Записки палеонтолога. По следам предков - Николай Верещагин

Позавтракав остатками разогретого ужина, мы навьючили лошадей и снова двинулись вниз.

Слева кипела стремнина Донисер-Дона, а вьючная тропа превратилась в проезжую дорогу, близ которой местами стояли узкие, тесанные из известняка плиты, разрисованные красной и синей краской — надгробья осетинских джигитов. Потом дорога отошла от обрыва куда-то вправо в соседнее ущелье, и на повороте показались заброшенные железобетонные казармы бельгийских горнопромышленников. Ниже казарм в защищенной от ветра котловине, на мыске меж двумя оврагами стоял целый городок каменных шалашей-ульев.

Это были гробницы средневековых дигорцев у рудника Фаснал. Хижины вечности, сложенные из валунов и квадратных кирпичей, раза в полтора превышали рост человека, напоминая поселок каких-то негритосов. Небольшой круглый ход, в который можно было просунуться разве лишь подростку, располагался на уровне глаз. Через него и через узкие бойницы в полутьме «ульев» виднелись смешанные в страшном беспорядке ветхие обрывки каких-то полувыцветших ярких материй, растерзанные бурые мощи скрюченных рук, вытянутых как в столбняке позвоночников и ног, разрозненные скелеты и навеки оскаленные черепа. Очевидно, грабители проникали внутрь через узкий «леток улья» и, срывая украшения, пуговицы, пряжки, кинжалы, не очень-то заботились о их бывших владельцах.

Миновав тощие ячменные поля, мы выбрались наконец к ущелью Уруха и районному центру Дигории — Мацуте. Жалкий поселок с двумя запущенными казармами расположился на уютном мысочке между Урухом и Донисер-Доном. Выше казарм здесь также уцелело несколько приземистых дигорских усыпальниц. На запад и на север по всем холмам виднелись развалины средневековых укреплений — замков, застав. Сколько карликовых битв, схваток из-за кровной и кровавой мести, из-за земельных участков и скота, ради пустого тщеславия мелких феодалов видели эти ущелья на протяжении веков!.. Наш багаж удалось пристроить довольно быстро в одной из пустых комнат райисполкома при любезном содействии секретаря. Теперь можно было свободно экскурсировать, вместе и порознь разыскивать дигорские святилища.

На следующий день вечером Семенов встретил меня, загадочно улыбаясь под влиянием свежих впечатлений от самостоятельно разысканного святилища селения Камбулта, будто бы наполненного зубровыми черепами.

К святилищу Камбулты мы карабкались от базы прямо вверх. Выжженный солнцем склон с россыпями андезита и базальта был чуть прикрыт редкими побегами овсяницы, маков и кустиками барбариса. Солнце пекло невыносимо, крупные сплющенные улитки — геликсы уже забрались на теневые участки валунов.

Святилище находилось в развалинах средневекового укрепления. Это была просто небольшая комната из камня, по одной из стенок которой было уложено десятка три черепов крупных быков, коров, овец и несколько черепов восточнокавказских козлов. Терять время здесь не стоило. Произведя запись и пощелкав фотоаппаратами, мы спустились обратно. Нас неудержимо манила знаменитая пещера Олисай-Дон, или Дигоризед.

Добраться до Заделеска по узкой тропинке, вниз по правому склону ущелья Уруха, не составило труда. Приземистые прочные домики, сложенные из камня, лепились по склону один над другим. Крыша каждого строения обычно служила двориком для более высоко расположенного соседа. К северу от Заделеска, всего в двух километрах, высилась отвесная стена слоистых юрских известняков Скалистого хребта. Она была распилена по вертикали метров на 800 рекой Урухом. Мы жадно обшаривали ее неровную розовато-палевую поверхность в бинокли. Вверху на наклонных, залитых солнцем площадках и обрывах лепились курчавые сосны. Белая боевая башенка как бы приклеилась на трети высоты обрыва в небольшой нише. Немного левее и выше ее темнел треугольник наших стремлений — пещера Дигоризед. Нам редко приходилось видеть что-либо живописнее этой стены. Вокруг нас уже толпились юноши, с любопытством рассматривая наши автоматические малокалиберки и оптику. Они услужливо объясняли, что право участвовать в пиршестве имеют лишь почетные старики. Замечательной особенностью пещеры, по их мнению, бывает особая бодрость, возникающая после обильных приемов под ее сводами ячменной самогонки. Ведь ни один старик на выходе ни разу не сорвался с крутого обрыва. Чувствовалось, что и сами они были бы не прочь получить право участия в пещерном пире (рис. 18).

Миновав небольшой травянистый амфитеатр с чуть заметным источником на дне, мы быстро поднялись по крутой тропинке, вьющейся меж известковых скал. Она привела к узкой площадке над обрывом и сложенной на извести стенке, закрывающей вход в пещеру. Серые от лишайников скалы были украшены кустами можжевельника, шиповника и барбариса. Со священным трепетом мы отворили бревенчатую калитку и проникли внутрь.

Перед нами открылась высокая пиршественная зала с бурыми от копоти стенами. Грубые, низкие скамьи и такие же узенькие столы, сделанные из сырых свежерасколотых сосновых бревен, занимали ее центральную часть. За скамьями виднелся большой очаг, сложенный из тесаного камня. У задней стенки лежали две большие глыбы известняка, оборвавшиеся когда-то с потолка. Меж ними была зажата куча черепов и рогов разных копытных. Там же на сучковатой жерди висела гигантская деревянная уполовня и пук деревянных резных фетишей, низанных на мочальную веревку. Под ними стояла жестяная копилка для приношений и огромные деревянные посудины для раскладки мяса, заполненные кубками — футлярами рогов зубров. За очагом справа виднелся сплошной серый завал черепов домашних быков, зубров, оленей, уходивший в глубину темного отрога пещеры (рис. 19). На столбе перед завалом висела старая жестяная иконка с выцветшим ликом не то Николая Угодника, не то Георгия Победоносца.

Рис. 18. В стене юрских сланцев темнел треугольник пещеры Дигоризед. Фото автора, 1947.

Лежащая на жердях и бревнах огромная куча побелевших от дождей и солнца оленьих рогов, вырубленных с куском лобной кости, нависала многопудовой тяжестью над пиршественной залой. Она являла собой как бы апофеоз оленьих охот в Дигории, так как эти великолепные звери были окончательно уничтожены здесь лет сорок тому назад (рис. 20).

В целом все это напоминало трапезную каких-то фантастических троглодитов и бесподобную смесь христианско-языческих культов.

Вспоминая описание Н. Я. Динника, мы убеждались, что за 60 лет здесь почти ничего не изменилось. В переднем ряду костного завала можно было насчитать те же 19—20 черепов зубров, а то и несколько больше. Здесь же виднелись три или четыре крупных уродливых черепа «верблюдов», о которых писал великий кавказский немврод и натуралист. Эти обломанные, а местами и обрубленные топором безрогие черепа очень смахивали, впрочем, на черепа крупных оленей или лосей.

Пока мы осматривались, горная ласточка хлопотливо влетела под свод, подкармливая запоздалых птенцов. Из-под груды черепов выбралась сизо-пепельная снеговая полевка и, блеснув на нас бусинками глаз, быстро быстро полезла куда-то вверх по вертикальной стенке. В течение ближайшего получаса были слышны лишь жужжание и щелчки компуровских затворов наших фотоаппаратов.

Рис. 19. Среди тысяч черепов быков и оленей встречались черепа зубров. Фото автора, 1947.

В конце концов мы понемногу освоились и, не теряя драгоценное время, принялись за разборку костного завала меж каменными глыбами. Были сняты сверху три черепа кабанов, череп буйвола. Далее пошли вываренные черепа баранов, быков. Изредка попадались черепа оленей, косуль. Обильно пересыпанные тяжелой известковой пылью, местами слегка жирные, они чередовались с изогнутыми прутиками — символически изображавшими ярмо, с обломками полуистлевших древков стрел. Иногда звенели и исчезали в пыли выпадавшие серебряные монеты, железные наконечники стрел. Большинство их имело либо широкую плоскую ромбовидную пластинку, либо копьевидный шестигранник. Семенов быстро и аккуратно записывал и отмечал под мою диктовку вид, возраст и пол забитых животных.

Наконец из-под скалы был вытащен последний рог оленя и между камнями забит шурф. Прокопать рыхлую известковую пыль удалось лишь на 60 см, дальше саперная лопатка натыкалась на сплошную каменную плиту. Оба мы были вконец измучены впечатлениями, разборкой черепов, раскопками и остальную часть дня использовали на обследование соседних с пещерой мелких гротов по террасам обрыва.

Рис. 20. На полатях лежала груда рогов оленей. Фото автора, 1947.

В сумерках, когда мы раздобыли в Заделеске великолепной картошки, у пещеры объявился мой бакинский приятель палеонтолог Н. О. Бурчак-Абрамович. Он был как всегда совершенно бесподобен. Из-под огромного козырька допотопной кепки хитровато и добродушно щурились маленькие глазки и топорщились короткие рыжеватые усы. За широкой сутулой спиной отвисал огромный драный рюкзак и притороченный к нему обрывками шпагата спальный мешок. Из-под спального мешка в свою очередь торчала ржавая штанга гигантского циркуля, выделывая при каждом повороте хозяина сложные пируэты, явно небезопасные для окружающих. Не найдя попутной машины из Чиколы, он прошел пешком километров двадцать, собирая по пути любезные сердцу папоротники и ящериц.