Семь жен Петра, кузнеца-гинеколога - Василий Гурковский

Петр после подъема, как и все, кто был с ним рядом на нарах, остались вне всяких подозрений. Понятное дело, «паханы»-авторитеты догадывались о том, что было на самом деле, но по их же закону «не пойман – не вор», значит – невиновен. Провокации прекратились, желающих посчитать свои ребра больше не находилось, и Петр продолжал так же работать, как и раньше.

В тюрьме, где находился Петр, поменялся начальник. Откуда-то его перевели из другой системы. Он еще не пропитался тюремной атмосферой и был похож на серьезного справедливого человека. Петр уже отбыл почти год на стройке. Начальник тюрьмы, уже наслышанный о странном заключенном, вызвал Петра к себе. Долго смотрел на него и сказал: «Я посмотрел твое дело, в другое время я бы сказал, что ты у нас занимаешь чужое место, но я этого не скажу. Поздно уже и ни к чему. А ты знаешь, Лебедь, что если пересчитать выполненные тобой трудонормы, то ты уже давно свой срок наказания отбыл?» «Я нормы не считаю, – ответил Петр. – Я просто работаю, хотя и знаю, что абсолютно невиновен». «Ну, ты это зря… все мы в чем-то где-то виновны, – сказал начальник. – Ну да ладно, я тебя не поэтому вызвал, чтобы с твоей виной разбираться. Другие уже разобрались… как видишь. Ты уже немолод, дома жена и шестеро детей, ты им гораздо нужнее, чем нам здесь. Но я не могу тебя ни освободить, ни выпустить, потому что не хочу ввязываться в такие грязные дела, которых просто не решишь, а сложно – тем более… Но ты достоин другой участи, ты герой войны, всю жизнь для людей трудишься, и я хочу тебе помочь. Просто как достойному человеку. И запомни – это не совет и не просьба, а мой приказ, я не советую тебе в точности его не исполнить. Вот мое распоряжение: с завтрашнего дня ты переводишься на работу в тюремный лазарет в качестве… санитара. – Заметив, что Петр пытается подняться, начальник сурово сказал: – Сидеть! А завтра утром явишься к начальнику тюремного лазарета, поверь мне, там тоже хватает работы. Хочешь ты того или нет, но я постараюсь сохранить тебя для семьи. Да и нам всем станет легче, а то от твоих трудовых подвигов скоро бунт на стройке начнется. А ни мне, ни начальнику строительства бунт не нужен, так что… санитар… с Богом… в лазарет». Он встал, пожал Петру руку, и на том они расстались.

На другой день Петр прибыл к новому месту «отсидки». Уже к обеду он понял, почему начальник сказал, что в лазарете тоже хватает работы. Стройка большая, людей занято на разных работах – тысячи, почти везде в основном ручной труд. До больных здесь очередь не доходила, больные в лазарет не попадали, а раненых и уже неживых – только до обеда было человек пятнадцать. Ушибы и переломы, переломы, переломы… Только успевай раненых носить. Да обрабатывать. По правде говоря, Петр в первый день устал больше, чем на отсыпке грунта. Постепенно втянулся, привык ко всему тому, к чему трудно привыкнуть в таких местах, и – работал, так же добросовестно, как и всегда и везде.

Главный врач – он же и единственный врач в тюремном лазарете, остальные были фельдшеры, медсестры – с первого дня держал Петра при себе как помощника, ученика и санитара, наконец. Он был еще прежней закалки, побывал на фронтах Мировой и Гражданской войн, многое повидал на своем веку и уже ничему не удивлялся, кроме как решению начальника послать ему в помощники огромного Петра. Но Петр быстро показал, что его не зря сюда послали, не на отдых, как думали многие, в том числе и начальник тюрьмы, а на полезную и благородную работу.

Петр как-то внутренне почувствовал, что его призвание – не бить молотом по железу, а делать людям добро, помогая им возвращать и сохранять здоровье, и что этому он должен научиться по-настоящему, ибо неудачное кузнечное изделие можно снова раскалить и переделать несколько раз, а человека надо лечить сразу и так, как надо. Опытный тюремный доктор стал для него всем – и справочником по любому вопросу, и командиром по любому делу, и просто практическим примером по любому случаю.

Петр быстро схватывал, перенимал и использовал все, что узнавал, – не важно, входило это в его обязанности санитара или нет. Доктор, вначале подозрительно относившийся к этому двухметровому верзиле, уже через небольшое время абсолютно доверял Петру и поручал делать многое из разряда действий среднего медперсонала. Окончательный поворот в судьбе Петра произошел после одного неожиданного случая. Хотя все случаи, как правило, неожиданные, но тот был особым…

В лазарет привезли жену начальника тюрьмы. Ей нужно было срочно рожать, везти в городскую больницу было уже опасно, тем более на бричке. Поэтому привезли, куда было ближе. Главврач лазарета, хоть и хирург по сути, с женщинами-роженицами дел не имел, а тут был какой-то выходящий из обычного ряда случай, поэтому попросил привезти какого-то ему знакомого, известного профессора-гинеколога из города. Привезли его, он тоже сразу не смог определиться, в чем у той женщины проблема с родами. Ситуация была более чем критическая, счет шел на минуты. И тогда Петр (он потом так и не мог объяснить, как это у него получилось) мягко попросил профессора подвинуться и сам занялся роженицей. Что он там делал – ни он, ни присутствующие при этом доктора, онемевшие от страха (жена начальника тюрьмы и в то время!), так и не поняли, зато услышали крик новорожденного мальчика и увидели счастливые слезы на лице его матери…

«Что ты ей сделал?» – спросил профессор. «Я не помню», – честно сказал Петр и пошатнулся от перенапряжения. Потом вышел во двор и долго не мог прийти в себя, оставив докторов завершать все, что положено в таких случаях.

Доктора передали роженицу медсестрам и сиделке. Подошли к Петру: «Спасибо тебе, молодой человек, ты сегодня спас не только женщину и ребенка, ты спас еще и нас, и наши семьи! И благодарность наша действительно не имеет границ. Скажи, чем мы тебе могли бы помочь?» – спросил профессор. Под впечатлением всего случившегося, Петр с какой-то надеждой и уверенностью ответил: «Я бы хотел стать как вы – акушером, чтобы помогать нуждающимся в этом людям! Чувствую, что я смогу!» Профессор посмотрел на него внимательно и произнес: «А что – это мысль. Я поговорю с вашим начальником. Мы с коллегой вместе с ним поговорим», – кивнул он в сторону главврача. Они пожали ему руку, главврач сказал, что на сегодня он свободен, а завтра – все как обычно.

Но наутро в барак прибежал посыльный из штаба – Петра срочно вызывали к начальнику тюрьмы. Когда Петр вошел в его кабинет, начальник встал из-за стола, чего вообще не могло быть в обычной обстановке, взял его за обе руки и взволновано произнес: «Спасибо тебе, Петр Лебедь, и за сына, и за жену. У меня были вчера оба доктора, рассказали, что и как. А вообще, как это у тебя получилось?» «Да я и сам не знаю, все руки сами сделали!» – ответил Петр. «Ну, молодец! Выходит, я тебя не зря в лазарет направил! Сейчас даже страшно подумать, что могло вчера произойти! Еще раз спасибо!.. Да, вчера профессор говорил, что ты хотел бы учиться акушерскому делу. А он как раз работает в городской поликлинике по этому направлению и еще ведет после обеда акушерские фельдшерские курсы. Он согласился взять тебя на учебу. Осталось тебе отбывать наказание чуть больше года, этого времени вполне хватит тебе на прохождение учебного курса, тем более профессор пообещал с тобой специально заниматься, а общие вопросы медицины ты и так постигаешь в лазарете. Чтобы не было лишних разговоров, давай определимся так – ты отрабатываешь положенную рабочую смену в лазарете, а потом идешь на занятия. Я распоряжусь, чтобы тебе выписали постоянный пропуск для посещения занятий. Я тебе верю, да и никуда ты не денешься. Учись, Петр, видно, это тебе на роду написано – служить людям. Желаю тебе стать действительно специалистом этого дела. И еще раз – большое спасибо от всей нашей семьи! Ты у нас теперь как родственник, как крестный отец!» – добавил начальник, чем ввел обычно невозмутимого Петра в смущение.

Пролетело время. Петр с отличием закончил учебу, получил аттестат фельдшера-акушера, потом подошел к концу срок его тюремного заключения, и он вышел на свободу.

Уже хорошо с ним знакомый профессор-гинеколог пригласил его на работу в свою клинику. Петр пообещал разобраться с домашними делами, все-таки долго отсутствовал, не знает, как там и что, а потом пообещал вернуться к этому вопросу.

Домой он отправился пешком. После строительства плотины ДнепроГЭС через неё прошла новая, строящаяся в то время асфальтированная дорога Запорожье – Днепропетровск (так был переименован бывший Екатеринославль). Перейдя через плотину, Петру оставалось пройти до Лебединского хутора чуть больше тридцати километров, а через Никополь или тот же Днепропетровск пришлось бы преодолеть расстояние в несколько раз больше. Выйдя пораньше из города, он уже к обеду вышел на знакомый с детства никопольский шлях, повернул на юг и пошел в сторону дома.

Ему повезло. Через некоторое время его нагнал почтовый дилижанс, направляющийся в Никополь. Управлял им его старый знакомый почтальон. Он еще до революции возил почту, часто заезжал к Петру на хутор и всегда делился новостями – и местными, и губернскими, и общегосударственными. Связь есть связь, всегда первой получает информацию из разных источников. Так было и на этот раз. Обрадовавшись встрече, почтальон по дороге много чего сообщил Петру о текущей жизни, от которой он был оторван на два с половиной года. Рассказал, что не раз заезжал на его хутор. Жена и дети его большие молодцы, хозяйство держат в порядке, да и себя тоже.