Побег из Бухенвальда - Григорий Зинченко

— Что ты предлагаешь? Может, не принимать заказы?

— Не принимать заказы — деньги терять, а вот кузню расширить на пять — шесть рабочих мест, это все равно, что открыть золотую жилу. Все расходы покроются за полгода.

— Это ты сам вычислил или жена помогла?

— Жены нет, поэтому помогать некому было. Сам прикинул, сколько денег теряем. Прикинул, во что обойдется постройка, за полгода все окупится. Я считать не умею, но в уме прикинул.

— А как бы ты все это сделал?

— Я бы нанял шесть новых рабочих. По четыре часа они бы работали в кузнице и по четыре — на стройке. В кузне будет доход, а на стройке — расход, вместе ни дохода ни расхода, а кузня новая будет.

— Здорово у тебя получается, Тимофей, — пришел в восторг пан, — с сегодняшнего дня назначаю тебя хозяином кузни, а хозяин делает так, как считает лучше.

Завтра же поеду в губернию и все сделаю по закону: оформлю на тебя «Дарственную» бумагу. Но тебе нужна жена, давай обсудим и этот вопрос. Это делается раз и на всю жизнь. Кузню можно построить, можно разрушить, жена не кузня — это хозяйка в доме. Умная жена — дом построит, дом у тебя есть и жена будет.

— Скажу откровенно, хотел сорваться с места и убежать, думаю, сейчас начнет предлагать какую-нибудь родственницу. Возможно, вдовушку с детьми, а перед глазами стоит заплаканная Катя. Понятно, почему добренький такой. Бежать, бежать пока не поздно, бросить кузню, деревню, дом, бросить все… А как же Катя, тоже бросить? Деньги есть, можно бежать в город сегодня же ночью, а там и Катю тайком заберу. Трудно оставить друзей, деревню Панскую.

— Дядя Тима, а почему ваша деревня называлась Панская?

— Да говорят, что люди у нас жили, как паны, дома у всех хорошие, церковь каменная была. С других деревень в церковь приходили… А пан Филипп продолжает:

— Чего, Тимофей, молчишь, голову повесил, или какая беда стряслась за эти дни, или ты жениться совсем не собираешься, век бобылем жить? Я же тебе добра желаю.

Луч надежды проблеснул. Уж если добра желает, то не будет принуждать меня жениться на нелюбимой.

— А жениться, Тима, надо. Кого взять, давай подумаем вместе. Из богатых, знатных или простых, кого хочешь взять? Свою из Панской или с хуторов? Я знаю всех наперечет. Из богатых знаю я одну, под Золочевым живет. На утреннюю службу всегда за восемь верст идет. Поклоны бьет. Как раз на выданье… Но беда, отец у нее страшенный плут, да еще и в начальство продвигаться стал. Начальник величает его «товарищ Разумовский», а простолюдин с поклоном «Степан Иванович». Мать у нее не лучше отца — ведьма, только ангелом прикидывается. Ну, то родители, а про нее худого слова не скажу. Ну, Тимофей, здесь воля твоя, что скажешь?

— Разумовский Степан Иванович, говорите, зовут, знаю, встречался с ним, но больше не хочу.

— Где, когда?

— Привез однажды заказ и дочку прихватил. Ужасный человек, на прощание пригрозил, что не только я, но и вся деревня помнить его будет. Простите, пан, не могу я взять себе в жены его дочку.

— Есть из богатых поближе. Хотел бы взять такую, чтоб сразу клад в дом принесла? Знаю одну, живет на краю села.

Я аж привстал, на краю села жила моя Катюша.

— Танцует и поет отлично.

Нет, не Катюша. Она только поет, но я не видел, чтоб она танцевала.

— Отец и мать богатые. Братьев трое, мастера на все руки и работы не боятся, а вот что она может делать, не знаю. Конечно, приданое хорошее будет. Что скажешь, Тимофей?

— Простите, пан, не могу, деньги у меня есть и дом тоже.

— А про кузню забыл? Говори: «И кузня есть своя». Давай с другого конца деревни зайдем. Там живет старуха с внучкой. Девчонка у меня работает, о ней ничего худого не скажу. Трудолюбивая, всегда первая управляется. На свекле работала в этом году, тяжелый труд, туда не многие идут, а она взяла самую большую ланку.

Если и есть богатство, то от своих трудов… Да и красавица. А поет, что соловей заливается. Что скажешь? А все же советую ее, но выбор должен быть твой, тебе жить.

Я просиял весь, без слов понятно стало. Так и порешили, пан в сваты пойдет, как только пост кончится. Вот что значит Гриша, никогда не отчаиваться, счастье всегда впереди!

Новый закон о трудоустройстве

После смены завод гудел, как улей.

— Слыхали новость? Новое постановление о трудоустройстве передали по радио. Ничего не понятно. С целью укрепления трудовой дисциплины закрепить рабочие места за рабочими. Если и захочешь уйти, то не сможешь, а если по какой-то причине ты захочешь уйти со своего рабочего места, тебе дадут срок на два года. А когда отсидишь, тебя снова закрепят на старое место, горячился худощавый парнишка, — и еще слыхал по радио, вот земля провались подо мною, что если кто открепится и не выйдет только один день на работу, его будут судить. Закрепят за рабочим местом на шесть месяцев и двадцать пять процентов с заработной платы начальство заберет себе, а с твоего процента заберут все долги. О… и еще. Если ты когда-нибудь снова на день открепишься, тогда с тебя начальство возьмет себе пятьдесят процентов, а тебе и на хлеб не останется. Тот кто работает плохо и не зарабатывает и пятидесяти процентов, получит год принудительной работы, пока заработает пятьдесят процентов.

— Да не так, ты все перепутал.

— Может, и перепутал, а все равно так. И еще говорили, если ты бежал и не добежал до завода за двадцать одну минуту, тоже осудят на шесть месяцев, пока двадцать пять процентов отдашь.

— Нам до завода всего пятнадцать минут бежать, мы успеем.

— А если проспишь, как успеешь? Да еще говорили, не добежал сегодня пять минут, потом десять, потом три минуты, потом еще три. Считай, ты не добежал на двадцать одну минуту, вот и отдай двадцать пять процентов.

И так всех рабочих закрепили и больше никогда не отвяжут.

— А я сегодня видел, как наш парторг картинки расклеивал. На картинках люди летают, как бабочки, высоко, выше завода. Одни летят в один завод, другие — в другой, а их ловят сачками. А на другом рисунке этих людей поймали и отрезают ножницами крылья. Стоят двое и режут, нарезали много, целую кучу. Я только не распознал, кто эти двое в галстуках, наверное, наш директор и парторг, у них всегда на шее галстук висит, а может, и выше начальство, и они галстуки носят.

— Ну, это ты уже загнул, где ты такие картинки видел?

— Видел, честное слово, видел.

— А как вы думаете, нас закрепили за работой на два года, а потом открепят?

— Радио ясно говорило, молодые люди были закреплены на два года, а теперь всех рабочих закрепили навсегда. А через два года и вас, как и всех закрепят.