Смятая постель - Франсуаза Саган

– Я бы очень хотел почитать тебе то, что я написал, но не уверен, понравится ли тебе.

– Послушай, – сказала Беатрис, – прежде всего залезай в гамак, выпей горячего кофе и дыши спокойно. Но не глубоко, никогда не нужно дышать глубоко. Или делать зарядку каждый день, не надо бояться толстеть, не надо заботливо снимать макияж, а то погубишь себя за десять дней. Или за десять лет, что еще хуже.

Эдуар удивился:

– Ты не веришь в советы, которые дают журналы?

– Конечно, нет! – сказала Беатрис и пренебрежительно потянулась. – Есть люди, которым это необходимо, всю свою жизнь они нуждаются в разрешениях и запретах. Теперь, например, они имеют право заниматься любовью вшестером, но зато должны непременно бросить курить. Слава богу, есть и другие, вроде нас с тобой, нашей консьержки из дома напротив и моего вчерашнего шофера такси, люди веселые, умные, свободные… Должна сказать тебе, Эдуар, что я очень люблю французов!

– Да что ты, – удивился Эдуар, – а мне казалось, ты подсмеиваешься над ними. Над общедоступными ценностями, я имею в виду.

– Ничего-то ты обо мне не знаешь, – нежно сказала Беатрис, – ничего не знаешь и любишь меня. Как зовут твоего героя?

– Фредерик, – ответил Эдуар. – Молодой, немного сумасшедший, из добропорядочной семьи с правилами. В один прекрасный день он становится наследником огромного состояния и заставляет своих родных играть не свойственные им роли: мать должна влюбиться в него, отец должен его ненавидеть, сестра внушать стыд, ну и так далее. Мало-помалу домашние так вживаются в свои роли, что сами в них верят и даже переигрывают; кончается его комедия очень плохо…

– Какая ужасная история, – возмущенно сказала Беатрис. – Кто ему дал право изменять людей?

– Поначалу он просто хотел, чтобы ему уделяли побольше внимания, – объяснил Эдуар. – Как хочется нам всем, и он надел на них маски. Но когда маски приросли…

– Прости, – сказала Беатрис, – телефон…

«Она поспешила в комнату», – «с облегчением» отметил Эдуар. Решительно, он ничего не умеет рассказать. Разозлившись на себя, он взял сценарий Беатрис и открыл его.

«Я не могу жить без твоей любви, – говорила героиня по имени Клеа. – Не могу дышать. Я хожу по улицам, как автомат, и не вижу, какого цвета небо. Мне нужно, чтобы ты любил меня. Моя кровь – это твоя любовь…»

«Ну и гадость», – возмутился Эдуар, но тут же расхохотался. Каждый в своем стиле, но и он, Эдуар, и этот самый Рауль или его литобработчик рассказывали одну и ту же историю: все та же извечная мольба, тот же ужас и то же требование: не бросайте меня одного! И нет смысла искать что-то новое. Всю литературу, всю музыку породил этот вопль, с самыми разнообразными выводами и последствиями; например, ревность, которая вдруг накатила на него: с кем это Беатрис так долго разговаривает? Почему так быстро соскочила с гамака (будто ждала телефонного звонка)? И благодаря кому она столь лестно думает о французах? Впрочем, мнение это Эдуар разделял. Наконец Беатрис вернулась и сказала, что Тони д'Альбре напросилась к ним на обед. Несмотря на отвращение к Тони, Эдуар почувствовал облегчение, и оно показалось ему унизительным и постыдным.

– Вы очаровательно смотритесь! Прямо рисунок Пейне!.. – воскликнула Тони д'Альбре. – А сад – настоящее чудо!

Садик возле площади Альма был и в самом деле нежданным чудом – здесь, возле самых Елисейских Полей, где ежедневно растрачивала свою жизненную энергию Тони д'Альбре. Она поставила рядом с собой тяжеленный портфель и упала в плетеное кресло.

– …Настоящий оазис, – продолжала она. – Париж невыносим! Беатрис, дорогая моя, Рауль оборвал телефон, спрашивал, согласна ты или нет. Ты прочитала сценарий?

– Когда я могла его прочитать? – поинтересовалась Беатрис. – Мы легли в четыре утра, разве нет?

– В половине пятого, – уточнила Тони. – Но я была в девять уже на ногах. Вам лучше, Эдуар? Мне показалось вчера вечером, что вы перебрали… Но я не забыла нашего разговора.

Эдуар покраснел. Уж не намекает ли она на их короткий разговор о Беатрис, которая стоит тут же? От этой женщины всего можно ждать. Вот она тут, коренастая, в английском костюме из бежевого габардина, с короткими волосами, живым взглядом и обведенными помадой тонкими губами; у нее безупречный маникюр и на указательном пальце безвкусный претенциозный восточный перстень, который подчеркивал маниакальную нервозность ее движений. В маленькой крепости, состоящей из непоколебимого здравого смысла, находчивости и честолюбия, какую представляла собой Тони, была только одна невидимая трещина: ее нервы.

– Я встретила Мэддисона, – сообщила она своим зычным голосом, – Мэддисона, собственной персоной! В «Фукеце».

Глядя на вопросительное лицо Эдуара, она пояснила:

– Не говорите, что вы не знаете Е.-П.Мэддисона! Диктатор Бродвея! И мне пришла в голову гениальная идея, Эдуар, я отправила его на вашу пьесу. Пусть посмотрит. Он пойдет сегодня же, у него свободный вечер.

– Здорово! – восхищенно одобрила Беатрис.

– Именно такой театр они там сейчас и любят, – сообщила Тони, будто речь шла о необычных нравах папуасов, – и чем меньше они понимают в нем, тем больше им нравится. Я взяла на себя смелость сказать, что я ваш агент. Мэддисон мне доверяет, поэтому так надежнее. Кстати, а кто ваш агент?

– У меня нет агента, – вяло сказал Эдуар. – Курт первым прочитал мою пьесу, нашел для нее театр и занимается тем, чтобы ее поставили в Лондоне и Стокгольме.

– Нет агента? – не веря сама себе, спросила Тони.

Если бы Эдуар сказал, что он слепой от рождения или вскоре умрет, она не была бы так удручена. Беатрис рассмеялась.

– Эдуар – сирота, – сказала она, – он упал с неба прямо в гамак и только-только научился доверять Кати три свои рубашки…

Эдуар и в самом деле из деликатности и суеверия не держал у Беатрис своих вещей – ни одного костюма, даже халата – и поэтому сновал как челнок между маленьким пустым студио, где он жил раньше, и голубой спальней, которую считал своим единственным домом.

– Не смейся, – серьезно сказала Тони. – Эдуар, я не хочу вам себя навязывать, но вы знаете, как обо мне говорят?

Эдуар, который не знал ровным счетом ничего, с умным видом кивнул. Ему тоже хотелось рассмеяться.

– Полагаю, ни на одном углу в Париже, – продолжала Тони, – не найдется человека, который сказал бы что-то против меня. Я несколько резковата, это правда, потому что всегда говорю то, что думаю, и потому что безоглядно предана Искусству. Все мои подопечные прежде всего мои друзья. И это вы должны хорошенько усвоить, Эдуар, если вы станете моим подопечным, то станете моим другом. Прежде всего другом.

– А потом уже и десять процентов от прибыли, – кротко добавила Беатрис.

Не отвечая, Тони отмахнулась от ненужного уточнения.

– Речь не о деньгах. Эдуар живет не ради денег, я сразу это почувствовала. Эдуар – художник, моя дорогая… – с упреком сказала она Беатрис, которая голосом Тони продолжила:

– …и вот этому художнику я, Тони д'Альбре, гарантирую материальное благополучие и отсутствие всяческих проблем. Благодаря мне он сможет полностью посвятить себя Искусству. Тони д'Альбре – это чутье и эффективность!..

Она так похоже изобразила Тони, что Эдуар рассмеялся. Тони встала и подошла к гамаку.

– По рукам, Эдуар. Рукопожатие для меня заменяет любые контракты.

Эдуар в нерешительности взглянул на Беатрис, которая откровенно хохотала.

– Ты неподражаема, Тони, – сказала она. – Мы уже дошли до честного рукопожатия… Я так и думала! Эдуар, сделай милость, пожми ей руку, чтобы мы могли откупорить бутылку шампанского!

Эдуар повиновался, и Тони с достоинством вернулась на прежнее место.

– Надо начать с постановки вашей второй пьесы, – сказала она. – Хорошо бы, ее поставил Вудворт, например. Это было бы гениально – Вудворт.

– Но… – нерешительно возразил Эдуар, – в Лондоне ставят по режиссуре Курта. Курт был там…

– Курт, Курт, – раздраженно сказала Тони, – ваш Курт – режиссер-интеллектуал, и он сейчас в моде бог весть почему! Американцы ставят совсем по-другому, уверяю вас… Пьесу-то написали вы, не так ли? И что? У вас ведь с Куртом нет контракта?

– Нет, – в отчаянии сказал Эдуар, – но ведь именно Курт… он помог мне в самом начале и…

– Так или иначе, – перебила Тони, – с Куртом или без него, но ваша пьеса будет поставлена. С вашим талантом… да, да, Эдуар, вы не можете долго оставаться в безвестности. Курту с вами повезло, поверьте мне. Не вам, а ему! Начиная с сегодняшнего дня всем этим займусь я. О, я появилась как раз вовремя! – сказала она.

И, будто подчеркивая срочность, она залпом выпила шампанское, которое ей протянула Беатрис. Эдуара мутило, ему совсем не хотелось шампанского. Однако из вежливости он допил свой бокал до конца.

– Дайте мне все ваши пьесы, – снова пошла в атаку Тони. – У кого вы их издаете?