Глина, вода и огонь - И. Уварова

Ты сравнил фаянс с хлебом, а фарфор — с пирогом? Ты прав только наполовину. Ибо фарфор должно сравнивать не с произведениями ремесленника, но с творением мага.

Всем известно, например, что фарфор, изготовленный надлежащим способом, чернеет от яда и, значит, спасает от отравления, недаром в Италии в былые времена знатные господа оправляли осколки разбитого фарфора в драгоценные оправы и носили как амулеты. Они-то знали, что фарфор охраняет от дурного глаза!

Нет, красота и совершенство китайского фарфора не случайны. В ремесле китайцев есть великая тайна; жизнь человека связана с фарфором чудесным образом. Китайцы знали это и недаром считали всех прочих людей на земле слепыми. Только у греков признавали один глаз. Может быть, потому, что видели изображения греков на вазах, и лица греков всегда были повернуты в профиль.

Свой фарфор научились они делать тысячу лет назад и за тысячу лет не утратили ни одного секрета, наделяющего фарфор великой силой.

Как и для фаянса, глину для фарфора берут с берегов рек.

Не качай головой, мастер Фридрих, не будь так нетерпелив. Я знаю, что тебе известно многое из того, что я могу рассказать. Но не все. Главного ты не понимаешь: волшебной сущности, чудесной и чудодейственной природы фарфора. А кроме того, здесь сидят молодые мастера, и услышанное пойдет им на пользу.

Один путешественник, посетивший Китай, рассказывал, что китайцы собирают «голубую землю»[67] — глину, складывают ее в большие кучи и оставляют так под дождем и солнцем на сорок лет. За это время глина очищается от примесей, так что из нее можно лепить посуду. «И всегда те, кто собирает ту землю, — пишет путешественник, — делают это для своих сыновей и внуков».

Потом комья глины размалывают в ступе, обращая их в пыль; пыль просеивают и разбалтывают в воде, фильтруют и проминают, а потом дают вылежаться. В этом, скажешь ты, нет особой хитрости, это смог бы сделать любой мастер.

Но потом китайцы добавляют в глиняное тесто свой таинственный порошок петунзию, и он-то и позволяет творить чудеса, доступные только волшебникам.

Один из таких волшебных секретов заключен в их тонких чашах, абсолютно белых. Но если в чаши наливать жидкость, по стенкам ее выступит невидимый рисунок: рыбы, удивительно похожие на живых, или лицо человека с раскосыми глазами.

Это происходит потому, что мастера с помощью колдовского порошка петунзии умеют заманивать в фарфор дух рыбы или душу человека.

Китайские мастера умеют приказывать духам огня. Но случается, что духи берут над ними верх.

Однажды в древности, трудясь над императорским фарфором (а надобно вам знать, что китайские императоры порой ценят только белый фарфор, без краски и росписи), мастера загрузили в печь сырые вазы и, как всегда, разведя огонь, замуровали печь, рассчитывая через несколько дней по окончании обжига получить белоснежные изделия. Однако из печи вышли не белые, а пламенно-красные вазы. Император позвал их и спросил, в чем дело. Мастера сказали, что произошло огневое превращение, и дух огня, против их воли, вселился в фарфор. Между тем вазы были красивы, но император сказал: мастер должен держать тайны вещей в своем кулаке, иначе тайны вещей, вырвавшись на свободу, могут обратиться против человека. Император был мудр, и потому всем мастерам отрубили головы[68].

Да, господа мастера, фарфор не только вершина красоты, но фарфор еще и знание тайных сил, заключенных в вещах. Известно, что петунзию китайцы называют горным фарфоровым камнем и, следовательно, берут его в горах. Значит, петунзия состоит из каких-то элементов природы, но просто так не дается в руки. Известно, однако, что во всех элементах природы живут невидимые духи, и если мастер умеет общаться с ними и заклинать их, они даруют ему петунзию, малую часть своего хозяйства. И потому порошок этот волшебный: он входит в состав фарфора, а говорят, что китайцы фарфор называют «тао», а уж персы назвали его «фегфуром»…[69]

Мы, европейцы, называем фарфор порцелленом[70]. Это итальянское слово, и я не знаю, каков его истинный смысл. Но догадываюсь, что смысл этот исполнен таинственного значения, намекающего на священный секрет, заключенный в изготовлении благородного фарфора.

Так сказал мастер Врум. А мастер Фридрих на это ответил:

— Достопочтенный мой учитель, разреши мне поначалу прояснить смысл слова «порцеллен». Фарфор столь тонок, хрупок и нежен, что итальянцы уподобили его раковине, которая называлась в Италии «порчелла» и была столь же тонка, хрупка и нежна, как фарфор Китая. Итальянцы стали фарфор называть «порчелан», а мы в Нидерландах зовем его «порцеллен». Само же слово, «порчелла» по-итальянски означает «свинка», что отнюдь не оскверняет благородный фарфор; я вспомнил об этом затем, чтобы сказать, что в происхождении слова «порцеллен» не больше тайны, чем в слове «фаянс», взявшем свое имя от итальянского города Фаэнцы. А что до невидимых рисунков на китайских чашах, то думается мне, что не в духах и не в душах тут дело. Нам, мастерам, стоит поразмыслить над этим; может быть, весь секрет в том, что китайцы в тончайшей, чуть подсохшей стенке фарфоровой массы вырезают ножом или иным инструментом нежный рисунок, а потом покрывают фарфоровой же оболочкой толщиной в волос?

Однако прошу простить меня, я отвлекся от главного — от речи в защиту фаянса.

Древностью рода фаянс не уступает фарфору[71], ибо был известен в Египте тысячи лет назад. Мне довелось видеть синие сверкающие бусы египтянки, а также зеленого бога величиной с ладонь, с человеческим телом и головою шакала[72]. Эти вещи изумляют красотой своих глазурей, их блеском и силой глубокого яркого цвета; они заставляют думать, что несколько тысяч лет назад жили мастера фаянса, превзошедшие всех последующих. Вещи эти были, говорят, похищены грабителями из египетской пирамиды и, переходя из рук в руки, попали к некоему мастеру, у которого я и увидел их в пору своего обучения во Флоренции.

Этот флорентийский мастер отколол кусок от скульптуры, истолок его, чтобы узнать состав и свойства египетского фаянса. Он уверял меня, что в состав глазури входит малахит, а само фаянсовое тесто содержит в себе более стекловидной и глазурной массы, нежели глины, а именно кварца и полевого шпата. Уподобите ли вы египетский фаянс печному горшку, мастер Врум? Его строение более изысканно и сложно, и на изломе египетский фаянс гораздо ближе к фарфору, чем это может показаться.

А древняя глазурь дошла до нашего Делфта. Конечно, состав её и качество иные, чем были в Египте. Ведь путь фаянса из страны пирамид в наши мастерские был сложен: фаянс шел через Восток, побывал в руках египтян, персов и арабов, от них попал в Испанию, из Испании — в Италию и к нам — в Нидерланды.

И вот где истинное чудо мастера: везде, где бы он ни оказался, фаянс преображался, становился совсем иным и чутко впитывал в себя вкусы и настроения народа, к которому он попадал, а также краски и формы природы, среди которой расцветал вновь. Фаянс обладает удивительным свойством вбирать в себя цвета и образы окружающего мира; он подобен зеркалу, принесенному на землю для того, чтобы в нем отразилось все, что происходит на земле.

И если ослепительно синее небо Египта и густая блестящая зеленая вода Нила оставили свой след в египетских поливах, то в руках персов фаянс приобрел еще желтый цвет — цвет гор, залитых солнцем. Приходилось ли вам слышать от наших смелых купцов в древних иранских городах о дворцах, облицованных огромными фаянсовыми плитами, где были изображены гигантские желтые львицы[73], царственно выступающие на фоне нежного голубого сверкающего фаянсового неба, в котором отражается солнце, разбившись на тысячи маленьких солнц?

Пойдите в порт и потолкуйте с моряками, они вам расскажут об этом. Они расскажут вам про Турцию: как турки, более всего на свете любившие цветы и воспевавшие в стихах гиацинты и гвоздики, развели целые цветники на стенах фаянсовых изделий! Пышные крупные гвоздики расцветали на блестящей поверхности турецкого фаянса. Я как сейчас помню белую турецкую кружку из превосходного фаянса, на которой нарисована была красками такая же кружка с свежими гвоздиками пунцового цвета. И в фаянсовой кружке стояли такие же гвоздики, что и были изображены в нарисованной.

Но знаете ли вы, друзья, что случилось с фаянсом, когда он оказался в самом сердце мусульманского Востока? Пророк Магомет[74] запретил правоверным пользоваться посудой из драгоценных металлов; он сказал, что золотые блюда и кувшины будут даваться только в раю. Пророк Магомет указал людям при жизни пользоваться фаянсом. А на Востоке слишком привыкли к металлической посуде, чтобы забыть ее, но, с другой стороны, не хотели ссориться с Магометом.