Царство крыс - Анна Калинкина

Они вновь тронулись в путь. Ноги скользили по илу, покрывавшему берег. Кое-где поднимались небольшие известковые выросты. Профессор назвал их сталактитами. Подняв голову, Игорь увидел такие же сосульки, свисавшие с потолка.

В одном месте из стены вывалился огромный кусок бетона и образовалась глубокая ниша. Ее обходили осторожно. Потом попалось еще одно круглое отверстие. Сначала, видимо, в этом месте обрушилась часть стены, но ход явно был углублен и расширен человеческими руками и уводил куда-то перпендикулярно основному туннелю.

Берег был нередко завален разным хламом. Они обнаружили чьи-то драные сапоги необъятных размеров, а поодаль валялся труп небольшого животного, в котором копошились жирные белые личинки.

И наконец впереди Игорь увидел красивую красную кирпичную кладку. Но он разглядел и еще кое-что — в глубине выложенного красным кирпичом коридора путь преграждала стена. Она была сделана из другого материала, темного и пористого. Игорь чертыхнулся.

— Ничего, — сказал Профессор. — Мы можем поискать выход поблизости. В любом случае мы уже где-то недалеко от цели. Но какое интересное сооружение!

Говоря это, он неотрывно глядел на стену. Игорю тоже захотелось разглядеть ее поближе. Судя по всему, та же мысль пришла в голову и Ваське. Они подошли чуть поближе, Васька посветил фонариком и, шокированный, пробормотал:

— Да ведь она… живая. Она дышит!

— Назад! — крикнула издалека Марина, прижимая к себе Женю. Игорь инстинктивно метнулся назад, его чуть не сбил с ног Профессор. А вот Васька не успел. Раздался его крик, и, оглянувшись, Игорь увидел, что темная масса, протянувшись вперед по полу, облепила ноги Эльфа. Громов дал автоматную очередь, но пули как будто не причинили массе никакого вреда. И тут Марина, подскочив, сунула ему в руки горящий факел. Игорь швырнул факел в направлении темной субстанции, та отпрянула, зашипела, отступила. А Васька остался лежать, скорчившись.

Игорь осторожно подошел к нему. Бродяга глядел на него мученическими глазами.

— Больно очень, — прошептал он. — Ноги прям огнем горят. И не слушаются. Как будто не мои…

Он попробовал пошевелиться, и Игорь обомлел: Васькина нога ниже колена неестественно гнулась во все стороны, словно была бескостной.

— Давай я тебя понесу, — предложил Игорь. Но едва он попытался дотронуться до Васьки, тот вскрикнул:

— Нет, не надо! Не хочу! Больно очень. Рюкзак мой возьми.

Игорь попытался как можно осторожнее стянуть с него рюкзак, но Васька все равно пару раз зашипел от боли. Чуть поодаль темная масса бугрилась, приподнималась, словно выжидая.

— Достань там бутылку с жидкостью горючей. Налей вот здесь, — он показал перед собой. — Автомат мой возьми — пригодится. И то, что в рюкзаке, — противогаз, патроны — все вам. Да, вот еще. На память тебе.

Он протянул нож со свастикой на рукоятке — предмет мечты Игоря. Тогда Громов начал понимать.

— Прекрати, — сказал он. — Мы вынесем тебя отсюда. Живут люди и без ног.

— Смеешься? — прохрипел Васька. — Я сгнию раньше, чем мы хоть какого врача найдем! Да и не по мне такая жизнь — кому я нужен безногий? Лучше сделай доброе дело — возьми пистолет и пристрели меня. Не хочу, чтобы эта пакость меня живьем сожрала. А потом поджигай все, чтоб паскуде жизнь медом не казалась!

Игорь покачал головой. Он сам понимал, что так было бы лучше. Но не мог.

— Ну, тогда бери все, а мне пистолет останется и зажигалка. Там фляга есть в рюкзаке — дай мне глотнуть. И валите отсюда, пока эта курва опять не полезла!

Игорь посмотрел вперед — масса неуверенно потянулась чуть ближе. Он оглянулся на Профессора, на Марину с Женей.

— Уходите! — прошипел Васька.

Он еще что-то бормотал. Игорь разобрал: «Больно… Не хочу больше… Ах, тебе нужен я? Ты хочешь меня? Ну, сейчас ты получишь!»

Васька понимал, что сейчас умрет. Но страха не было. Была злость.

Всю жизнь приходилось увертываться, скрываться, хитрить. Он всегда был один против всего мира. И большинство остальных людей презирал за то, что был более ловким и соображал быстрее, мог обвести их вокруг пальца. И в то же время ненавидел — за то, что они изгнали его и травили.

Он и мать ненавидел — за то, что так плохо о нем заботилась и так рано умерла, бросила его одного. За то, что оказалась такой слабой, принимала всякую дрянь, лишь бы не смотреть жизни в лицо. А он был маленький тогда и остановить ее не мог. Он ненавидел музыку, потому что быстро понял — музыка была для матери как наркотик. Он думал, что хуже музыки ничего нет. Но в метро ему стало ясно, что он ошибался, — грибы доконали мать гораздо быстрее. И только теперь Васька понял, как сильно на самом деле ее любил.

В последнее время жизнь стала казаться ему более сносной. Товарищи, с которыми его свела судьба, не смотрели на него свысока. Принимали его таким, какой он есть. Но теперь и они ничем не могут ему помочь. Умирать все равно каждому приходится в одиночку.

И верная подруга-злость, которая сейчас поднималась в нем, на этот раз была направлена не на людей, а на слепое нечто, засевшее в туннеле и руководствовавшееся только животными инстинктами. Надо же было, чтобы такие уроды вытеснили людей с поверхности, заставили ютиться в подземке! Может быть, люди изменились бы к лучшему, хоть чуть-чуть, если бы им не было так трудно?

Что ж, пусть он жил, как придется, но умереть сумеет, как полагается. Впрочем, не так уж плохо он жил: ему везло, часто удавалось наесться досыта. Беспутная мать, сгинувшая через несколько лет после Катастрофы, оставила сыну в наследство звериное чутье и ловкость. А еще — ярость на эту бессмысленную жизнь, где никто никому не нужен. Васька точно знал, что нужен был разве что своей матери, да и то не очень. Но матери давно уже не было…

Теперь вся его ярость обратилась против засевшего в туннеле, как в раковине, безмозглого моллюска.

«Ты хочешь меня? Ты меня получишь. Но придется тебе усвоить — человека так просто не возьмешь».

И твари, засевшей в туннеле, пришлось-таки пережить пару неприятных минут. Уже убегая, Игорь услышал негромкий хлопок и, оглянувшись чуть ли не одновременно с этим, увидел забушевавший позади огонь. Раздался звук, похожий на возмущенный вздох, затем шипение. Игорь даже как будто уловил с содроганием запах горелого мяса. Теперь он был уверен — чертова масса на некоторое время забудет, как охотиться на двуногих. И еще мелькнула в голове подлая мыслишка: хороший был пистолет «Макаров», им бы он тоже не помешал, а теперь вот пропал… Но тут Игорь вдруг скорчился, и рыдание вырвалось из груди. Он опустился на пол и заплакал, а рядом сидел, обхватив голову руками, Профессор, и горько, надрывно скулила Марина, прижимая к себе девочку.

Глава 4

О ЧЕМ ЕЩЕ НЕ ПИСАЛ КАСТАНЕДА

Они решили, что не станут подниматься на поверхность здесь. Кто знает, не притаилась ли в туннеле та же самая биомасса, которая, по слухам, находилась в Кремле? А может, то был какой-то другой мутант. В любом случае, проверять это никому не хотелось. Бродяги двинулись в обратный путь. И хотя теперь с ними не было Васьки, из-за раненой ноги которого им приходилось идти медленно, все четверо все равно еле ползли — сказывались усталость и переживания.

— Ну, и куда мы теперь? — спросил вдруг Профессор.

— Не знаю, — ответил Игорь. — Наверное, надо идти в другую сторону, к Цветному бульвару, а там либо к Сухаревской, либо к Проспекту Мира искать дорогу.

— Это далеко, — сказал Профессор.

— А что, у нас есть выбор? — поинтересовался Игорь.

— Тут рядом должна быть еще станция Кузнецкий мост, — сообщил Профессор. — Только я не знаю, сможем ли мы под землей до нее добраться, или на поверхность придется вылезать. Она в стороне немного находится, но довольно близко отсюда. Там вроде мастеровые живут. А с нее переход есть на Лубянку.

— Знаю, — буркнул Игорь. — И в каком это направлении?

Профессор ткнул рукой в правую стену туннеля.

— Надо искать проходы в ту сторону. Хотя если слева проход попадется, тоже неплохо — можем выйти в подземелья Большого театра, а они вроде бы сообщаются с туннелями метро. Есть шанс попасть на Красную линию.

— Только театра нам и не хватало, — буркнул Игорь. — Цирк уже был, музей я тоже видел и еле ноги оттуда унес. Воображаю, что творится теперь в театре — не сомневаюсь, можно получить незабываемые впечатления. Но, кажется, культурную программу я и так перевыполнил на несколько лет вперед.

— А я бы сейчас посмотрел балет, — с сожалением вздохнул Профессор. — «Лебединое озеро», например…

Где-то над ними была сейчас Театральная площадь. «Интересно, — подумал Профессор, — уцелел ли Большой и четверка коней наверху?» Он вспомнил массивную люстру, тяжелые складки занавеса, бархат и позолоту. В оркестровой яме настраивают инструменты музыканты, в зале рассаживается нарядная публика, негромко переговариваясь. Видение было таким отчетливым, что Северцев потряс головой. Все это в прошлом и никогда не вернется. Пышные костюмы актеров, роскошное убранство зала, великолепие под стать царскому дворцу. В Малом театре много лет подряд шла пьеса «Царь Федор Иоаннович», даже когда царей в Кремле уже давно не было, — это ли не мистика?