Десятая невеста - Анна Корвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Скажи это вслух! Скажи!
Вот ведь упорный. Ты хоть намекни, говорю, мил человек, чего сказать-то. Я повторю, мне нетрудно.
А он будто сам не свой, всем телом ко мне прильнул и бормочет на ухо:
- Все во мне привлекает тебя…
Ну не знаю, не так уж чтобы прям все.
- Я думал, смогу сопротивляться, но твой запах… Он сводит меня с ума…
Я отвернула голову к плечу и принюхалась. Вроде сильно воняет. Хотя постираться, конечно, надо бы, да.
- Я увидел это в твоих глазах сразу, как ты посмотрела на меня … Это судьба…
Чтоб тебя. Я тут едва дышу уже от твоих объятий. Билась, билась, да и закричу:
- Отпусти ж меня наконец, что ж ты за упырь-то такой!
Осклабился радостно, и тут-то меня осенило…
- Ой, – тихонько говорю я, сомлев. – Мамочки…
И перестала сопротивляться. Силы меня как-то сразу оставили. Тут бы мне его кубком по голове огреть или еще чем – а я как в тумане. Только смотрю ему в глаза и вижу, как его лицо ко мне приближается.
- Откинь голову.
Я послушалась и уставилась в потолок. Там паутина, грязища. Думаю, вот бы веничком да тряпочкой пройтись. И на шее своей чувствую его дыхание. Он меня покрепче прижал, и я опять ойкнула.
- Ничего, – шепчет. – Это будет недолго. Не больно. Я буду любить тебя вечно…
Я закрыла глаза. Моей кожи коснулись его клыки.
ГЛАВА 5
Жила у нас в селе бабка Крапивка. Славилась она много чем, но прежде всего тем, что во всем любила искать хорошие стороны. Разобьет горшок – к счастью. Захворает – скажет: «А когда б я еще полежала да отдохнула». С дедом поругается – радуется: мириться будет слаще. На торжище обманут – стало быть, вдвое прибудет откуда-то еще. И так во всем. Рассказывают, когда у бабки изба сгорела (я тогда не родилась еще), та плясала на пепелище, задирая тощие ноги и приговаривая: «А, туда ей и дорога, все равно мне изба эта никогда не нравилась».
Теперь, когда Роланд к шее моей склонился и кровь сосать приготовился, я вспомнила Крапивку, а заодно все, что говорили про упырей, и стала искать в своем положении хорошие стороны. Ну и что? Ну и стану упырицей, что такого. Подумаешь, на свету больше не покажись. Кому нужно оно, это солнце. Только обгоришь. Если уж так хочется, смотри на него из окошка и радуйся. Кожа будет белая, как у княжны. И не состарюсь никогда. На веки вечные останусь юная и распрекрасная. Питаться, опять же, нет надобности, это ж какое времени и деньгам сбережение. За сто, тысячу лет столько денег накоплю – у! Терем себе, как у князя, построю. Потом, упыри – они вон какие сильные. Сейчас-то я хлипкая девка, а буду как Роланд. Любой лиходей станет мне нипочем. Ухвачу его за места неназываемые покрепче, да зубками за шею – цоп, вмиг позабудет, как безобразничать.
Ребятам посулила я являться или нет? Посулила. Вот уж теперь беспременно стану являться. Приду в ночи, скажем, к Огурке. Или к Явору. Или вот ещё – к Некруте. Явлюсь в свете луны вся белая и красивая, буду охать, стонать и говорить: «Дай-ка я тебя поцелую». Напрудят под себя, к гадалке не ходи. То-то веселья будет.
- Фу, Роланд, фу! А ну-ка брысь! А ну брось! Что за человек такой, на три дня нельзя одного оставить.
Я так размечталась о том, как стану упырицей, что в первый миг даже расстроилась. Кто же это нам помешал?
Вспугнутый криками, Роланд наконец отлип от меня и теперь метался, сшибая подсвечники с опасностью вызвать пожар, а за ним бегала королева Барбара, колошматя его подушкой.
- Говорила, сиди смирно! Говорила, или нет? Что ты мне обещал? Что ты мне обещал? – приговаривала она, лупя упыря, а тот уворачивался от нее и скулил что-то беспомощное.
- Нет, ты подумай, - наконец остановилась Барбара, переводя дыхание и держа в руке подушку. Прическа растрепалась, пшеничные власы взлохматились, и Барбара сердито сдунула упавшую прядь. – Ведь обещал, подлец, что будет вести себя смирно. У!
Она замахнулась подушкой, и Роланд сжался, как нашкодивший кутенок.
- Мало тебе оленей да кабанов? Вон, – она взмахнула подушкой, – леса кругом. Иди, охоться! Нет, он будет девиц заманивать и соблазнять. А у него, между прочим, – обратилась она ко мне, – жена есть.
Вот охальник!
- Малинка! – обрадовалась Барбара, узнав меня, и кинулась обниматься.
Я все ещё дрожала от пережитого, но быстро оправилась. Ох, как же рада была я ее видеть.
- Ваше величество! Ты как здесь?
- Так это мой брат, – кивнула она на Роланда и погрозила ему кулаком. – Супруга его на некоторое время уехала с детками, родню навестить. Обещал, что будет вести себя прилично. И ты погляди на него. Стоило появиться смазливой мордашке… Про вечную любовь плел?
Я кивнула.
- Про пьесу свою рассказывал? И какой он одинокий, и все такое?
Я подтвердила.
- Кобель, - вздохнула Барбара, и я едва удержалась, чтоб не хихикнуть, когда она произнесла это своим нежным серебристым голосочком. Еще было удивительнее, что грозный упырь робел перед ней, как дитя пред суровой матерью. - И ведь муж неплохой, и супругу свою любит, и отрекся от своей страсти пагубной, но стоит оставить одного…
Она безнадежно махнула рукой и тут же грозно прикрикнула, обращаясь к Роланду:
- Все расскажу Элинорке!
- Это жена его? - спросила я.
Барбара кивнула.
- Дядя ее заболел, поехала навестить его с ребятами. Я обещала за Роландом присмотреть, но в Медилане распродажа началась, я решила: отъеду буквально на денечек. Что может случиться? Обещал хорошо себя вести.
Королева строго воззрилась на брата, а тот сделал вид, будто происходящее не имеет к нему отношения. Барбара еще раз вдохнула, положила подушку на кресло и принялась
