Большие неприятности - Дэйв Барри

— Ты что, я просто так спросил…

— А я прошу тебя заткнуться — Дженни идет.

Это была точно она, что выглядело совершенно необычным, потому что Мэтт, Эндрю и Эван сидели в секторе дешевых зрительских мест, который традиционно занимали крутые, хотя и не участвовавшие в школьной жизни умники. А Дженни сидела в секторе симпатичных девчонок нарасхват, которые не показывались нигде больше, разве что в секторе парней, увлекавшихся спортом, а то и состоявших в классном руководстве.

— Привет, — она кивнула Мэтту.

— Привет, — ответил ей Мэтт.

— Болит? — она показала на его губу.

— Да не очень.

— Если бы ты его поцеловала, он бы чувствовал себя куда лучше, — предположил Эван.

— Заткнись! — оборвал его Мэтт и снова повернулся к Дженни. — Как дома? Всё в порядке?

— Мама беспокоится насчет той пули, а полицейский сказал, что это, должно быть, псих, который собирался нас ограбить, а ты его спугнул.

— Герой ты наш! — закатил глаза и фальцетом пропел Эндрю.

— Заткнись, — повторил Мэтт.

— Послушай, — начала Дженни, — я хочу тебе сказать три вещи: первое — спасибо. Второе — спасибо за диск со «Сперматозаврами». Он мне правда очень понравился.

— Ты дал ей сидишку со «Сперматозаврами»? — встрял Эван.

— А то… — поддакнул Эндрю. — Небось, воспылал к ее секс-путьке.

— Да заткнешься ты наконец!

— И третье, — продолжала Дженни, — мне очень, очень жаль, что так вышло.

— Да ничего… все нормально…

— И вот еще что… если хочешь меня замочить, я буду вечером на Кокосовой аллее. Около восьми. У магазина верхней одежды. Понял?

— Понял, — ответил Мэтт.

— Тогда до встречи, — Дженни повернулась и направилась к себе, в сектор симпатичных девчонок нарасхват.

Все трое подростков смотрели ей вслед.

— Ух ты! — выразил общую мысль Эндрю.

— Если хочешь меня замочить, — передразнил Эван. — Если хочешь меня замочить.

— Заткнись! — оборвал его Мэтт.

Элиот ждал Анну во дворике перед «Таурусом» — старым добрым кокосовским местом сборищ полнеющих людей не первой молодости, удравших из мира юных хищников с плоскими животами, который бурлил вокруг глитц-баров в противоположном конце Мейн-стрит.

Элиот коротал время, наблюдая, как два наипочетнейших ветерана «Тауруса», каждый из которых мог похвастаться вереницей пивных бутылок, что свидетельствовало о недурно проведенной пятнице, играли в кольцо. Насколько все помнили, оно здесь было всегда — металлическое кольцо, привязанное на шнуре к стоявшему во дворике «Тауруса» дереву. Смысл игры заключался в том, чтобы оттянуть кольцо и пустить по такой траектории, чтобы оно долетело до забитого в край крыши гвоздя и нанизалось на него. Оба ветерана проделывали это уже больше часа — с упорством и сосредоточенностью нейрохирургов. И почти каждый раз попадали на гвоздь. Словно это было вовсе не трудно.

— У меня никогда так не получается, — проговорила за его спиной Анна.

— Еще бы, — Элиот обернулся. — У меня тоже. Мне кажется, секрет заключается в большом количестве пива.

— Значит, вы здесь часто бываете?

— Частенько. Было время, даже соревновался в лиге по духовой стрельбе.

— Здесь устраивают соревнования по духовой стрельбе?

— Вечером каждый второй понедельник.

Анна рассмеялась, что заставило одного из игроков нахмуриться и посмотреть в ее сторону — он как раз достиг решающей точки в процессе оттягивания кольца. Анна понизила голос.

— Они стреляют из духовых ружей прямо в баре?

— Нет, это было бы безрассудно, — ответил Элиот. — Стреляют здесь, во дворике. Как следует напьются и стараются поразить цели в нескольких футах от дорожки, где гуляют ни в чем не повинные люди.

— Осторожность никогда не помешает, — заметила Анна. — И как ваши успехи?

— Никогда не попадал в цель. Но и в посторонних граждан как будто бы тоже. Судить, конечно, трудно — было темно. Но я не слышал, чтобы кто-то завопил. Пообедаем?

— Обязательно.

Они вошли в ресторан и устроились за столиком у окна. Анна отдала Элиоту очки, чтобы тот смог прочитать меню. Оба заказали рыбные сэндвичи и чай со льдом.

— Ну как, — спросил Элиот, — полиции что-нибудь удалось обнаружить?

— Нет. И мне кажется, они и не собираются ничего обнаруживать. Должно быть, я была наивной: все воображала, как детективы ходят вокруг дома с увеличительным стеклом. Представляете: ищут зацепки.

— Припудривают предметы в поисках отпечатков пальцев и изучают волокна?

— Что-нибудь в этом роде. А они ведут себя совсем по-другому: «В вас кто-то стрелял? Какая проблема?»

— Дела… Не очень-то приятно, когда не знаешь, кто это сделал.

— И не вернутся ли эти люди опять.

— Думаете, они могут вернуться?

— Не знаю. Но у меня такое чувство, что муж подозревает больше, чем мне говорит. Ведет себя очень странно. Даже для него. Ночью куда-то ушел, а утром не вернулся. Мне так лучше… Хотя я обещала не касаться этого предмета.

— Ничего-ничего, — успокоил ее Элиот. — Касайтесь сколько угодно, — ему, похоже, нравилось, когда она заводила об этом речь.

— Нет, — возразила Анна, — хватит говорить обо мне. Теперь давайте о вас. Чем вы занимаетесь?

— Рекламой.

— Какой рекламой?

— Ну, скажем, сегодня рекламировал буфера.

— Что рекламировали?

— Буфера. Те самые, что в выражении «потискать за буфера».

— Ах вот как!

— Может быть, вернемся к вашему браку.

— Нет-нет, я хочу послушать о рекламе буферов.

И Элиот рассказ ей о «Молот-пиве», о важном жирном безмозглом чертовом клиенте. Рассказал о соседе-аудиторе, который его ненавидел. О взлете и внезапном крахе своей журналистской карьеры. Рассказал, как они встретились в колледже с Пэтти и влюбились друг в друга, как все время ходили на танцы. И потом как было чудесно, когда родился Мэтт. Но тогда они уже не ходили на танцы, но поклялись, что снова начнут, когда Мэтт немного подрастет. Но так и не начали. И вскоре после того, как бросили говорить о танцах, бросили говорить почти обо всем. Занимались любовью только тогда, когда ни один не успевал придумать отговорки, что случалось чрезвычайно редко, потому что сходила любая, хотя бы: «Я сегодня что-то здорово устал», а они оба уставали каждый вечер. Рассказал о медленном мучительном соскальзывании к разводу, о том, каким он чувствовал себя виноватым, как понял все Мэтт, и от этого вина показалась еще острее. И наконец объявил, что водит «КИА».

— Теперь ваша очередь, — предложил он.

Анна рассказала, что замужем во второй раз. В первый раз она вступила в брак с парнем, с которым встречалась во время учебы на последних двух курсах Университета Флориды. Он был капитаном команды по теннису, происходил из очень обеспеченной семьи и отличался столь невероятной красотой, что все, особенно матушка, прожужжали Анне уши, что только ненормальная на ее месте не выйдет замуж — они будут такой красивой парой.

— Брак был замечательным, это правда, — продолжала она, — пока на втором часу брачной церемонии подружка не открылась в дамской комнате, что мой новоиспеченный муж только что засунул ей в рот язык, да так глубоко, что достал чуть не до гланд. Этот тип не умел держать в штанах свой прибор — точно как Билл Клинтон, только у моего не было понятий о внутренней политике.

Но Анна прилепилась к нему, потому что мать сказала, что она должна заставить их брак работать.

— Но пока я пыталась сделать из нашего брака конфетку, муж старался не упустить ни одной женщины, что попадались ему в округах Дейд и Броувард, и большей частью преуспевал. Никогда не выходите замуж за невероятно красивого мужчину.

— Не буду, — пообещал Элиот.

— И вот когда после рождения Дженни ему, наверное, в пятидесятый раз потребовалось три часа, чтобы отвезти ее няню домой, я подала на развод. И тогда узнала, как его семья сделалась такой обеспеченной: у них не принято давать кому-нибудь и ломаного цента.

— У вас разве не было адвоката? — спросил Элиот.

— Конечно, был. Зато в распоряжении экс-муженька был весь верховный суд. Таким образом он получил все деньги, а я получила Дженнифер. И таким образом мы оказались в трущобе. Вот почему даже Артур мне кажется сносным, впрочем, обещаю больше не плакаться.

Ланч продолжался еще в течение четырех чашек чая со льдом. На пути из «Тауруса» к ним пристали два бездомных увечных ветерана вьетнамской войны. Только вот увечными бездомными ветеранами вьетнамской войны они вовсе не были. Потому что были Эдди и Снейком, которым исполнилось девять и шесть соответственно, когда вьетнамская война уже кончилась. Но после того как Снейку досталось по ноге, им пришла в голову мысль сделаться ветеранами. Они слонялись по Кокосам и канючили у людей деньги. И в некоторые дни новое занятие приносило больший доход, чем помощь на парковке. Эдди видел в этом потенциально важное изменение в карьере.