Звезды на рейде - Игорь Петрович Пуппо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…А тем временем продолжается встреча, и бывший детдомовский, а ныне зал школы-интерната заполнился до отказа, но гости все прибывают. Я не стану излагать даже вкратце все взволнованные, трогательные слова, произносившиеся в адрес юбиляра. Только что посланцы Алма-Аты облачили Минаевича в роскошный казахский халат. Киевляне вручают ему медаль на муаровой ленте, отлитую в единственном экземпляре — специально к юбилею. Немало наград у юбиляра, но эта медаль, вероятно, одна из самых дорогих. А вот еще подарок: бандероль, а в ней — ноты:
«От бывшего проказника и непослушника. «Воспоминания о детском доме». Вокализ. Автор — Валентин Пушкарев».
Григорий Минаевич вспоминает:
— Вскоре после войны инспектировал Днепродзержинский детдом. Гляжу — на лавочке паренек чумазый, на губной гармошке играет, да так виртуозно! Говорю директорше: отдайте парнишку. Она аж засияла от восторга: «Да я пятерых ваших возьму — только избавьте меня от этого Тома Сойера». Крепко пришлось повозиться с Валентином. Теперь это известный дирижер, музыкант, композитор…
А вот на трибуну поднимается плечистый улыбчивый человек — Олег Ольховский, директор Синельниковского комбината коммунальных предприятий. Задумчиво глядя в переполненный зал, вспоминает:
— Трижды бежал я из детдома. Сейчас оглядываюсь на свое детство и удивляюсь: как вам удалось из меня человека сделать? Вот вам три ветки сирени — за каждый мой побег по ветке!..
Сирень в январе! Она благоухала на весь зал…
«В трудные послевоенные годы, — вспоминает бывшая детдомовка Людмила Слободская, — директор умудрялся даже одевать нас нестандартно, не хуже сверстников, у которых были родители. Душевно богатыми были наши праздники, отличались веселым убранством. А на демонстрациях колонна детдома традиционно выглядела одной из лучших в городе! Все это вместе помогало нам освобождаться от затаенного чувства одиночества».
«Матросы часто удивляются тому, что я все умею. Это потому, что в детском доме меня научили всему, что необходимо в жизни. В слесарной мастерской я научился рубить металл, не глядя на головку зубила. Я умею сапожничать, фотографировать и рисовать. В духовом оркестре научили любить музыку, в биологическом кружке — наблюдать в природе то, чего я раньше не замечал»…
Это из воспоминаний капитана II ранга Юрия Андреевича Войтовича, чей портрет на фотомонтаже помещен в центре стенда. Вот что писала о нем недавно флотская газета: «Нельзя говорить без восхищения об акварельных этюдах, принадлежащих кисти офицера Юрия Андреевича Войтовича. В ярких лаконичных работах художнику удалось показать природу разных уголков нашей Родины, где ему посчастливилось побывать»…
Вы обратили внимание: этого питомца детдома мы назвали по имени-отчеству. Замечательный, мужественный человек — Юрий Андреевич так мечтал прибыть на традиционную встречу! Но, к сожалению, его уже нет в живых. Нет, не в море погиб он, не в бою. Защищая родную землю и все живущее на ней, он был убит предательским выстрелом браконьера… В суровом молчанье на мгновение замирает зал. Продолжается жизнь, продолжается бой: битва добра со злом…
Вспоминает Григорий Минаевич:
— Однажды в конце сороковых годов меня вызвал первый секретарь обкома партии. Он сказал:
— Ко мне приходила делегация ваших питомцев, приглашала на праздник. К сожалению, я не мог приехать — времени нет абсолютно. Ребята рассказали мне о своей жизни, о том, как много доброго и хорошего делается у вас в коллективе. Великое вам спасибо за отеческую заботу о детях. Главное, они хорошо понимают послевоенные трудности страны, в разговоре с ними я не услышал нытья и жалоб. Тут нам удалось выявить кое-какие резервы. Бюро обкома партии приняло специальное постановление об улучшении снабжения детских домов…
«В ответ на проявленную обкомом заботу ребята пообещали еще лучше учиться и работать. Мы почувствовали значительную прибавку к нашему рациону, в ребячьих гардеробах появилось больше одежды, а в комнатах обновилось кое-что из мебели. Мы еще раз почувствовали, что дети в нашей стране являются привилегированным сословием», — вспоминает в недавнем прошлом майор-инженер, а ныне сотрудник одного из киевских научно-исследовательских институтов Владимир Монский.
«Он был очень строг, но справедлив, наш директор, — рассказывал мне сидящий рядом мой университетский товарищ Василий Потапов — тоже детдомовец. — Именно благодаря ему и я, и доцент горного института Михаил Корнеевич Михеда, и многие другие наши однокашники стали педагогами: было с кого брать пример!..»
…А потом бывшие питомцы пели свои, детдомовские песни и смотрели фильмы о себе, фильмы любительские и профессиональные — десяти-, двадцати-, двадцатипятилетней давности. И вскрикивали радостно, узнавая себя и товарищей, и педагогов. И смеялись, и всхлипывали от волнения, возвращаясь в свое дружное детдомовское детство.
Они смотрели фильмы, а на них с материнской любовью смотрела исполинская наша страна, наша Родина, которая с первых своих революционных декретов заявила: в Советской республике нет и не будет сирот. Никогда!
ТРИ СТРАНИЦЫ БОЛЬШОЙ ЖИЗНИ
(Из рассказов старого чекиста)
Когда выдается свободная минута, мы прогуливаем с ним в парке наших малышей. Я — сына, он — внучку, Иришку-комаришку. В эти минуты вы мне можете позавидовать, потому что я слышу такие истории, которые не во всяком детективе прочтешь…
— Ушастый! — кричу я сынишке, которого поминутно надо одергивать. — Не лезь на клумбу, не топчи цветы!
Собеседник мой улыбается:
— Обижаешь деда! Это ведь и в мой огород камешек. Бог и меня ушами не обидел!
В сущности, какой он дед? Ни усов, ни бороды, ни лысины. Разве что фамилия стариковская — Дидусь.
Очень худой жилистый пожилой человек с пронзительными, цепкими, добрыми глазами. Такой взгляд бывает у людей, много повидавших на своем веку, переделавших уйму тяжелой работы. Непосильно тяжелой работы, которая, кажется, и через много лет давит на плечи.
— Василий Иванович, — говорю я, — вот вы книги пишете, тысячи земляков знают вас, в основном, как литератора, как лектора-атеиста, а о вас самих, между прочим, можно запросто роман написать. Только я бы вместо слов «глава первая», «глава вторая», писал бы — «пуля первая», «пуля вторая» или что-то в этом роде. И роман этот назывался бы примерно так: «А до смерти четыре шага».
Мой собеседник перестает улыбаться:
— Меня-то пули миновали. Заговоренный вроде бы, заколдованный. Друзей похоронил много — о них писать надо. Какие парни были!..
Василию Ивановичу Дидусю тогда исполнилось 70 лет.
Совсем мальчишкой батрачил у кулака. В 1921 году вся семья Дидусей вступила в сельскохозяйственную коммуну «Интернационал», организованную для бедняков в Николаевской области. Здесь Вася работал наравне со взрослыми, потому как впервые на себя трудились! Был пастухом, разнорабочим. После смерти Ильича по Ленинскому набору вступил в комсомол.
