Муртаза Мутаххари и Исламская революция в Иране - Исмагил Гибадуллин

После смерти X. Боруджерди аятолла Хомейни предпринял попытку выступить с проектом реформы всей организационной структуры шиитского духовенства и богословских семинарий. Эта реформа частично воспроизводила проект, выдвинутый Хомейни и М. Мутаххари десятью годами ранее, однако в этот раз она получила более последовательное изложение. В 1962 г. вышла книга «Роуханият ва марджа’ият»[118], которая стала результатом развернувшейся после смерти мар-джа’ ат-таклида дискуссии о положении и перспективах дальнейшего развития шиитского духовенства.

М. Мутаххари был автором нескольких статей, опубликованных в книге, в которых выступал с крайне критических позиций по отношению к состоянию духовенства. М. Мутаххари обращал внимание на охватившие духовенство внутренние проблемы, которые способствовали ослаблению его влияния на общество. Он резко критиковал финансовую организацию шиитского духовенства, сетовал на отсутствие универсального образования в семинарии, сосредоточенность на подражательном фикхе (фекх-е таглиди), в результате чего ее выпускники не могли выполнять своих научных, воспитательных и духовных обязанностей в обществе.

М. Мутаххари говорил о «сорняках», бесполезных и лишних людях в семинарии. Его тревожили леность и пассивность, несоответствие учебных программ требованиям времени, «молчание и необходимость держать язык за зубами, дабы сохранить свое положение» (намек на окружение X. Боруджерди), игнорирование недостатков, отсутствие изданий и литературы, позерство, бахвальство и пристрастие к громким именам и титулам, которые стали приметами атмосферы, царившей среди духовенства и в семинариях[119].

Смерть аятоллы X. Боруджерди стала рубежным событием. Хомейни и его сторонников больше не сдерживали никакие обстоятельства, ранее мешавшие им заниматься политической борьбой. К тому же шах Мохаммад Реза Пехтеви сам дал повод для массового недовольства в среде духовенства и верующих в целом. Он решил воспользоваться временным отсутствием формального авторитета среди верующих и приступил к реализации своего плана реформ.

6 октября 1962 г. правительство А. Алама одобрило законопроект о реформе провинциальных и муниципальных советов (Лайехе-йе анджоманха-йе эялати ва велаяти), согласно которому вносились серьезные изменения в порядок выборов в местные органы власти. Если раньше в них могли быть избраны только граждане мужского пола, исповедующие ислам, а присяга давалась на Коране, то в новом варианте быть избранными имели право представители других монотеистических религий, которые могли приносить присягу на своих священных писаниях, женщины также получили право выдвигать свои кандидатуры для участия в выборах. Ратификация этого законопроекта в обход парламента, который был распущен шахом, была грубейшим нарушением Конституции Ирана.

Это решение правительства вызвало крайне негативную реакцию среди самых видных представителей духовенства. Уже 8 октября 1962 г. Хомейни вместе с тремя другими выдающимися моджтахидами Кума (С.М.Р. Гольпайгани, М.К. Шариатмадари, М. Хаери Иазди) потребовал отмены этого закона. Таким образом, Хомейни вновь вернул практику непосредственного вмешательства моджтахидов в государственную жизнь. Он пока еще не занимал конфронтационной позиции и действовал в рамках конституции, в которой была закреплена контрольная функция шиитских моджтахидов, призванных осуществлять надзор за соответствием законодательства страны шариату[120].

Шах не ожидал такого мощного давления со стороны духовенства и был вынужден в конце ноября отменить этот закон. Однако он вовсе не собирался сдаваться и решил прибегнуть к народному волеизъявлению, которое должно было компенсировать отсутствие поддержки реформ со стороны духовенства и в каком-то смысле подорвать авторитет религиозных деятелей, выставив их в качестве реакционной и ретроградной силы, выступающей против прогресса страны и действующей вопреки интересам народа. 9 января 1963 г. он выступил с серией реформ, получивших название «Белой революции», и сообщил о проведении по этому поводу референдума, который также был признан моджтахидами незаконным и противоречащим шариату.

24 января 1963 г. шах бросил очередной вызов авторитету духовенства, явившись в Кум и публично назвав высшее звено духовенства «черной реакцией» (эртеджа’-э сиях), получающей поддержку извне[121].

Хомейни призвал верующих отказаться от празднования Навруза в связи с тем, что дни праздника совпали с годовщиной мученической смерти Имама ас-Садика. 22 марта 1963 г. траурные церемонии в Куме и Тебризе, проходившие под политическими лозунгами, были атакованы полицией, в результате чего большое количество людей было убито и ранено.

После этих событий Хомейни начал открытую политическую агитацию против шаха. В самый разгар Ашуры (первая декада месяца мухаррам), которая сопровождается ежедневными траурными шествиями и многолюдными собраниями в мечетях, Хомейни развернул антишахскую пропаганду. 5 июня 1963 г. он выступил с жесткой критикой внешней и внутренней политики шаха. Ночью того же дня он был арестован и помещен в военную тюрьму. Арест Хомейни вызвал многотысячные демонстрации протеста по всей стране, многие из которых были буквально потоплены в крови. Эти события вошли в иранскую историю как «революция 15 хордада», или «восстание 15 хордада».

В ночь с 5 на 6 июня М. Мутаххари был арестован вместе с 63 другими представителями духовенства. Известно, что глава САВАК генерал Пакраван обратился в военную прокуратуру с просьбой издать постановление об аресте М. Мутаххари[122]. Ему было выдвинуто обвинение в агитации против шахской власти. Следуя инструкциям Хомейни, в проповеди, посвященной Имаму Хусейну и трагическим событиям Ашуры, М. Мутаххари сравнил шаха с халифом из династии Омейядов Язидом, по приказу которого был убит Имам Хусейн, и соответственно назвал шахское правление «деспотичным»[123].

М. Мутаххари следующим образом описывал свой первый арест: «Ночью в среду 12 мухаррама или 15 хордада (5 июня 1963 г.) примерно в час ночи я был задержан полицией у себя дома и помещен в камеру предварительного заключения полицейского управления Тегерана. В это время были задержаны примерно еще 5-6 проповедников и улемов (из Тегерана – И.Г.), а потом постепенно к нам присоединилось еще больше людей»[124].

При аресте М. Мутаххари даже не позволили надеть уличную одежду. Жена успела дать ему с собой другую накидку (аба[125]) и тем самым спасла его от более сурового наказания, так как в карманах старой накидки лежали важные документы (возможно, заготовленный заранее текст обращения Хомейни к народу), которые могли быть использованы в полиции как доказательства против него.

М. Мутаххари провел в заключении 43 дня, на протяжении которых вел дневник, сохранившийся в виде нескольких записей. 30 июня М. Мутаххари написал: «Я прошу у Аллаха, чтобы с каждым днем мусульмане становились все более бдительны, лучше знакомы со своими высшими интересами, чтобы они были избавлены от зла колониализма и колониалистов»[126]

17 июля 1963 г. М. Мутаххари оставил следующую запись: «В этот день мы были освобождены из предварительного заключения в полицейском управлении Тегерана и 15 мордада (6 июля), который совпал с днем рождения Пророка (САВ), нас перевели в здание, находящееся на улице напротив Сада Амир аль-омара»[127].

Находясь в заключении, он написал стихи, в которых выразил свою тоску и негодование по поводу расставания с Хомейни:

Друзья не имели вести о том, где находится предметих любви,В ушах все слышен доносящийся издалека звук нашегоколокольчика,О утренний ветерок, на мгновенье донеси весть о насБожьему Духу (Рухолла),О том, что мысль о тебе – и днем, и ночью нашспутник в этой клетке,Несмотря на все усилия врага да не прервется вовекиСвязь между нами и тобой, пока мы еще дышим,О душа, ты не заслуживаешь жить в углу этой темницы,Достойнее было бы, если кровь пошла из обоих глазу каждого из нас,Врата наших взоров готовы к твоему пришествию,Окажи нам милость и искренне прими нашеприглашение,Весь иранский народ устремил взоры в твою сторону,В сторону пути свободы и справедливости,и не боимся мы никого[128].

Эти стихи были написаны М. Мутаххари в ответ на стихотворение одного из иранских общественных деятелей XX века, которое его товарищ по заключению

Бакаи написал на обложке одного из томов «Маснави-йе ма’нави» Джалал ад-Дина Руми, принадлежавшего М. Мутаххари. М. Мутаххари был большим любителем классической персидской поэзии, и его речи и лекции изобиловали поэтическими вставками из сочинений персидских поэтов (Дж. Руми, Хафиза, Саади и др.). Однако эти несколько строчек, написанные достаточно изысканным слогом и выдержанные в классическом стиле, так и остались почти единственным поэтическим опытом самого М. Мутаххари.