Индия. 33 незабываемые встречи - Ростислав Рыбаков

Если поверх всего этого вы представите еще и обычную для Индии жару под/за 40 в тени, а также цепкие руки сидящих рядком нищих и прокаженных, то первое впечатление о Бенаресе у вас уже есть.

Всё это, конечно, можно найти в любом индийском городе, но такой концентрации нет нигде. Бенарес, повторюсь, это живой индуизм и, хотя в нем есть и мусульмане, ни на минуту вам не дадут забыть, что вы находитесь в самом святом для индусов месте.

Сравнивать Бенарес с другими мегаполисами Индии бесполезно. Дели последних столетий это столица, созданная моголами, а затем перестроенная англичанами, Бомбей обязан своим рождением португальцам, Калькутта – британцам Но Бенарес уходит на тысячелетия вглубь истории как индусский город.

Начитанные сравнивают его по древности с Дамаском, Пекином, Афинами. Ни один из этих городов не сохранил, однако, прямой и всеобъемлющей связи со своим прошлым. Это города сегодняшнего дня с вкраплениями памятников своей великой истории. Как в современнейшем музее, использующем новейшие достижения техники, мы смотрим на подлинные черепки седой старины, точно так мы вглядываемся в подсвеченный Акрополь на фоне синего неба из вполне современного мира Афин.

В Бенаресе мы живем в прошлом – вернее, те, кто живет там, живут в прошлом. И современность представлена там мелочами, мобильными телефонами, например. Город слагается не из отдельных экспонатов, а представляет сохранившийся мир, открывающийся всем в своей целостности, но ничего при этом не делающий, чтобы стать понятнее для чужестранца.

Другие, еще более начитанные пытаются сравнивать его по святости с Иерусалимом, Меккой, но и это сравнение не срабатывает. Иерусалим – сказочный город, но он распадается на три конфессиональных зоны и совсем не сказочные автоматчики проверяют документы и сумочки при переходе от Стены Плача к мусульманским святыням, прижавшимся к её оборотной стороне. Мекка – город хаджа и сцентрирован на Каабу.

Бенарес же весь практически состоит из святынь, на каждом шагу, в каждом переулке, за спиной каждого базарного торговца, над каждым пешеходом нависают они, оставаясь полной энигмой для иностранных туристов – многорукие, благообразные, оскаленные, в зверинском облике или получеловеческом, бесчисленные боги, богини, божки, демоны, символы пристойные и непристойные, прекрасные и безобразные. Такими их увидели и добросовестно описали многочисленные европейцы, начиная с 1500 года, увидели, запомнили, но не поняли.

К тому же Бенарес город не сезонных, а круглогодичных паломничеств, миллионы людей со всей Индии бредут сюда по тысячи лет назад проложенным маршрутам и, подчиняясь установленным обычаям, колесят от храма к храму, всё ближе подходя к Гангу. И что характерно – для них, часто неграмотных, нет никаких загадок во всем многообразии уставившихся на них ликов.

Ясно, что иностранцы и индусы смотрят на один и тот же Бенарес, но видят при этом два совершенно разных города. Причем и те, и другие видят абсолютно то же, что их далекие предки (достаточно взглянуть на старинные европейские гравюры – они как будто сделаны сегодня, это пейзажи и ландшафты сегодняшнего дня).

Легко ли благополучному и практичному клерку из заштатного европейского провинциального города, легко ли бизнесмену из процветающей американской корпорации, легко ли скучным нашим браткам – не просто увидеть, а понять и принять происходящее у них на глазах трагическое действо длиною в несколько тысяч лет, когда со всей Индии седые уже сыновья волокут своих престарелых умирающих родителей сюда, в Бенарес на берег Ганга? Миллионы умирают здесь и сгорают на погребальных кострах, миллиарды (если считать исторически) мечтали и мечтают об этом счастье.

Не случайно сказалось слово счастье. Было бы непростительной ошибкой думать о Бенаресе как об огромном крематории. Это «город света» (Каши) и жизни, энергичный, пульсирующий, затихающий только ночью – но смерть ведь тоже часть жизни?

Утро здесь начинается рано – всё подчинено восходу солнца. В предутренней дымке на белых ступенях, спускающихся в воду (гхатах), собираются сотни людей. Самые нетерпеливые на лодках выезжают на середину величественной реки – им, наверное, кажется, что там они будут ближе к Солнцу и раньше увидят его. Явление светила над гладью Ганга и пустым противоположным берегом каждый раз поражает торжественностью непредсказуемости – как будто нам даровано это великолепное зрелище как божественная благодать!

Целый день на гхатах кипит жизнь. Как уже сотни раз описано, кто-то ныряет с головой, кто-то брызгает водой на обнаженные чресла, кто-то чистит зубы или моет ноги, другие стоят и неотрывно смотрят, не моргая, на солнце, некоторые сидят в глубокой медитации.

А с недалеких костров кремации тянет все тем же сладковатым дымком…

Всё это напоминает огромную книгу о жизни и смерти, написанную на неизвестном языке, но напечатанную кириллицей – прочесть можно, но можно ли понять?

Не хочется говорить еще об одной черте развертывающегося на гхатах процесса – деятельности местных жрецов, специализирующихся на недоверчивых, но простодушных паломниках – жульё оно и в святом городе жульё.

Но совершенно немыслимо уехать из Бенареса без того, чтобы, наняв лодку, не выплыть на середину Ганга и не проплыть медленно и спокойно вдоль многокилометровой панорамы великого города.

Сказать, что панорама эта особенно красива, будет, пожалуй, преувеличением. Незабываема – бесспорно.

С середины реки здания кажутся маленькими, они и вправду невысокие, а гхаты крошечными; муравьиное царство молящихся и пьющих мутную святую воду видится неразличимой биомассой. Зато замечаешь безумное количество храмовых шпилей, взлетающих как ракеты над линией выходящих к реке домов, дома идут «сплошняком», редко-редко есть между ними узенький просвет и в нем угадывается знакомое мельтешение параллельной Гангу улицы. Ни парков, ни набережной – дома и гхаты. Гхаты есть огромные и знаменитые, а есть храмовые ведущие вверх в какой-либо ашрам. И снова мурашками проходит мысль, что эта панорама была точно такой же всегда, когда весь мир был совсем другим, и пребудет такой же после всех пертурбаций нынешнего века, а может и начавшегося тысячелетия.

Лишь иногда стена домов слегка расступается и белый дым погребальных костров отмечает те места, где спускают прах дождавшихся смерти в серые бесстрастные воды Ганга. «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?!»

На реке ни пароходов, ни танкеров – просто река, просто Ганг; по утрам полупустая гладь реки и длинная панорама домов, храмов и белых гхатов – то, что первым делом видит встающее солнце. В Бенаресе даже не-индусу легко стать солнцепоклонником.

Помимо бесконечной барахолки на каждом шагу есть лавчонки, торгующие религиозными сувенирами – такими же как везде, но тысячекратно больше. Шивы, танцующие и нет; лингамы и йони (изображения мужских и женских гениталий); Ганеши во всех видах, – взрослые и дети, и во всех материалах, деревянные, терракотовые, стеклянные, железные, полуабстрактные; свастики и Омы, Хануманы и тончайшие Сарасвати из слоновой кости; бусы и четки, браслеты и кольца; и в невероятном количестве и разнообразии агарбати и подставки для них. А рядом глянцевые портреты коровоглазых женщин и смазливых толстячков, актеров из Болливуда – «красивые морды, от которых тошнит на экране», как пел когда-то Александр Вертинский. Но и это забавное соседство не отменяет справедливости приведенных в начале наблюдений Марка Твена.

Но есть в Бенаресе и островки изысканного шопинга. Это магазины и мастерские, торгующие знаменитыми бенаресскими сари. Дух захватывает, когда скучавшие до вашего появления приказчики начинают настойчиво извлекать свои сокровища. Они разворачивают новые и новые куски баснословной красоты, они посылают куда-то местного Ваньку Жукова за масала-чаем для вас и не отпускают вас даже через час и, что интересно, получают сами при этом такое удовольствие, что не расстраиваются, если вы уходите ничего не купив. Дело здесь, кстати, не в дороговизне, очень неплохие сари вполне доступны по цене, просто представьте вашу подругу в роскошном бенаресском сари в московском метро или даже на корпоративной вечеринке.

Иногда они могут показать как делают эти сари в их мастерских. Зрелище это грустное, агрегаты какие-то допетровские и управляются с ними маленькие детишки – вот почему, как правило, сари доступны по цене.

Но вот что интересно – я езжу в Индию 50 лет, я проехал её всю, я был в ней 33 раза, иногда подолгу, но нигде и никогда, ни на улице, ни в гостях, ни на Севере, ни на Юге я не видел двух одинаковых сари.

Таков, как выяснилось, индийский маркетинг.

Говоря о Бенаресе, нельзя забывать еще об одной его стороне, впрочем, тесно связанной с его статусом религиозной святыни. Испокон веков Бенарес является городом знаний, изначально теологических, а ныне уже и академических.