Палачка - Павел Когоут

В ту же секунду на его лысом черепе словно бы обозначились темные сальные волосы, провалившийся рот хищно оскалился, и за чувственными, как и раньше, губами мелькнул жадный язык, который так щедро раздавал когда-то любовь и смерть. — Вилик! — вскричал Влк, но бывший судья его уже не слышал.

— Quidquid agis, prudenter agas, — сказал Доктор, наливая ему „Блэк Лэйбл“ на звонко лопавшиеся кубики льда, — или „что бы ты ни делал, делай обдуманно“. Эти парни малость переборщили, и многие наши проблемы целиком на их совести. Кто их заставлял сыпать приговоры направо и налево? Для этого случая как раз подходит поговорка: „Лучше меньше, да лучше“.

Спортсмен Шимса прибежал со своей дачи трусцой — оттуда было не больше двадцати километров, и его пульс и дыхание уже пришли в норму.

— Когда я вспоминаю, — сказал он тихо, ибо в их обществе никогда не мог избавиться от робости, — что это был за гусь, мне становится грустно. Может, надо было и его заодно обработать? Какая польза от того, что среди нас бродит эта жалкая развалина? Захочет ли молодое поколение посвятить себя великому делу, если увидит, какова благодарность государства?

— Беззубый судья, — сказал Доктор, наливая грейпфрутовый сок на слабо потрескивавшие ледяные осколки, — лучше обезглавленного. Если он и ему подобные, невзирая на всеобщее недовольство, но в интересах государства были сохранены как доказательство того, что jus regit aut errant, то есть что закон должен торжествовать даже тогда, когда он, — продолжал Доктор, насыпая в ямку между большим и указательным пальцами правой руки щепотку соли и свежемолотого перца, — ошибается, то должна быть гарантия, что их не повесят на первом же фонаре. Я ни на что, — поспешил добавить Доктор, виновато взглянув на Влка, — не намекаю. Ведь, как выяснили ученые, наиболее характерной чертой нашего народа является сочетание зависти и сентиментальности. Значит, у них надо было отобрать все, что превышает жизненный уровень социально незащищенных слоев, будь то автомобиль неположенной марки или любовница несоответствующего возраста. Тогда исчезнет элемент зависти и, наоборот, усилится доброжелательность — у нас всегда сочувствуют падающим, — продолжал Доктор, выжав на перец и соль несколько капель лимонного сока, — с любой высоты. Косметическая хирургия обычно превращает уродов в красавцев, здесь же случай прямо противоположный. Держу пари, что лысину вашего друга каждую неделю подновляет парикмахер, а зубы ему вырвали специально. Своим красивым зубным протезом он похваляется лишь в ведомственном, — продолжал Доктор, наливая в один стакан белую текилью, а в другой красную сангритту, — санатории, где такие же пострадавшие, как и он, раз-другой в год под видом госпитализации могут вкусить роскоши, которой их лишили. Впрочем, разве сам факт, что дочка пошла по стопам папы, не служит ответом на ваш вопрос? Ваше здоровье! — добавил он, слизнул с руки смесь сока лимона, соли и перца, пригубил из обоих стаканов и стал смаковать на языке сложный мексиканский напиток. — Но ведь это значит, — несмело возразил Шимса, — что служебное рвение не приносит ничего, кроме бедности и дряхлости, а кое-кто даже вынужден их имитировать. Не станет ли дочь, наученная горьким опытом отца, ко всему равнодушной? Не здесь ли собака зарыта? Не потому ли нам все больше и больше не хватает хороших работников?

— Дочка, — ответил Доктор (настоящий гурман, он все еще смаковал вкус и аромат напитка), — пусть себе судит, как воспитательница в детском садике, ведь пока что из-за международной ситуации, с которой приходится считаться, от нее ничего другого и не требуется. А прикажи ей, тут-то она и начнет намыливать веревки одну за другой, да так, что папаша лопнет от гордости, если не от, — прибавил он, протягивая им по сигаре „Уинстон Черчилль“ (Влк, поблагодарив, взял, а Шимса, поблагодарив, отказался), — зависти.

Шимса вскочил, чтобы поднести зажигалку, купленную им специально для таких случаев, сначала ему, а потом Влку. Он осмелел.

— А если она не пожелает? Нынешние молодые просто помешались на всех этих общечеловеческих ценностях, и насилие теперь уже нельзя использовать даже во спасение! Как ее заставишь?

— Один русский, — сказал Доктор, — неплохой писатель и даже нобелевский лауреат, но столь воинствующий противник смертной казни, что я со злости даже забыл его фамилию, тем не менее произнес фразу, которая в наши дни должна стать основным правилом любой власти: „Прежде нас истязали раскаленным железом, сегодня, — цитировал Доктор, при этом словно выжигая слова в воздухе концом зажженной сигары, — холодной монетой“. Если поколение отцов выполняло роль железной метлы, кто по убеждению, а кто со страха — не будешь мести, тебя самого выметут, — то и поколение сыновей и дочерей, которое в силу ряда причин ни во что не верит и ничего не боится, тоже будет ее выполнять. Но уже за зарплату повыше и налоги пониже, за то, что квартира — побольше, а хлопот с устройством детей в институт — поменьше и так далее. Главное, что, несмотря на всю эту демократизацию и либерализацию, руководители государства предусмотрительно оставили за собой (до поры до времени и не привлекая к этому внимания взбудораженной общественности) надежный тыл, и этот тыл — не что иное, как, — усмехнулся Доктор, — виселица. Впрочем, не буду утомлять вас лекциями, тем более что после длительного перерыва в нашем распоряжении появились две уникальные ленты (значит, конвейер вновь работает!), которые вас, как специалистов, несомненно, — добавил Доктор, щелкнув пальцами — обычный знак киномеханику, чтобы тот начинал, — заинтересуют.

В темноте загудел моторчик, занавес отъехал в сторону, открывая экран, из проекционной кабины ударил луч света. Влк испытывал приятное возбуждение, к тому же виски уже начало действовать на нервные центры, и он почувствовал, как разочарованность последних месяцев уступает место неясным надеждам. В этом зале они просмотрели уже не один PF — сокращение, используемое многими европейцами в новогодних открытках вместо длинного „pour feliciter",[21] обозначало для них „the penologic films“ — фильмы о казнях. Имевший доступ к архивам Доктор демонстрировал своим друзьям все, что могло пригодиться им в практике или обогатить теоретические познания. Ленты были весьма неравноценными с точки зрения как операторской работы, так и самого предмета, которому они были посвящены. За камерой стояли в основном любители, к тому же производившие съемку тайно — из портфеля или через пуговичную петлю, так что кадры часто были слишком темными или слишком светлыми, нерезкими и, естественно, немыми. Старый китайский или японский фильм, где обнаженный по пояс человек с косичкой ловко рубит головы каким-то воинам или кули, которых ему, словно бревна, подкладывают на деревянные козлы, был снят вообще рапидом, и люди в кадре двигались с такой скоростью, что, желая поразвлечься, они прокручивали его несколько раз, как комедию.

Понятно, куда более грустно было видеть любителей и перед камерой. Разве можно забыть кадры из Конго, на которых какой-то растяпа отрезает головы своим землякам с недопустимой небрежностью, да еще вдобавок щербатой пилой, совершенно не заботясь о внешнем виде подручных палача; в тот момент Влк понял, что и в этой сфере развивающимся странам необходима помощь. Так что, несмотря на неодинаковый уровень лент, такие просмотры были чрезвычайно полезны. Они восхищались чистой, точной, пожалуй, даже слишком педантичной работой коллег-союзников в лентах с пометкой TS/NT (Top secret — Nuremberg trial[22]); им, например, понадобился изрядный глоток, чтобы запить „творчество“ анонимного халтурщика по ту сторону Пиренеев: с глупой улыбкой стоя за спиной своего клиента, вдобавок обнаженного, он, желая подольше покрасоваться перед камерой, закручивал винт гарроты по миллиметрам, отчего у клиента язык болтался уже на самом животе, словно галстук. Они были свидетелями вызвавшей весьма широкий резонанс электрокуции Эллис Феррис, которая продержалась до 25 000 вольт, после чего внезапно превратилась в негритянку, и знаменитую публичную странгуляцию немецкого приматора Праги Пфицнера, во время которой тысячи чехов сажали на плечи детей, чтобы те своими глазами могли видеть возрождение гуманизма. И сейчас Влк с Шимсой с интересом ждали, чем удивит их покровитель на этот раз.

На экране появилась заставка DIE DEUTSCHE WOCHENSCHAU.[23]

— Это, — сказал Доктор, и в его голосе слышалась гордость первооткрывателя, — немая копия, что неуменьшает ее огромной ценности. Вероятно, оригинал сопровождается комментарием имперского интенданта по делам кинематографии рейха Ганса Хинкеля, который распорядился о съемках этой ленты по приказу самого фюрера.

Титры сменились изображением столика, на котором стояли бутылка коньяка и несколько бокалов.