Ангелы времени - Гаевский Валерий Анатольевич

— Не помню случая, чтобы ты совершал какие-нибудь ошибки…

— Ошибки ускользают от внимания только для первого лица — третьему лицу они совершенно очевидны. Такова философия Моисея.

— У людей такая философия называлась бы шизофренией.

— Моисею знаком этот термин, но применить его к себе Моисей не в состоянии.

— Для этого в твоей памяти должно быть как минимум два разных Моисея. Прощай, пока что, мой друг!

— Госпожа всегда так говорит. Моисей привык.

— Привычка тоже бывает ошибочна. Так думают люди.

— Моисей будет размышлять об этих словах. До свиданья, госпожа Геле.

Выбежав из помещения станции, Гелеспа пристегнула лыжи к своим унтам. Сложная конструкция пружин и шарнирных замков делала легкие лыжи очень послушными. Подъезд к трассе занял меньше минуты, несмотря на неукатанный склон, лыжные палки в снегу не вязли, и Гелеспа решила не терять отталкивающего усилия на резких движениях и рывках, напротив — набирала скорость по классической сужающейся синусоиде. Под невысокую арку ледяной пещеры она влетела со скоростью не менее семидесяти километров в час. Погоня за князем Каспаром Дерешем началась.

Теперь очень важно было не потерять темп, равновесие, ориентировку, да и не сломать голову, в конце концов… А главное, не позволить это сделать потенциальному суициднику.

Грандиозное великолепие пещеры никогда не переставало удивлять ее, и хотя скорость и напряженное внимание никак не располагали к созерцательности, все же даже этих стремительно летящих ощущений восторга хватало для последующих воспоминаний.

Обледеневшая драпировка стен и нефов в залах, чередование настоящих скульптурных форм сталактитов, одетых в голубые прозрачные панцири льда, словно вышедшие из третьего измерения фрески неких богоборческих мистерий… Однажды Гомер попросил ее описать это кино брызжущих метафор пещерных картин, и она вдруг предстала в глазах мужа в новом качестве:

«Я вижу театр волшебства, зарастающего слоями времени… Некий царь, получеловек, полуптица, захотел однажды вывести свою армию из подземного мира на свет бога Панчалиллы. Вереница его воинства устремилась по ступенькам лестницы. Шли они, прижимаясь к стенам в полной темноте, боясь потерять друг друга, держась цепью — великаны и карлики, смешанные в телах с дикими зверями, как и их царь, возглавивший процессию… Подымались с величайшим страхом: умеющие летать ползли, умеющие ходить — стелились как змеи. Змееподобные сплетались и шагали, перекидывая хвосты как ноги, раня друг друга, кусая, рыча и взвизгивая. Все они мечтали о новом просторном мире, о благоволении, как им казалось, доброго бога, который, узнав о том, какая беда грозит миру, решил заморозить монстров, не дать им выйти из пещеры. Своим волшебным жезлом он заморозил некогда горячую гору и еще четыре тысячи гор…»

«Хитрюга, — сказал тогда Гомер, — ты рассказываешь мне мифологию Снежной Лады. Я забыл, ты же горянка!»

Только такому человеку, как ее муж, могла прийти в голову идея открыть лыжный слалом в пещере и самому его обкатать!

Гелеспа неслась по знаменитому винтовому туннелю. Скорость и инерция вынесли ее на левый скат. Сгруппировавшись, почти на корточках, помогая себе остриями лыжных палок, которыми можно было управлять наподобие килей, ограничивая слишком опасные подлеты вверх, к тому, что просилось назвать потолком (но какой потолок в трубе!), — Гелеспа летела в подземное царство царя-зверя. И только когда улитка воронки сузилась настолько, что чувство поворота как-то странно растворилось в потоке холодного воздуха и мелькающих, впрессованных в лед фонарях освещения, Гелеспа поняла, что перевернулась вниз головой, что ноги и лыжи наверху. Винтовой туннель скрутил движение до мнимого ощущения невесомости. Исчез даже привычный шелест лыж, трущихся о ледяной панцирь. Еще один виток «улитки», и, как всегда неожиданный, поворот вывел Гелеспу в новый прямой туннель.

Еще через три минуты она въехала в просторный Камлающий зал, где обычно можно было передохнуть, перед тем как выбрать дальнейший вариант спуска. То, что выбор выглядел как выбор, — сомневаться не приходилось: из Камлающего выходило еще целых четыре направления. Три из них позднее сходились, и только одно вело в «цикличку». Гелеспа надеялась, что Каспар Дереш не выберет последнего.

В центре Камлающего высилась из причудливо сросшихся сталактитов и сталагмитов, но уже не растущая обледеневшая фигура Шамана. Обычно к подножию этого изваяния собирались смельчаки пещерного слалома.

Несколько простых скамей, накрепко врезанных опорами в каменно-ледяное дно, служили им местом отдыха. И пока Камлающий очаровывал зрителей неповторимой игрой света, камлая таким образом, чувство отсутствия времени совершенно овладевало теми, кто еще минуту назад находился в стремительном полете невероятных ощущений.

Одного из таких «задумавшихся» чуть ли не до смерти Гелеспа нашла здесь три года назад. Парень провел в пещере двое суток, не замечая даже того, что освещение выключалось на несколько часов. Он почти ничего не помнил из пережитого, но по расспросам стало ясно, что парень прошел «цикличку» и был там не меньше пяти раз. Возвращался в Камлающий и снова выбирал один и тот же туннель. Хуже всего было то, что молодой человек наотрез отказывался покидать пещеру, хотя и был ужасно истощен.

Гелеспа подкатила к скамейке в тот самый момент, когда Дереш, а это мог быть только он, выскочил из одной из ледяных складок изваяния Шамана.

— Каспар! — крикнула Гелеспа. — Постойте! Давайте поговорим. Я знаю, кто вы. Не бойтесь…

Фигура, облаченная в темно-фиолетовый лыжный костюм и защитный шлем, остановилась.

— Где вы научились так ездить? — Гелеспа поняла, что лучший способ остановить отчаянного — это заболтать его. — У вас на Поющей Нимфе нет стоящих лыжных трасс. Что вас к нам привело, князь? Путешествуете по мирам без малейшей свиты?

Каспар Дереш повернулся. Снял шлем… Быть не может! На нее смотрело повзрослевшее лицо того самого юноши, которого она вытащила отсюда три года назад.

— Я и тогда был без свиты, помните? Только тогда я придумал себе другое имя…

— Почему вы вернулись, князь? Неужели хотите все повторить?

— Нет. Я хочу остаться на Панчалилле. Позвольте мне остаться, госпожа Гомер!

— Я подумаю над этим вопросом… Хотя вы и ставите меня в тупик… Но вы ведь родовой князь и гражданин Поющей Нимфы… — Гелеспа села на скамью, подтянув под нее лыжи и опершись на лыжные палки руками. Странно, но почему-то прежнее беспокойство куда-то улетучилось из нее. Он не суицидник. Здесь что-то другое… — Ладно, Каспар, какие у вас планы на сегодня?

— Я не менял планы, госпожа Гомер… Закончить спуск, пересесть на флаер и полететь к торнадо. Вы бы оказали мне честь, как хозяйка Панчалиллы, составив мне компанию!

— Хотите собрать максимум ощущений?

— Хочу.

— И пообещаете мне, что не будете лезть головой под гильотину?

— Трудное обещание… Но обещаю.

— Значит, наши приключения еще не закончились, князь Дереш!

— Мне понравилось, когда вы называли меня просто по имени.

— Хорошо, Каспар, буду звать вас просто по имени. Хотите, устроим соревнование?

— В чем будет его смысл?

— Кто первым доберется до флаеров.

— И вы научите меня проходить через торнадо?

Гелеспа подумала, что еще три года назад она восприняла бы этот тон и этот вопрос как совершенно мальчишеское любопытство, но не теперь.

— Я научу вас чувствовать стихию, Каспар, необузданную стихию. Доверять себе и тому, кто рядом. И еще… выживать в условиях смертельного риска. Так лучше звучит, по-моему, не находите?

— Да, так звучит лучше. Я согласен!

— Вот видите! Достаточно только поменять акцент…

— Вы можете поменять акцент у нашей звезды? По-вашему, это легко сделать? — на несколько секунд его молодое красивое лицо окаменело. — Моя планета, мой мир, все, что я только научился любить, должно погибнуть! Как поменять акцент такому приговору?