Хозяин бабочек - Тата Олейник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А я в кино, — сказала Ева, — видела, как один робот влюбился в космическую проститутку-мутанта, но не стала делать на основе этого далекоидущих выводов. С другой стороны, нам сейчас главное без всяких военных подвигов тихо и незаметно добраться до Учгура. Желательно, так и не увидев в походе никого из противников. И что-то мне подсказывает, что «Речные крабы» — чрезвычайно подходящее для этого плана подразделение, или кто мы там — рота, взвод — никогда не была сильна в военной науке. Акимыч, выметайся в реал и чтобы в шесть тридцать утра по Варшаве был тут, как штык. Спасать тебя от плетей очень не хочется, да и отставать от армии нам сейчас ни в коем случае нельзя — в одиночку мы по тому месиву, которое тут сейчас начнется, ни в какую до наших пленников не доберемся.
Глава 8
Большинство игроков информацию о плетях, насколько я понял, к сведению решили не принимать — либо это вообще была исключительная инновация командира «Речных крабов». Весь следующий день мимо нас то и дело проносились летающие и наземные маунты игроков, догоняющих свои отряды. Ну, и правильно, чего им тащиться с утра до вечера, приноравливаясь к медлительной колонне пехоты, они лучше за час-другой спокойно долетят-доскачут от одного перевалочного пункта до другого, попутно еще и поохотятся, и трав насобирают, и шуры-муры с прекрасными аборигенками заведут, это мы, безлошадные, должны ноги оттаптывать час за часом, шаг за шагом. Пока отряд еще тащился по дорогам, все было относительно терпимо, но, шлепая по колено в грязи свежезалитых рисовых полей, я уже с черной завистью смотрел на счастливчиков, чьи верные скакуны неслись по жидкой земле почти так же быстро, как по хорошо утоптанной дороге. Достигну пятидесятого — возьму себе верховую езду, думал я. К сотому как раз докачаю до возможности полета. И на нетопыря денег накоплю! Хватит с меня профессий уже, все равно на большую часть из них ни сил, ни времени нет, даже рыбалкой мне тут заниматься толком не дают, все время нужно куда-то бежать, что-то делать и от кого-то спасаться. Грузоперевозки — совсем не то, ни одна телега тут не проберется, увязнет. Вон, и провиант весь в переметных сумах на мулах везут. Нет, точно, только увижу цифру пятьдесят — сразу стану наездником! И вообще я, как дворянин, просто обязан уметь скакать верхом, не так ли?
Ева и Акимыч чувствуют себя гораздо бодрее, но у них сил достаточно, а я еле ноги из этого месива вытаскиваю. И последний час больше всего мечтаю о возможности хотя бы пять минут полежать, вон, и одышка уже, и ботинки после такого только выкидывать , как и штаны, наверное, а запасных ботинок нет и, кажется, я вусмерть стер мизинец на левой ноге, а в походе ничего хуже быть не может, чем ноги изранить, это я точно говорю. Читал про это где-то. Нужно было босиком, как эти неписи, на поле заходить — они, по крайней мере, в ботинки грязь ведрами не зачерпывают. В конце концов я притормозил, разулся, засунул два куска зловонной грязи, в которые превратилась обувь, в инвентарь. Мизинцу в прохладной жиже сразу стало легче, а что грязь на свежую рану нельзя, так это ерунда, дело житейское, все тут можно, все равно если не будет привала, я очень скоро сдохну. И хорошо, на кладбище будет тихо, спокойно и никуда тащиться не надо.
Выносливость +1
Ева и Акимыч периодически обменивались какими-то репликами, но я тащился позади, в разговор не вслушивался и не вступал — дыхание экономил. Впереди нашей жидковатой колонны ехал, как и положено, командир, которого просто привязали к его неказистой кобыле, закрепив ноги между двумя керамическими бочонками. Иногда Сакаяма делал попытку встрепенуться на седле, его какое-то время колбасило из стороны в сторону, как гигантское желе на палочке, после чего он сдавался, падал духом и снова ехал в виде тряпичного холма, распластавшись по лошадиной спине.
Я и раньше подозревал, что война — дело утомительное и грязное, но все же не мог представить себе — насколько. Хорошо еще, хоть тепло и дождя нет. Попытался разжечь в себе волю и энтузиазм, вспомнив о страдании друзей в плену, но именно сейчас о чужих страданиях думалось как-то совсем плохо. Продержался еще где-то час, после чего упал в первый раз, а потом падал уже на каждом десятом шагу, так что Акимыч с Евой подхватили меня под руки и буквально потащили на себе. Стало легче, хотя и очень стыдно. Сколько же можно жрать риса? У них что, эти поля никогда не кончатся?
— Вообще нужно что-то придумать, — сказала Ева, пристраивая мою руку поудобнее. — Что-то мы не учли, что Нимис с его нулевой силой просто не потянет подобных переходов.
— Может, салазки какие сделаем с веревками? — сказал Акимыч. — Потащим его за собой… или, еще лучше, к Хохену привяжем.
— Я думала над этим, но Хохен просто встанет тогда. Что ему за нами шагать, если Ним при нем будет? К тому же какие салазки по такой грязи? Мы просто соберем тонну жижи на них. Самое смешное, что мы даже не слишком много и прошли, максимум километров десять с такой-то скоростью и по такой-то местности. А до Учгура, миль пардон, четыреста километров.
— Но не все же по такому болоту?
— Нет, — сказала Ева, ожесточенно шлепая по грязи. — Сейчас мы добираемся до предгорий Змеиного Хребта, потом нас ждет переход через сам хребет. И не думаю, что Нимису там будет сильно легче, там местами сплошное скалолазание.
— Должен быть какой-то выход, — сказал Акимыч, — нужно просто подумать. Черт, тут даже привала нигде не сделать, всюду воды по колено!
Потом они уже шли молча, напряженно сопя, тоже, похоже, сдавали потихоньку. Я же просто сомнамбулически передвигал кричащие от боли вареные макаронины, в которые превратились перетруженные ноги, считал мысленно шаги, досчитывал до десяти-двенадцати, потом сбивался и начинал заново. Не знаю сколько это продолжалось, плюс минус вечность. Но солнце было еще довольно высоко, когда эти проклятые сельхозугодья закончились, сменившись каменистой, но, слава всем богам, твердой землей. Привал крабы организовали здесь же, благо по соседству имелся не то ручей, не то арык, в котором текла относительно чистая вода. Грязь на мне уже обсохла и частично отвалилась, поэтому на всякое дурацкое мытье я не повелся, не до мытья сейчас — рухнул на камни и отрубился, как на мягчайшей перинке. По ощущениям спал я где-то минуты полторы, но так как ребята успели развести костер, вскипятить чайник, заварить чай и сунуть мне под нос кружку, времени все-таки прошло немного больше.
— Пей давай, — вздохнул Акимыч. — Уже первый сигнал был, через десять минут снова выступаем. Как там твои дебаффы, все еще висят?
— «Изнеможение» ушло, «сильное утомление» осталось еще на час. А вот «кровавые мозоли» — на сутки еще таймер.
— У этих дурацких крабов даже лекаря нормального нет, — сказал Акимыч, — мозоли бы тебе мигом сняли. Ев, а ты не можешь сейчас чего-нибудь быстренько сварганить из алхимического?
— Нет, — сказала Ева грустно, — все мази заживления ран — это сложные рецепты, в походной лаборатории такого не сваришь. Да и ингредиентов у меня нет.
— Ничего, — сказал, я допивая чай, — мне уже значительно лучше. И да, спасибо вам!
Достав ботинки, я кое-как вытряс из них грязь, протер изнутри, как сумел, сухой травой, надел на чистые носки — ничего, жить можно.
* * *
Первый камень ударил по голове шедшего по тропе передо нами ополченца, который, по счастью, был наряжен в шляпу, напоминающую воронку с таким высоким соломенным конусом сверху, что амортизация была, наверное, приличной. Тем не менее, ополченец шлепнулся на зад, расставив ноги и о чем-то глубоко задумавшись. Ева только что объясняла нам, что мы идем на смычку с армией Камито, которая после погони не то за жуженями, не то за фуженями выдвинулась к границам учгурских степей и ждет там нашего подкрепления. Мы — крабы и еще несколько отрядов, составленных, видимо, из самого ни на что не годного отребья — тащились в самом хвосте
