Под защитой высших сил - Евгения Горская

– Уходи отсюда, быстро. Уходи. Иди назад, мы только что проехали тропинку к станции. Садись на электричку. Все будет нормально. Иди, Ларочка, иди.

Потом она долго брела по дороге к железнодорожной платформе, смотрела в черный квадрат окна электрички, а уже дома все ходила по квартире как заведенная, пока наконец не услышала тихий скрежет открывающегося замка. Она вцепилась в Володю так же намертво, как незадолго до этого в руль, и долго не понимала, что ничего непоправимого не произошло.

Мужик, неожиданно выскочивший на дорогу, был мертвецки пьян, ехала она медленно, отделался алкаш только синяками. Даже гаишников вызывать не пришлось. Матерящийся мужик стал требовать от Володи на бутылку, потом, получив деньги, никак не хотел ехать в травмопункт, но Володя его отвез, несмотря на сопротивление. Никаких переломов, никакого сотрясения мозга.

Володя не знал этого, когда гнал ее на станцию. Он рисковал ради нее собственной свободой.

Ни один из ее предыдущих мужей никогда так не поступил бы. Никому бы не пришло в голову взять на себя ее вину. Наоборот, это ей пришлось бы любого из них успокаивать, хотя тюремный срок грозил ей.

Почему она считала, что Володя такой же никчемный, как ее прежние мужья? Потому что не стремился делать карьеру? Не ставил такие же высокие планки, как она?

Или потому что никогда с ней не спорил? Терпеливо сносил ее капризы и плохое настроение?

А Ракитин? Он заставил бы ее уйти с места происшествия, рискуя оказаться в тюрьме? Ей очень хотелось думать, что он поступил бы как Володя, но она понимала, что это… сомнительно. Вот ради той девицы, которой он смотрел вслед, возможно. А ради нее, Ларисы, вряд ли.

Ей так сильно захотелось увидеть Володю, что она застонала и съежилась, испугавшись собственного голоса.

Телефон зазвонил неожиданно. Лариса сняла трубку, не надеясь узнать что-то о муже, и только боялась, что звонит кто-то из родственников, и ей придется разговаривать, а говорить у нее не было сил.

Незнакомый усталый женский голос рассказывал ей, что вчера Владимир Дмитриевич попал в аварию, сейчас он в больнице, и Лариса тупо кивала и почти ни слова не понимала из того, что ей говорили. Хорошо, что рядом с телефоном лежала ручка и старая записная книжка, и Лариса машинально записала номер больницы, потому что, положив трубку, она этого номера не помнила. До сих пор она никогда не жаловалась на память.

Она хотела заставить себя позавтракать, но не смогла, наспех выпила растворимого кофе, который терпеть не могла, вызвала такси и нескончаемо долго ждала у подъезда быстро подъехавшую машину, зябко обнимая себя руками, и удивлялась, что еще вчера осень казалась ей удивительно теплой.

В больнице ей повезло, она сразу нашла нужного врача, догадалась сунуть пятитысячную купюру в карман халата и очень скоро входила в палату реанимации, куда входить было запрещено.

Лариса редко бывала в больницах, в прошлом году несколько раз навещала лежавшую на обследовании мать да еще однажды, совсем давно, подругу, которой вырезали аппендицит. Тогда больницы вызывали у нее тоскливое раздражение, ей хотелось побыстрее уйти, и она не знала, о чем говорить с лежавшими там людьми.

Сейчас палата реанимации вызвала у нее давно забытое чувство абсолютной беспомощности. Владимир спал, во всяком случае, глаза у него были закрыты, а на трубки, тянувшиеся к капельнице, она старалась не смотреть.

Ей очень хотелось узнать, куда и зачем поехал он в субботу вечером, даже больше того, как произошла автомобильная авария. Лариса наклонилась и тихо позвала мужа. Он не пошевелился. Что делать еще, она не знала, потопталась и вышла.

В пустом коридоре у окна одиноко стояла женщина в накинутом на плечи белом халате. Лариса огляделась, никого из медперсонала не увидела и нерешительно направилась к выходу из корпуса. Женщина в наброшенном халате окинула ее равнодушным взглядом, и Лариса едва не замедлила шаг: незнакомка была поразительно хороша. Темноволосая, с такой же короткой стрижкой, как у самой Ларисы, тонкий нос с горбинкой, красивые губы и раскосые, широко поставленные темные глаза, придававшие ей загадочный и благородный вид.

Уже дома, лежа на диване и разглядывая потолок, Лариса неожиданно подумала, что той женщине нечего было делать в коридоре напротив палаты реанимации. Если только… не ждать, когда очнется Ларисин муж.

Куда и зачем понесло его вечером в субботу?

Уж не к этой ли красотке?

Лариса метнулась к телефону, путаясь, начала нажимать на кнопки, выискивая в электронной памяти номер утреннего абонента, неизвестной женщины с усталым голосом, сообщившей страшную новость.

Номер оказался билайновским, и ответила женщина сразу же, как будто ждала Ларисиного звонка.

– Извините, – стараясь говорить вежливо и одновременно кипя от злости, начала Лариса.

– Меня зовут Полина Колыбанова, – устало представилась женщина и объяснила не успевшей задать ни одного вопроса Ларисе: – Я работаю с Владимиром Дмитриевичем.

Мог этот голос принадлежать красавице в накинутом на плечи белом халате?

Черт его знает, наверное, мог.

– Мы проводили эксперименты, и Владимир Дмитриевич хотел взглянуть на результаты, – объясняла сотрудница, отвечая на невысказанные Ларисины вопросы.

– В выходные проводили? – не сдержалась Лариса, не скрывая злости.

– Да, – тихо ответила Колыбанова. – Это химические опыты, и не всегда можно точно определить, когда результат будет достигнут. Вчера мне показалось, что получилось то, чего мы ждали. И я позвонила Владимиру Дмитриевичу.

Злость на незнакомку переполняла Ларису, но на этот раз она сдержалась.

– Как это… произошло?

– Я не видела. Нам в лабораторию позвонили из пункта охраны, но охранники тоже ничего толком не видели. Машина вашего мужа столкнулась с «Вольво». Обе машины были сильно покорежены. Обоих водителей увезли «Скорые». С вашим мужем поехала я.

– А пораньше вы не могли мне позвонить? – спросила Лариса. – Я всю ночь не спала.

– Не могла. Извините. Не знала вашего номера. Узнала и позвонила.

Эта Колыбанова говорила все так же тихо и устало, и Лариса отчетливо поняла, что авария с ее, Ларисиным, мужем, является для нее настоящим горем.

А с какой, собственно, стати?

Владимир ее муж, и никто не должен по нему страдать, кроме нее, Ларисы.

– Я узнала ваш телефон от Лукина, это заместитель Владимира Дмитриевича.

Про Лукина Лариса слышала, еще когда Владимир надоедал ей разговорами о своем дурацком заводе.

С кем же она сейчас разговаривает? Неужели все-таки с красоткой из больницы?

Лариса натянуто поблагодарила женщину, положила трубку и уставилась в стену, на которой висел скромный пейзажик: несколько деревьев на фоне вечереющего неба. Пейзаж Лариса купила несколько лет назад за сущие копейки у молодого парня, продающего свои картины у входа на ВДНХ. Впрочем, сейчас ВДНХ называется как-то по-другому, Лариса никак не могла запомнить новое название.

Она шла на выставку оборудования, где должна была делать доклад, времени у нее было навалом, потому что приезжала Лариса на любую встречу заблаговременно, а уж на собственный доклад тем более. На картины, выставленные плохо одетыми молодыми людьми, она внимания не обращала, пока не замерла около этого неприметного шедевра.

На доклад она явилась с картиной под мышкой.

Сейчас пейзаж висел криво. Нужно было поправить, но Лариса не стала.

Если женщина с усталым голосом, для которой Владимир является не просто сослуживцем, та самая красотка у окна, то ее, Ларисины, дела совсем плохи.

И не только потому, что она гораздо красивее Ларисы и заметно моложе, и даже не потому, что с ней он может разговаривать о работе, и ей эти разговоры будут интересны, и она никогда его не оборвет.

Было что-то такое в этой женщине, что вселяло уверенность: она никогда не станет ему изменять. Не только ему, любому.

Не станет лгать, строить козни.

Не станет выбивать себе должность всеми доступными и недоступными способами.

Лариса опять потянулась к телефону и вызвала такси.

Женщины в коридоре больницы не оказалось.

Лариса толкнула дверь палаты, подвинула себе стоящий у стены стул, села и стала вглядываться в безжизненное лицо мужа.

Ей больше всего на свете хотелось, чтобы он открыл глаза, прошептал ей, что она очень ему нужна. Больше любых красоток.

Потому что, кроме него, Лариса не нужна никому. Только родителям, но это не в счет.

Ракитину она точно не нужна.

Выходные у Дениса давно проходили по само собой сложившейся схеме: по субботам он или работал, или бездельничал, а по воскресеньям шел в прачечную и в ближайший супермаркет за продуктами на неделю.

Сегодняшнее воскресенье отличалось от прошлых только тем, что Ракитин не знал, чем себя занять. То есть в прачечную он наведался и за продуктами тоже, а вот дальше привычное течение дня было нарушено: не хотелось ему ни с книжкой валяться, ни фильмы смотреть. Ему хотелось позвонить Насте, но он не догадался спросить ее телефона.