Семь жен Петра, кузнеца-гинеколога - Василий Гурковский

С утра Петр показал ей своё хозяйство. Для Фроси оно было в диковинку. Муж её до войны работал на заводе слесарем, она и до войны, и весь военный период работала на швейной фабрике, шила солдатское обмундирование. Когда Петр узнал, что она квалифицированная швея, очень обрадовался. У них еще от матери осталась швейная машинка «Зингер», он не знает, в каком она состоянии, но мама шила на ней, сколько он себя помнит. Показал её Фросе – та что-то подтянула, подкрутила, подмазала. Потом взяла кусочек материи и прошила несколько стежков – туда-сюда. Сказала: машинка очень хорошая, и теперь она будет обшивать всю семью, и бесплатно, только надо найти разных ниток, иголок и машинного масла. Неплохо, конечно, и материи прикупить про запас.

Будучи в очередной раз в Никополе, Петр привез все необходимое для машинки и швейных работ из того, что написала Фрося, и домашний швейный «цех» заработал. Кроме обеспечения внутренних семейных нужд, Фрося шитьем и ремонтом одежды в то непростое время помогала семьям Екатерины и Ивана (брата Клавы). К ней позже обращались по этому поводу многие жители ближнего села. Она никому не отказывала, тем более что шитье на сторону приносило и какую-то копейку в дом.

Истосковавшаяся по живой, приносящей пользу и удовольствие работе, она начала заниматься различной выпечкой, вначале для семьи, а потом как-то в разговоре с Катей она обмолвилась, что, мол, все равно почти целый день плита на кухне горит, зима ведь, и почти всегда одна конфорка закрыта. Почему бы на ней пирожки не жарить? Катя поддержала её, договорилась с хозяином чайной, расположенной на рынке, и в базарные дни Фрося через Катю начала поставлять в чайную пирожки: с картошкой, капустой, тыквой, мясом и т. п. Потом добавили какие-то фигурные кренделя, булочки.

Хозяин чайной не мог нарадоваться наплыву покупателей. Он бы и сам мог выпускать такие изделия, но на хуторе Петра и мука, и начинка были свои, и большом количестве, а чайханщику все это надо было где-то доставать, и овчинка не стоила бы выделки… А так – он через Катю (у Фроси дома только детей пятеро!) получал оптом дешевый высококачественный товар, который исправно выполнял свою «привлекающую» функцию, то есть делал то, что хозяину и было надо.

Фрося по своей натуре не была лидером. Она была не ударной нападающей силой, а скорее крепкой, надежной защитой. И она не была каким-то связующим звеном, пусть даже главным. Нет, она сама была тем «связующим», объединяющим и цементирующим все её окружающее. Дети, том числе Мария и Клава, боготворили её, так как видели в ней и маму, и помощника, и учителя, и старшего товарища, и – защитника. Вроде бы и защищать-то было не от кого, кроме как от самих себя, но каждый ребенок знал и чувствовал: мама его всегда и везде защитит от всех неприятностей.

При этом все дети, при возрастном разбросе от 6 до 11 лет, были заняты каким-то посильным делом. Каждый знал свои нехитрые обязанности – где убрать, где поднести, кого покормить и напоить. Фрося приучала их делать работу с радостью, насильно никто ничего не заставлял, а дети сами старались хорошо показаться друг перед другом и всегда знали, что мама обязательно заметит их усердие и перед всеми или отдельно – похвалит того, кто заслужил.

В семье незаметно, исподволь, складывались родственные, братские отношения по принципу – один за всех и все за одного. Забегая вперед, можно сказать по факту – вся дальнейшая жизнь этой семьи, во все времена и при всех обстоятельствах, продолжалась по тем же принципам порядочности, взаимопонимания и взаимовыручки. Всегда…

А в тот разрушенный, разбросанный и обессиленный 1920 год появление на хуторе Ефросиньи с её детками Петр посчитал за чудо Господне. Столько лет подряд судьба наотмашь, безжалостно, била его со всех сторон, забрала самих дорогих его сердцу людей, принуждая разувериться, ожесточиться на весь свет и даже дальше, а он все-таки не сдался и… дождался её, этой благодати! «Неужели пришел конец моим неприятностям – неужели появится у меня возможность пожить по-человечески?!» – думал Петр. Он просто боялся в это верить. По жизни никого и ничего не боялся, а вот засветилось впереди что-то хорошее, настоящее, к чему стремился всю жизнь, – и уже боится верить…

Жизнь на хуторе опять выровнялась. Задел, оставленный Екатериной, был прочный, какого-то разрушающего перерыва не было, программа дальнейшего развития была определена, оставалось только её придерживаться и искать какие-то новые пути при изменившихся обстоятельствах.

Обстоятельства действительно изменились. Петр с Фросей так увлеклись своим новым благополучием, что не заметили сразу, а получили, так сказать, по факту, через год – рождение совместного теперь уже сына. Назвали его Николаем. Коля своим рождением навечно соединил две половинки большой семьи, как бы поставив жирную точку в её строительстве.

Петр и Фрося души в нем не чаяли. Надо же! – Господь их соединил своей благодатью и наградил родным для обоих ребенком! Конечно, и все остальные дети были для них родными, но все же!..

Внешне все это выглядело мило и приятно, но шестеро детей, и один из них грудной – это было далеко не просто для семьи, живущей в основном за счет домашнего хозяйства и при одном практически работающем – Петре. Да, иногда приходила Катя, нечасто приезжали Иван с женой, но эти наезды ничего, в принципе, не решали в плане поддержания хуторского хозяйства. У них были свои семьи, свои текущие заботы. Что-то разово помочь, поддержать они могли, но не более того, по разным причинам.

Гораздо труднее стало и с материальным, в первую очередь финансовым обеспечением. С приходом новой – советской власти все прежние пособия и льготы, в том числе 120 рублей за золотого Георгия, – были забыты. Новая власть не признавала заслуги таких, как Петр, героев войны при даре. У неё сегодня были свои герои – Гражданской войны, комиссары, чекисты и иже с ними, а Петр в Гражданской войне и в революции не участвовал. Других ощутимых доходов у семьи не было, опять надо было что-то искать и делать.

А что искать?! Надо запускать в работу кузницу. Петр снова поехал к Ивану, Клавиному брату. Он уже не раз выручал Петра как настоящий брат. И попросил его снова переехать на хутор, хотя бы на год, пока Коля встанет на ноги и пойдет. Петр прямо сказал, что больше нужна жена Ивана, чтобы помочь Фросе в грудной период, но она же сама не поедет, поэтому он приглашает их всех. Кстати, Иван может сапожничать и на хуторе, там проходит больше людей, чем в их селе. Иван с женой согласились и в тот же день прибыли с Петром на хутор. Стало полегче. Благодарная Фрося еще больше породнилась с женой Ивана и относилась к ней как к родной сестре.

Ну, по жизни как – если уж повезет, то везет и дальше. Пришел с войны, уже Гражданской, бывший молотобоец, работавший несколько лет назад у Петра в кузнице. Парень и раньше был крепкий, а теперь возмужал, воевал, был ранен, но, слава Богу, вернулся вполне трудоспособным. Пока отсутствовал – родители ушли на тот свет. Теперь пришел к Петру: если можно, снова желает работать в кузнице. Петр, конечно, обрадовался. Парень он хороший, толковый, сильный, с ним можно спокойно работать. Пусть приходит – постепенно сам кузнецом станет. Теперь надо срочно восстанавливать старые связи, искать серьезных заказчиков и выходить на кузнечный рынок. Иначе такую семью, в нынешних условиях, не вытянуть, – рассуждал Петр…

Снова застучал молот в лебединской кузнице. Снова пошли заказы на кованые изделия, особенно художественную ковку. Петр, используя старые довоенные связи и знакомства, организовал по нескольку человек в Никополе и Екатеринославле, которые, там проживая и работая, за умеренную плату занимались сбором заказов для Петровой кузницы. Нельзя сказать, чтобы Петр зарабатывал большие деньги, но для содержания семьи хватало и было хорошей добавкой к тому, что они получали от своего подсобного хозяйства.

Жизнь продолжалась; начали учиться дети. Иван с женой прожили на хуторе почти полтора года и уехали обратно в село только после того, как Коля сам пошел и заговорил. С ним стало полегче обходиться Фросе, и у неё появилась возможность больше заниматься хозяйством.

В стране тоже шли перемены. Украина вошла в образованный в 1922 году Советский Союз. Была принята новая экономическая политика (НЭП), не возбранялась коммерческая и производственная деятельность, появлялись различные кустарные производства. Петр со своей кузницей и хуторским хозяйством вполне вписывался в эти новые веяния. Он расширил свой земельный участок, в хозяйстве было уже две пары волов, пара лошадей, несколько голов мелкого рогатого скота, свиней и большое количество птицы. Главной его гордостью оставалась, конечно же, кузница. Она теперь работала ежедневно и полный рабочий день. Надежные и красивые кованые художественные изделия Петра Лебедя уже были известны по всей губернии, по обеим сторонам Днепра.