заварочный чайник в обеих руках, поддерживая нечувствительными пальцами одной снизу.

– Чай вот новый купил, на пробу, с травами… Антилипидный. Пей чаек, Игорек! Клади сахарок.

– Горячий…

– Ты давай, давай, приноси, интереснейшая тема у тебя, такой материал… Мне все недосуг было с ним… Наработок столько, что… На все время надо. Не успеть всего. Учти, на защиту приду, послушаю, вопросы задам. А как же!.. Конфетки бери, кушай. Может, поешь чего-нибудь?

– Спасибо, сыт я. Пообедал уже.

– Жениться тебе надо. Жена присмотрит за тобой, а то заработался. Да и дети… Дети – главное в жизни, Игорек. Поверь мне.

– На ноги надо встать сначала. – Игорь аккуратно, почти не прикасаясь губами к каемке чашки, оценил температуру напитка.

– Это необязательно!.. – замахал на него старик. – Главное – человека встретить.

Подчеркивая передаваемые словами чувства выразительной мимикой, старик без всякой задней мысли желал близкого общения, так не хватавшего ему в тоскливом одиночестве. Глупо, наверное, выглядел.

В первый раз Игорь улыбнулся:

– И не торопите меня тогда. Ищу пока…

Старик озаботился:

– Девушку тебе надо хорошую… Трудности – это не страшно, вместе все преодолеете, друг за дружку только держитесь. Мы расписались с Асей, у нас из вещей один чемодан был на двоих. Отцовский еще. До сих пор где-то лежит. Реликвия…

Прозрачная бледно-желтая жидкость закружилась в чашке воронкой, послушная заданному вращению извлеченной уже ложки, затягивая мелкие черные крошки.

– Юра, маленький, когда куда-нибудь ехали, в отпуск, на море, садился сверху на лежавший на полу чемодан, придавливал. Просил отец его, чтоб участвовал в сборах, хотелось ему помогать… Крышка твердая, фибровая, коричневая, с блестящими стальными уголками на заклепках, выдувается, вещей много… Придавит своим цыплячьим весом (а пуд как был, так он и есть – шестнадцать килограмм), я и закрываю замки, веревкой бельевой – специальная сбруя такая с ручкой – еще перевязывал для надежности: отстегивались, случалось… Любил он ездить. Бегал всегда по квартире и кричал: «Главное – не потеряться!..»

– Сейчас молодежь, им деньги, деньги… и больше ничего, и главное – все сразу, не меньше. Я не тебя имею в виду, ты не думай, не обижайся…

– Чего обижаться, так и есть. – Игорь отхлебнул с шумом и тихонько крякнул.

– Ты не такой, – замахал рукой старик, – я же вижу… Мы просто жили. Все сами с Асей наживали. Даже жилья долго нормального не было. Я кандидатскую диссертацию в ванной писал на деревянной перекладине для белья. Квартирка тесная, комната одна на четверых…

Стайка скрученных чаинок складывалась в глубине, как в калейдоскопе, в причудливые завихряющиеся узоры, постепенно оседая горкой в центре донышка.

– В комнате Миша спит, Ася на кухне Юру укачивает. Юра как раз родился… Тяжело с ним ей пришлось. Такой крикливый грудничком был. Слабенький. Поздний…

Ася с ним все ходила, носила на руках, не спуская, ночи напролет без сна укачивала, – а он надрывается. Зубки рано пошли… Откуда у нее только силы брались. И молоко не принимал. Печеньем с соком выкормила. Вынянчила. Все родственники удивлялись. Сама худенькая, насквозь светится. Главное, возьму его на руки – сразу чувствует, кричит, ее требует…

Неожиданно старик засмеялся в голос:

– С характером был с рождения…

– Пугаете меня семейной жизнью, смотрю, – бросив быстрый взгляд на старика, проговорил быстро Игорь.

– Что ты! Это же счастье. Второй сын у меня родился! Что ты…

Из роддома Асю забирал, бежал, торопился, после испытаний обмотки нового трансформатора… Бутылку шампанского цветами по кругу обвязал и медсестре, что выносила, подарил как букет, с огромными лепестками цветок, распустившийся фейерверком. Взамен такой маленький сверток получил… Как его держать – под голову на согнутом локте, – неловко, страшно… Разница у них – после Миши – большая, забыл все…

Вот… Стоим у кирпичной стены на углу. Весна. Позади нас деревья за невысоким штакетником, какая-то сутулая фигура – прохожий в шляпе, стайка воробьев собралась на водопой вокруг лужи. Над нами, прямо над головами, белые круглые часы, как на вокзале, кронштейном к стене крепятся. На тазик похожи. Черные стрелки слились в одну на циферблате: час – пять минут. Время прибытия – московское, смеялись все. Ася в тонкой косынке, плаще светлом, пополневшая, усталая, с букетом тюльпанов, Миша в беретике с портфелем, после уроков, в школьной форме с октябрятским значком и я в костюме, волосы черные, растрепались, с пакетом, перевязанным лентой, на руках: один раскрытый рот виден из-под треугольника кружевной пеленки.

Он вообще всегда мало спал. В футбол с ним ходили играть в парк. Мяч катали, пинали: рамка – две тоненькие липы. Года два-три ему было. Просыпается, как скворец, часов в пять утра, и идем с ним на физзарядку, пока Ася спит. Матч состоится в любую погоду…