Семь жен Петра, кузнеца-гинеколога - Василий Гурковский

Ничего не ответил ей растроганный Петр, просто поднял на руки мальчика, вынес его на улицу, сказал Екатерине: «Пошли в дом, погреетесь, а потом поедем за вашими вещами, если что-то будете из дому брать». Так и сделали. К вечеру вся новая семья была в сборе. А на другой день Петр отвез семью Клавиного брата в их сельский дом – после почти полуторалетнего пребывания на Лебединском хуторе. Петр с братом сделали до вечера еще один рейс – завезли подводу готовых нарубанных дров и большое количество продуктов. С того времени семья Клавиного брата считалась самой близкой из родственников Петра, они действительно сделали все что могли для него, и даже больше.

Екатерина без всякой раскачки-пристрелки сразу взяла управление хозяйством и воспитание детей в свои руки, быстро нашла общий язык с девочками, подружила их со своим сыном и с первого дня стала Петру женой… Как будто бы они уже несколько лет жили вместе. Она сказала Петру: «Я с хозяйством справлюсь, а ты, если хочешь действительно возродить славу Лебединской кузницы, – возьми себе молодого парня в молотобойцы, обучи всему, что требуется от него, и готовь из него кузнеца, а пока – тебе самому надо постараться показать себя»…

Петр не возражал. Действительно, кузницей надо заняться по-настоящему, а одному ему просто не справиться – ни с простым, ни со сложным…

Нашли в селе толкового молодого здорового парня не призывного пока возраста, пригласили, пришел. Петр сам старался и его натаскивал, пока на подсобных работах, и вскоре дело пошло. А главное-то было не на «фронте» (в кузнице), а в том, что Петр почувствовал: у него появился надежный крепкий тыл в руках Екатерины. Он никогда не называл (и не назовет!) её женой, он просто знал и чувствовал, что она и рядом, и везде вокруг, и что она – не подведет…

Мало иметь золотые руки, надо иметь еще и золотое сердце. А если любить – то бескорыстно, пусть даже в одну сторону, пусть даже безответно, но беззаветно. По-другому – и любви-то ведь не бывает…

Катя, как с самого начала называл её Петр, не то что сразу полюбила и его, и его деток, и дом, и хозяйство, и родственников… Нет. Она просто пришла ко всему этому с «готовой» любовью. Такое бывает тогда, когда человек со стороны за тобой наблюдает, понимает ситуацию, искренне переживает, ищет способы помочь и, если уж приходит такая возможность, отдает себя всю (или всего) в помощь родному человеку. Иначе не выходит, проверено неоднократно жизнью.

Поэтому она не постепенно входила в ритм хуторской жизни, она её просто продолжала, как будто уже делала все это вчера, и раньше, и каждый день. Начала с того, что перепроверила все, где что есть и чего нет. Перемыла-пересмотрела деток, привела их в должный вид и состояние. Перестирала-перетерла-перегладила и по-своему переставила все, как она считала нужным. Установила единый приемлемый распорядок дня для всех, включая себя и Петра. Готовила еду, мыла посуду, управлялась с хозяйством, с которым тоже детально ознакомилась, и как-то сразу стала центром организации, управления и взаимосвязей всех направлений хуторской жизни. Петр не то чтобы не препятствовал ей в этом, он как-то незаметно согласился с выделенной ему ролью помощника-исполнителя и, кроме кузницы, занимался вопросами связи хутора с внешним миром, в первую очередь торгово-экономического характера – сделать, продать, привезти, достать, обменять и т. п. Все остальное перешло к Кате. Петр видел её старание, и кроме радости и благодарности судьбе за то, что она, наконец, повернулась к нему и детям – ничего другого не испытывал.

Как-то раз, после ужина и прогулки с детьми на воздухе, Петр зашел в их комнату и увидел Катю, расположившуюся возле стола с какими-то бумажками и карандашом в руках. На столе горела керосиновая лампа. «Ты что, стихи или письма пишешь на ночь глядя?» – шутя спросил Петр. «Да нет, Петя, я тут меркую, как нам в этом году жить начинать. Весна скоро. Работы много. Надо разобраться во всем хозяйстве и что-то поменять, чтобы и легче было, и трат поменьше, и дохода побольше.

Видел, когда мы были на базаре, в какой цене гуси? И живые, и битые… А уток никто не берет. Так зачем нам в этом году голову морочить с этими утками? Это ж только перевод зерна! Гуси почти круглый год на воде и на земле пасутся. Да их зерном только подкормить в зиму или перед продажей надо, так это же совсем другое дело. И мясо от них, и пух… Я смотрела, ты там пруд устроил в овраге, родник наш его заполнил, он сейчас замерз. Так я думаю – его легко можно раза в два расширить. Просто плотину твою надо поднять хотя бы на метр выше, а чтобы весной или при сильном дожде её не смыло – надо найти трубу потолще, можно и битую, в городе такими делают канализацию, и вставить поперек дамбы, для сброса лишней воды, до какого-то уровня, и будет она стоять, никуда не денется. А на том пруду можно будет голов сто гусей вырастить до осени! Это ж какие деньги можно получить и без особой мороки!

Надо подумать, что в этом году лучше посеять. Ты видел, сколько у нас осталось гречки, её моль скоро доест. Хорошо, хоть мороз ту моль сдерживает. Гречка у людей есть – значит, её не продашь, зачем же её столько сеять? Так, для себя, а не для моли же её растить… Надо больше сеять пшеницы, семена у нас хорошие, после уборки можно продавать не зерном, а смолоть и мукой продать. Раза в два выгоднее. Тебе что, трудно на мельницу съездить – смолоть? Повозки есть, волы есть, лошадь тоже… У других нет, а у тебя есть – так пользуйся…»

Она еще говорила, говорила… а Петр смотрел на неё и думал: «Это же надо! Я сам это в первый раз слышу, а ведь она дело говорит. Понимает и переживает. Надо повнимательней ко всему этому отнестись, и толк будет. Раз она в это верит, значит, и я в это поверю. Значит, так и надо…»

В тот раз Катя ему и еще кое-что сказала, и будет Петр это предложение еще много лет помнить… Кроме всего прочего, она сказала: «Хутор наш на хорошем месте стоит, бойком. Для кузницы это очень удобно, но не для хутора. Слишком много посторонних глаз на него смотрит. Думаю, Петя, нам надо договориться с Иваном, братом Клавы. Все знают, что он сапожник, зерно дома не сеет, и никто у него его искать не будет… Поэтому было бы лучше, если мы наше зерно – те же излишки, семенное и товарное – незаметно перевозили бы к нему и там, где-то в его дворе, хранили… Оно хотя и канительно, но – от греха подальше. Подумай, Петя».

Не знали они тогда – ни Петр, начинавший верить в счастливую звезду, ни его шестая по счету женщина, Екатерина, согласившаяся ему помочь, – что их ждет уже в самое ближайшее время…

Приехав в Никополь за металлом, Петр заехал на рынок посмотреть, что в городе почем сегодня. Увидел местного знакомого кузнеца. Тот его сразу ошарашил: «Ты слышал, Петь, в Петербурге царя не стало. Отрекся от престола, говорят. На базаре вчера говорили. А что и как там – неизвестно!» «Вот это новость!» – подумал Петр и быстро отправился домой – что-то опять будет. Ну, никак по-хорошему не получается! Только надумаешь что-то полезное начать – обязательно какая-нибудь пакость приключится! А в том, что такие истории с царями всегда чреваты непредсказуемыми последствиями, – можно было не сомневаться.

По дороге домой Петр не торопил лошадь. Мысли все время возвращались к полученному в городе известию. Третий год продолжается никому в принципе не нужная война. Все это время государство наше только тратит, тратит, ничего не приобретая. Тратит огромные материальные средства, а главное, тратит свою главную силу – здоровых и нестарых мужчин. В селах волости почти уже никого из мужчин не осталось. Недавно даже Ивану, брату Клавы, повестка пришла. А у него один глаз почти не видит и слух ослаблен наполовину. Пришлось Петру выходить с ходатайством перед волостным военным начальством. Уважили – дали Ивану бессрочный «белый» билет. Те, кто занимались мобилизацией, решали эти проблемы наиболее упрощенно.

Приднепровские губернии – от Киева до Херсона – были гораздо ближе к линии фронта, чем другие российские губернии – от Москвы до Сибири, поэтому основная мобилизационная тяжесть падала именно на них. То же самое происходило и в плане обеспечения войск продовольствием и кормами. Выгребалось все подряд, о последствиях думать было некогда, да и некому. В народе зрело недовольство войной, а значит – властью… Петр еще на фронте слушал разных агитаторов, от эсеров-анархистов до коммунистов. Ему не всегда были понятны их цели, но они часто говорили правду о текущей российской жизни, и, конечно же, все, как правило, ругали царскую власть. Так что нынешнее отречение царя – скорее всего это результат чьих-то разрушительных действий. Войну мы вроде бы не проиграли, ресурсы у России еще оставались, значит, что-то здесь не так. И вряд ли поставят нового царя… Не зря же они довели до отречения прежнего монарха из трехсотлетней правящей династии. Значит, царь им не нужен, тогда кто?! Наверное, скоро узнаем…